Гэвин знал, что от упомянутой растительности не осталось и следа. В районе Кутчи была выстроена огромная американская военная база, а в январе состоялась крупномасштабная военная операция, в ходе которой американцы высадили в Кутчи сотни десантников с заданием очистить территорию от вьетконговцев и обезопасить ее. На тот случай, если в районе еще остались партизаны, после окончания операции бомбардировщики «Б-52» сбросили на Кутчи сотни тонн взрывчатых веществ.

– Существовали ли эти туннели в январе, когда район подвергался бомбардировкам? – спросил Гэвин. Любопытство репортера наконец пересилило боязнь замкнутого пространства.

И вновь ему почудился призрак улыбки на губах Диня.

– Туннели были прорыты во время войны с французами. Каждое селение, каждая деревня имели собственные системы подземных ходов, которые использовались партизанами в качестве укрытия и плацдарма для нанесения неожиданных ударов по французской армии. Впоследствии туннели были отремонтированы и протянуты еще дальше. Они охватывают территорию от камбоджийской границы до предместий Сайгона.

Окажись под рукой кресло, Гэвин с удовольствием упал бы в него. За все время, пока он изучал Вьетнам, готовясь отправиться в эту страну, ему ни разу не доводилось слышать о том, что противник использует старые туннели. Ни Поль, ни Джимми, ни Лестор не упоминали о подземных коммуникациях, а значит, им ничего не было о них известно. Гэвин был готов завопить от восторга. Как только Поль прочтет его репортаж из Кутчи, ему и в голову не придет требовать объяснений по поводу самовольной отлучки своего сотрудника. Ни о каком наказании не будет и речи. Этот репортаж принесет пресс-бюро славу, сравнимую разве что с получением Пулитцеровской премии!

– Я помогу вам составить представление об истинных масштабах системы туннелей, а потом объясню, зачем пригласил вас в Кутчи и чего от вас ждет Северный Вьетнам, – сказал Динь и вышел из пещеры, поманив Гэвина.

Гэвин глубоко вздохнул и вышел следом. Он уже несколько освоился под землей, и интерес к происходящему пересиливал его страхи.

Метров двадцать они ползли на животе, словно огромные подземные кроты, после чего вскарабкались повыше и оказались в другой пещере, которая служила одновременно жилым помещением, складом боеприпасов и пунктом оказания первой помощи. Здесь была даже кухня.

– Куда девается дым? – недоуменно спросил Гэвин.

– Он проходит по нескольким каналам и, рассеявшись, в конце концов поднимается на поверхность через проложенные в земле трубы на значительном расстоянии от входов в туннели... Впрочем, чаще всего нам приходится есть холодную пищу, – добавил Динь с ноткой сожаления в голосе.

Гэвин и Динь продолжали утомительное путешествие. По пути им попадались вентиляционные трубы и колодцы, у некоторых входов были ложные ответвления, тупики и ловушки для американских солдат, оказавшихся достаточно смышлеными, чтобы отыскать вход и избежать ложных путей.

Динь вполз в одну из полостей, прорытых в стене туннеля и дававших возможность разминуться людям, движущимся в противоположных направлениях.

– Дальше мы не пойдем, – сообщил он, зажигая маленькую свечку. – Этот коридор ведет к входу с ловушкой. Видите?

В мерцающем свете свечи Гэвин увидел трех огромных крыс, которые сидели перед ним в метре-полутора, скаля зубы.

– Святой Боже!

Гэвин тут же позабыл о своем намерении произвести на Диня благоприятное впечатление и завоевать его уважение. Охваченный ужасом, он отпрянул назад. Он не мог развернуться в узком туннеле, не мог быстро двигаться. Пытаясь оказаться как можно дальше от кошмарных тварей, он издал звериный вопль.

– Они вас не тронут, товарищ, – сказал Динь, усмехаясь. – Они привязаны за шеи.

Гэвин не слушал. Он отползал все дальше, оттесняя вьетнамца, сопровождавшего их в походе. И только добравшись до одной из просторных пещер со стенами, обитыми рваным американским парашютным шелком, Гэвин остановился, обливаясь потом и дрожа.

– Вы не зря старались держаться подальше от наших грозных друзей, – сказал присоединившийся к ним Динь. – Крысы заражены бубонной чумой. Если кто-нибудь набредет на вход, люк опустится, отгораживая этот участок туннеля. Веревки, которыми привязаны крысы, будут отрезаны, и животные окажутся на свободе. После такой встречи вряд ли кому-нибудь захочется подвергать себя дальнейшему риску.

Гэвин хотел заявить, что уж он-то точно больше не хочет рисковать, но язык до сих пор отказывался повиноваться ему. Видя испуг гостя, Динь пришел ему на помощь.

– Сейчас мы пообедаем, – сказал он, – а потом я объясню, чего мы от вас хотим.

Кроме них, за обедом присутствовали еще четверо: двое мужчин, которые привели Гэвина в подземелье, и два немолодых, но весьма внушительных на вид офицера северовьетнамской армии, которые были вместе с Динем, когда Гэвин оказался в его пещере. Замечаний по поводу пищи не последовало, и Гэвин сделал вывод, что это их привычный рацион – холодный рис с тонкими полосками куриного мяса и вода в жестяных кружках.

Еще ни разу в жизни Гэвина не мучила такая жажда, и первым его побуждением было разом осушить кружку до дна. Потом ему пришло в голову, что эта вода никак не могла быть кипяченой, и он лишь скрестил на счастье пальцы. Он не может обходиться без воды, и ему остается лишь надеяться на лучшее.

Когда с обедом было покончено, Динь устроился в грубо обтесанном деревянном кресле.

– Полагаю, вам доводилось слышать о журналисте по имени Уилфред Бэрчетт?

Гэвин кивнул. За Бэрчеттом закрепилась всемирная слава репортера, который в дни сражения при Дьенбьенфу брал интервью у самого Хо Ши Мина и стал его другом. Он был австралиец по национальности, немолодой уже человек, и из-за его непримиримых политических пристрастий коллеги-репортеры считали Бэрчетта едва ли не диссидентом.

– Среди иностранных журналистов найдется не много людей, которые могли бы сравниться с Бэрчеттом, – продолжал Динь. – Я имею в виду репортеров, которые рассказывают западному миру правду о том, что происходит в нашей стране.

Он сделал паузу, и по спине Гэвина пробежал холодок. Уж не предлагает ли ему Динь занять место Бэрчетта при Хо Ши Мине? И если так, может ли он принять подобное предложение? В конце концов, он не свободный репортер, а сотрудник пресс-агентства. Все, что он напишет, подвергнется критическому рассмотрению Поля Дюлле, но, даже если Поль что-то пропустит, информация вновь будет редактироваться в парижском бюро. Когда сведения окажутся в распоряжении газеты, для которой предназначались, ими опять займется какой-нибудь помощник редактора, который придумает заголовок и* урежет статью до требуемых размеров.

Описывать действия Вьетконга и надеяться, что репортаж будет опубликован в виде, приемлемом для Северного Вьетнама, мог только «вольный художник» с признанной репутацией.

– Правительство Ханоя предложило нам оставить вас у себя в качестве гостя, – сказал Динь, подтверждая его догадки. – Как и мистер Бэрчетт, вы будете вести летопись нашей борьбы за свободу и рассказывать миру о преступлениях американских империалистов.

Кровь быстрее побежала по жилам Гэвина. Если он правильно понял Диня, ему давали шанс принять участие в боевых операциях Вьетконга. За такую возможность многие журналисты были готовы продать душу. Если пресс-бюро отвергнет его материал под предлогом отсутствия подтверждений из других источников, он сможет бросить работу в агентстве и попытать счастья в роли внештатного корреспондента.

– Ваше предложение – большая честь для меня, – сказал он, гадая, долго ли пробудет в качестве «гостя» и будет ли ему позволено общаться с Полем, если он примет это предложение.

– Очень хорошо, товарищ, – невозмутимо произнес Динь. – Народ Вьетнама с нетерпением ждет исторического момента, когда восстанет вся нация. Революционные силы Вьетнама уже очень скоро покажут миру, на что они способны, и на вашу долю выпадет огромная честь быть свидетелем их победы.