Хилый Босс помолчал, обвел подчиненных взглядом: дошло ли до них. Народ понуро безмолвствовал.
– У меня – все. Идите и занимайтесь своими делами. Об организации похорон договоримся в рабочем порядке.
Дубов устало откинулся в кресле.
Народ стал вставать с мест. Все молчали. Лица у сотрудников были скорбные, подавленные. В дверях, ведущих из дубовского кабинета, образовалась пробка.
– Хотел бы я знать, – вполголоса сказал один дизайнер, кажется, Тряпкин, другому, Трубкину, – что он делал в пять утра на Ново-Рязанском шоссе…
– По бабам ездил, – буркнул Трубкин и выразительно (как показалось Жене) посмотрел на нее: она шла к двери рядом.
Внутри у нее опять похолодело.
Остаток рабочего дня прошел для Жени словно в полусне.
Позвонили из медицинского центра, спросили Бритвина – она ответила: «Он не может подойти». Осведомились, почему – она сдавленно сказала: «Он умер», – бросила трубку и опять разрыдалась.
Опять убежала в туалет.
Юлечка соболезнующе смотрела на нее. Потом подошла к ее столу, шепнула: «Может, тебе лучше отпроситься?» Женя упрямо покачала головой: «Не хочу…»
«Нет, я с ума сойду дома, в четырех стенах, – подумала она. – Лучше уж здесь, в коллективе. Со своими… На миру, говорят, и смерть красна…»
Она отменяла встречи, назначенные на сегодня и на завтра Бритвиным, – и загоняла, загоняла вглубь свои страхи: «Что мне говорить следователю про бритвинскую машину? А ведь это выяснится… Про ключи от нее – в моей сумочке? А весь этот его ночной бред?.. Про наркотики?.. Неужели Бритвин – прав?.. И потому – его убили?..»
Сотрудники «Глобуса» сперва все ходили как пришибленные, а ближе к пятичасовому чаю – повеселели: казалось, неприятные вести забыли. Дизайнер Тряпкин вдруг затянул приятным баритоном: «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла, гоп-стоп, ты много на себя взяла…» Трубкин посмотрел на соратника влюбленными глазами и фальшиво подхватил: «Отказываться поздно, посмотри на звезды, ведь ты видишь, сука, их в последний раз…»
Девушки-менеджерши жужжали по телефонам, стремясь первыми донести трагическую сенсацию до подружек в других фирмах.
Женя сидела, не работала – странно было сегодня заниматься чем-то дельным. Заставляла себя читать сценарий «Картечи» – и мало что понимала. Сейчас как никогда ей нужно было чье-то плечо. Чья-то помощь.
Лучше всего, конечно, – Миши Боброва. Миша был похож на человека, на которого можно положиться. Ей сейчас требовалось его участие. Именно сейчас! И еще ей казалось, что Миша – единственный человек, кому она может рассказать обо всем. О визите Бритвина… О том, как она его выгнала… Однако Миша наверняка спросит: «А зачем он к тебе приезжал – среди ночи?» На этот вопрос отвечать не хотелось. А что она скажет – о чем они говорили? Сообщит, что «Глобус», по версии Бритвина, служит наркомафии? Нет! Вот об этом она, пожалуй, не станет говорить никому.
Но Жене требовалось присутствие Миши рядом… Его участие. Она не могла представить: что она будет делать одна, вечером, в своей квартире… Там, где в раковине еще не вымыт бокал, из которого ночью пил водку Бритвин.
Она раза три набирала номер Боброва – но телефон у Миши, как назло, не отвечал. Тогда, уже перед самым концом рабочего дня, Женя отправила сообщение ему на пейджер: «Позвони. Срочно надо увидеться». К черту гордость – ей действительно нужна его помощь!
Но на службу Бобров ей так и не позвонил. И то-гда ровно в шесть, согласно трудовому законодательству, она выключила компьютер, надела дубленку и поехала домой.
Звонок в дверь ее квартиры раздался ровно в половине девятого.
Женя только успела перемыть посуду, смыть косметику с лица, принять душ. Бобров не позвонил – и она махнула на него рукой. «Они все такие, мужики… Все! – с горечью подумала Женя. – Исчезают в тот момент, когда нужны больше всего».
В дверь звонили долго, требовательно.
«Миша? – радостно всполохнулась она. – Но откуда он узнал мой адрес?»
Она подбежала к двери. Глянула в глазок.
На площадке стояли двое мужчин. Один из них – в кожаной куртке. Второй – в милицейской шинели.
От дурного предчувствия у нее сразу закружилась голова. Спазм сжал желудок.
– Кто? – превозмогая страх, крикнула она.
– Откройте, милиция!
– Зачем?
– По поводу убийства вашего сослуживца.
«О, господи, как они быстро меня вычислили! Но, может, это и хорошо?.. Сейчас я быстренько расскажу им все, как было. И, может, мне тогда станет легче? А может, это преступники? Убийцы?»
– Покажите ваши документы, – требовательно произнесла из-за двери Женя.
Мужчина в форме беспрекословно вытащил из кармана удостоверение, поднес к глазку. Рука выглядела огромной, распахнутое удостоверение в дверном глазке – выпуклым, словно отражалось в кривом зеркале… Фотография… Печать… МВД РФ… Капитан милиции… Фамилия, вписанная от руки… Жебрунов или Жебрунков…
Вроде бы все в порядке.
И тогда Женя открыла дверь.
Жебрунов (или Жебрунков?) прищурился:
– Евгения Андреевна Марченко?
Взгляд – нехороший, раздевающий.
– Да.
Менты по-хозяйски вошли в квартиру.
– В помещении кто-нибудь есть? – деловито спросил тот, что в форме.
– Нет.
Мент в кожанке заглянул в единственную комнату. Увидел неубранную постель, цинично хмыкнул.
«Я одна – а их двое! – мелькнула у Жени паническая мысль. – Совсем как тогда … И они – с оружием…»
Кожаный мильтон развернулся и без приглашения прошел на кухню. Его напарник в форме, оттеснив Женю корпусом, потянулся за ним. Она пожала плечами и отправилась следом.
Какая Россия «кухонная» страна! На кухнях не только выпивают, спорят или объясняются в любви – здесь даже допросы устраивают.
– Паспорт ваш предъявите, – сказал тот мент, что в форме, развернувшись к Жене.
– Это что, обыск? Арест? – вдруг окрысилась она.
– Проверка паспортного режима, – буднично отвечал «форменный» – кажется, Жебрунков.
– И опрос свидетеля, – мягко добавил мент в кожанке.
– Но если понадобится – и обыщем вас, и арестуем, – осклабился Жебрунков. – Уж вы не волнуйтесь.
Женя сбегала в коридор, принесла из сумочки паспорт. Руки почти не дрожали. Она изо всех сил старалась владеть собой.
Когда вернулась в кухню, менты без приглашения уже плотно расселись на двух табуретках. Женя протянула паспорт Жебрункову. Тот внимательно пролистал его. Тщательно сличил изображение на фотографии – единственной, где ей шестнадцать – с оригиналом. Женя стояла. Больше на кухне табуреток не имелось.
– У тебя в Москве временная регистрация, – сказал «форменный» Жебрунков, без приглашения переходя на «ты».
– Да, – терпеливо ответила Женя.
– По другому адресу.
– Да.
– Почему ты не зарегистрировалась здесь?
– А что, надо было?
Жебрунков хмыкнул, переглянулся с напарником – и вдруг сунул Женин паспорт во внутренний карман своего кителя. Он сидел на табуретке развалясь, расстегнув шинель.
– Зачем вы берете паспорт? – воскликнула Женя.
Мильтон в форме перебил ее:
– Оружие, наркотики в доме есть?
– Нет.
«Господи, зачем я их только пустила! Может, они совсем и не менты? Может, они убьют меня, как Бритвина?..»
Паника овладела Женей. Стало трудно дышать. Она прикрыла глаза, сделал глубокий вдох и сказала себе: «Не поддавайся».
Менты переглянулись.
– Да вы сядьте, Марченко, – почти ласково сказал второй, кожаный.
– Куда? – зло спросила она. Обе кухонные табуретки занимали плотные зады милиционеров.
– Ну, принесите себе чего-нибудь из комнаты, – милостиво разрешил Жебрунков.
Женя вышла, взяла в комнате стул, принесла его на кухню. «Спокойней, – сказала себе, – они специально доводят меня. Хотят, чтоб я растерялась и разозлилась… Кто не владеет собой – говорит лишнее… Спокойней, не поддавайся…»