«Девятка», зажатая грузовиками, осталась далеко позади, на перекрестке, на зажегшемся красном светофоре…

К универсаму на Новочеремушкинской Женя подъехала с противоположной стороны – и притом опоздала на двадцать минут. Однако, когда она затормозила на узкой улице, Бобров откуда ни возьмись втиснулся на переднее пассажирское сиденье. Она резко тронулась с места. Посадка заняла не больше двадцати секунд. Машина, шедшая сзади, только раз успела желчно мигнуть фарами.

Пару минут ехали молча. Женя повернула с Новочеремушкинской направо, на улицу Наметкина.

– Куда мы едем? – спросила она.

– Ко мне домой, – отвечал Бобров. – Есть одно дело. Важное.

– Давай отложим, – сухо предложила она. – У меня был тяжелый день. – Адреналин в ее крови, выделившийся после опасной гонки с «девяткой», не располагал к вежливости. Она вдруг поймала себя на мысли, что ей хочется оторваться от руля и заехать Боброву кулаком в ухо.

– It`s impossible[23], – сказал Михаил с ужасным акцентом. – Надо это сделать сегодня.

На пересечении с Профсоюзной улицей Женя повернула налево, к выезду из Москвы – в сторону, противоположную той, где она только что, пятнадцать минут назад, ехала. («Будь она проклята, эта Профсоюзная – дьявольская, гоночная улица!») «Ока» влилась в плотный поток машин: припозднившиеся клерки – боссы и трудяги – разъезжались из офисов по своим окраинным многоэтажкам (или подмосковным особнякам).

Пошел снег. Лепил в лобовое стекло, густо усыпал дорогу. Значит, опять за рулем ей ни на секунду не расслабиться. Не дай бог занесет по свежему снежку. Надо аккуратно тормозить и плавно брать с места.

– Кажется, за мной следят, – сказала Женя, ко-гда они остановились на светофоре у метро «Калужская».

– В данную минуту? – спокойно уточнил Михаил.

– Нет. Точнее – не знаю, как в данную минуту … Но – следили. – И Женя рассказала Боброву про «девятку». И про то, как она от нее оторвалась.

– Ты крута-а… – протянул Бобров (то ли с восхищением, то ли – осуждая). – Но зачем опять так рисковать?

– Хочу – и рискую, – холодно ответила Женя. – Жизнь – моя.

Бобров без спроса открыл окно – в кабину ворвался холодный ветер и снежинки. Высунул руку и стал перестраивать правое, ближнее к нему, зеркальце заднего вида – чтобы видеть машины, следующие за ним.

– Не похоже, чтобы за тобой следили, – с сомнением произнес он.

– Я же говорю: я от них только что оторвалась.

– Не в этом дело. Тебя никто не ведет. Иначе мне бы доложили. Тебя наши подстраховывают.

– То есть следите за мной – вы?! – с вызовом проговорила она. Прошедшая погоня, тяжелая дорога, снег, плюс последнее заявление Боброва сверх меры разозлили ее. – Значит, эта «девятка» была – ваша? Эфэсбэшная?

– Нет, мы так грубо не следим. У нас другие методы.

Бобров оставался невозмутимым и говорил убедительно. Однако Женя отчего-то не поверила ему.

– Но главное, – продолжил он, – тебя не ведет никто из «глобусовцев». А ведь могли бы – после того как ты влезла в дубовский кабинет…

– Ты еще будешь меня укорять в этом!.. – выкрикнула она. Нервы совсем сдали.

– Что сделано – то сделано, – спокойно проговорил Миша. – Но ты попала под подозрение. Слава богу, нам удалось перевести от тебя стрелки…

– Как это, интересно? – по-прежнему с вызовом (но уже успокаиваясь) спросила она.

Бобров помедлил. Снег лепил в лобовое стекло, его слой успел засыпать дорогу. «Ока» еле тащилась в толпе других машин, приближаясь к Кольцевой.

– Мы подстраховали тебя, – объяснил Бобров. – Поэтому в проникновении в кабинет заподозрили другого человека. Из вашего же «Глобуса».

– Как вы это сделали?!

– Тебе не все равно! – с досадой, сквозь зубы проговорил Бобров, отвернувшись от нее.

– Мне – не все равно, – твердо произнесла она. – Уж мне-то — совсем не все равно.

– Ну так имей в виду: если б не мы, «глобусовцы» тебя давно бы взяли. За твои эскапады в дубовском кабинете. Слава богу, ты не одна у них была на подозрении… Ты мне рассказывала в «Твин пигзе» – когда тебя в пятницу вызывал Дубов, в кабинет заходил охранник Жора… И ты же мне сказала, что Дубов ему назначил время, когда надо появиться в некоем фонде – в час дня… А когда он вызывал Юлию, время этому самому Жоре Дубов (как она тебе сказала) назвал другое: пять часов вечера. Это не ошибка. Это – старая покупка… Старая, как мир… Или – как история шпионажа. У «Глобуса» имелось пятеро подозреваемых: ты, плюс Юля, плюс двое дизайнеров, плюс главбух… Каждому они называют разное время… На какое время отреагирует противник – тот человек и является предателем. Словом, мы взяли Жору у фонда – в этом самом РАФССПе. Взяли – сегодня в пять часов вечера…

– Что?!

– Да. В пять часов. И тем самым отвели от тебя подозрение… И перевели стрелки – на Юлю-секретаршу…

На минуту Женя потеряла над собой контроль. Они как раз проезжали пост ГИБДД перед Кольцевой. Двигались с черепашьей скоростью. Жене вдруг захотелось остановить машину, открыть дверцу – и убежать куда глаза глядят: в лесок по свежему снежку… От этого ужасного Боброва – навсегда! Или… Или броситься за помощью к ближайшему гаишнику – вон он какой, толстый, румяный, добродушный, в валенках с галошами…

Но она постаралась совладать с собой. Глубоко вдохнула. «Это не выход… Бобров со своим ФСБ – важнее и круче любого гаишника… И он держит меня на коротком поводке… И я обязана слушать его… И – подчиняться ему… Но где же тогда для меня выход?!. И что они сделают с Юлей?!.»

– А что же будет с Юлей? – вслух спросила она.

Из соседнего ряда перед ними высунулось хищное рыло «БМВ», и Женя зло, изо всех сил, нажала на клаксон. Даже сама удивилась: сколько в ней ярости. Ее гнев прошел даром: «бээмвуха» все равно перегородила «Оке» дорогу и протиснулась вперед.

– А что – Юля? – пожал плечами Бобров. – Нам обоим – и мне, и, я думаю, тебе – куда важнее, что будет с тобой.

– Но ведь Юля ни в чем не виновата!

«Белка» выбралась из окологаишного затора и поспешила к лепестку дороги, ведущему на Кольцевую.

– И ты ни в чем не виновата, – продолжил Бобров. – И никто ни в чем не виноват… Кроме «Глобуса». И тех, кто за ним стоит. Тех, кто приучает наших детей к наркотикам.

– Мне жаль детей. Но что будет с Юлей?

«Ока» по широкой дуге добралась до МКАД, и теперь Женя пережидала разрыв в потоке фар, летящих по Кольцевой.

Бобров молчал.

Когда Женя наконец смогла выехать на главную дорогу, Михаил удовлетворенно сказал:

– Ты хладнокровная и смелая. Я не ошибся в тебе. Женя только плечом презрительно повела.

– А с Юлей все будет нормально, – продолжал Бобров. – Ее не тронут. Мы позаботимся о ней.

«Ока» набрала скорость. На Кольцевой от фонарей было совсем светло. Недавно выпавший снег здесь почему-то уже растаял – только за грузовиками крутились белые вихри. Женя пристроилась в хвост одному из «КамАЗов» – очевидно, пустому, потому что тот несся со скоростью, подходящей для возможностей Жениной машины: километров восемьдесят в час.

– На самом деле, – произнес Бобров, – ты нам своей вылазкой в дубовский кабинет очень помогла. Твоя экспедиция оказалась для нас очень полезной… Ну, и то, что мы взяли Жору, – тоже…

Женя не ответила.

– И я надеюсь, – продолжал Бобров, – что очень скоро твоя миссия завершится.

– Вот как? – рассеянно отозвалась Женя.

Она не верила Боброву. Больше не верила.

– Как я тебе говорил, – промолвил Миша, – для нас главное: понять, кто финансирует «Глобус»… Кто – и почему. И, я думаю, мы близки к этому пониманию. Осталось два-три штриха к общей картине…

– И эти «два-три штриха», – язвительно спросила Женя, – должна буду выяснить – я?

– И ты – тоже.

– А ты знаешь, – она неожиданно сменила тему, – что Бритвина убили случайно?