Осмотрев поклажу русских, Союн посоветовал — все тяжести оставить внизу, да и людей взять с собой только очень выносливых. Отправились на вершину лишь двадцать с небольшим человек.

Удалившись от лагеря, вскоре небольшой отряд вступил в дикое, поросшее барбарисом и жимолостью ущелье. Заросли были так густы, что пришлось прорубать в них дорогу. Впрочем, о какой дороге могла быть речь? Прорубали тропинку и шли, цепляясь плечами за колючий кустарник. Так прошли две версты и остановились у подошвы верхней части Дигрема. Отсюда гора возвышалась отвесной стеной. Внизу на камнях валялись рога архаров и целые скелеты животных...

После продолжительного, отдыха вновь двинулись на штурм вершины и — вот он — Дигрем. Взору открылась бесконечная желтая равнина. Пески — на Север, пески — на Запад, и на Восток — сплошные волны застывших барханов. С высоты 816 саженей было хорошо видно побережье Каспия: остров Челе— кен, Балханский залив и остатки некогда существовавшего Хивинского залива. Отчетливо прослеживалось русло древнего Узбоя. Оно тянулось с северо-востока, прорезая пустыню, и соединялось с небольшим голубым озером, поблескивающим в утренних лучах солнца. Из озера, куда впадал когда-то Узбой, выходило два теперь уже высохших русла. Одно тянулось на запад, к Кара-Богазу, другая — на юг, огибая Балханы.

Проводник, видя с каким интересом Карелин смотрит на озеро и речные рукава, пояснил:

— Вот тот рукав, который идет на Запад, мы называем— Аджаиб. А который огибает горы — Актам.

— Значит, мы переправлялись через Актам? — спросил Карелин.

— Да, начальник...

Путешественники долго смотрели на захватывающие дух просторы Каракумов. И опять каждый был занят мыслью: почему, в силу каких обстоятельств древний Узбой обезводел?

— Союн, — окликнул проводника Карелин. — Кият-ага говорит, что в среднем течении Узбоя и теперь есть вода. Верно ли?

— Верно, господин начальник. Весной я сам был в Хиве, через пески ехал, воду видел. Много воды в Узбое.

— Но откуда в нем вода?

— Из Сарыкамыша, господин начальник. Воды прошлым летом в Амударье было много. Ханские поля целиком залило. Хан направил воду по Дарьялыку в Сарыкамыш. Оттуда вода прорвалась в Узбой.

— Пожалуй, это правдоподобнее всего прочего, — согласился Карелин. — А Дарьялыком, вероятно, называют рукав, который впадает из Амударьи в Сарыкамыш?

— Да, начальник.

— Ну, вот видите, Фелькнер, и разрешается загадка,— повеселел Карелин. — Кажется, Карабогаз вовсе не имеет отношения к Узбою.

— Нет, Силыч, я не согласен. Пока что мы с вами не можем ответить — куда девается вода из Карабогаза.

— Вероятно, испаряется, — спокойно заявил Карелин.

— Что вы сказали? — удивленно рассмеялся Фелькнер и обернулся к Бларамбергу: — Слышали, Иван Федорович?

— Испаряется, — повторил тверже Карелин. — Я убежден, что и бывший Хивинский залив целиком испарился. И если вы заметили, то и Балханский залив постепенно испаряется. Он стал гораздо меньше, чем на карте 1820 года.

— Этак мы договоримся до самых ничтожных пустяков,— обиделся Фелькнер и вновь посмотрел на Бларамберга, ища поддержки.

Штабс-капитан пожал плечами. Карелин, предвидя новый спор, поспешил погасить страсти:

— Ладно, господа, прошу не сердиться. Придет время — откроются здешние загадки. Но и мы не столь уж беспомощны. А ну-ка, Союн, скажи нам: кто-нибудь из европейцев поднимался до нас на Дигрем?

— Нет, господин начальник, никто не поднимался.

— Ну тогда, как это водится у порядочных путешественников, мы должны сложить пирамиду из камней и оставить в ней список тех, кто совершил ныне восхождение на Дигрем.

Офицеры живо поддержали предложение начальника экспедиции. Казаки тотчас потащили камни в кучу. Карелин вырвал из тетради лист, составил список, поместил его в консервную банку и закопал под камнем. Спустя час пирамида была готова. Казаки вскинули ружья, офицеры — пистолеты. Прогремел салют, и путешественники отправились в обратный путь...

Спустя неделю, парусники неслись по морю на север. 28 сентября обогнули косу Кызылджа, затем мыс Агишмэ и колодцы Джафар. Берег, доселе каменистый и высокий, начал понижаться. Вновь потянулись барханы. После полудня сверху с грот-селенгов матросы увидели Карабогаз и узкий пролив в него, стиснутый каменистыми берегами. Тотчас Карелин приказал бросить якоря. Парусники закачались на волнах, Матросы кинулись на ростры, спустили на воду баркас. Штурман взял с собой музуров и отправился исследовать место впадения Каспия в залив.

Офицеры стояли у борта и следили за баркасом. Вот он отошел и взял направление к заливу. В то время как музуры взмахивали веслами, штурман стоял посреди баркаса и внимательно смотрел вперед. Вскоре суденышко понесло в залив с такой быстротой, что Карелин не сдержался, воскликнул:

— Однако, господа, пасть эта прожорлива! Смотрите, с какой силой затягивает!

Офицеры заговорили все сразу. Действительно — целая прорва. И скорость какая!

Никто не заметил, что и шкоут постепенно сносит с места. Очнулись, когда матрос с кормы прокричал испуганно:

— Ваше благородие, кажись и нас течением с якоря сносит!

— Боцман! — прокричал Карелин, тотчас оценив, чем может кончиться малейшее промедление. — Шкоут сносит течением!

— Трави канат! — взревел боцман, словно обезьяна, промчавшись по палубе, к кабестану. — Трави, да поживее!

Музуры принялись вращать лебедку. Канат, уходящий в воду и натянутый, как струна, стал ослабевать... Парусники отошли подальше от берега, и остановились на десятисаженной глубине,

— Ну, теперь не сорвет, — спокойно пообещал боцман. — А то чуть в пролив не затянуло. Оттуда черта с два выберешься.

Карелин пояснил:

— Вы, наверное, и не подозреваете, в какой мы опасности сейчас находились. Именно в этом месте, в 1726 году, Саймонов едва не поплатился жизнью: Его корабль стащило течением пролива на самые скалы, и только ветер со стороны залива помог морякам вырваться из плена.

В полночь вернулся штурман, доложил, что течение в заливе весьма сильное, музуры с большим трудом вывели баркас обратно.

— Ну, что, Григорий Силыч: усвоили какова мощь?— с усмешкой спросил Фелькнер. — Залив воду глотает кубическими километрами, а вы изволите говорить об испарении.

— Ладно, — поручик, — сказал, помедлив Карелин. — Будет время — вернемся к нашему спору. А сейчас — спать. Утром отправимся в залив.

В десять утра, после короткого завтрака, музуры спустили на воду баркас и восьмивесельную шлюпку. Штабс-капитан Бларамберг, возглавив команду на шлюпке, взял с собой десятерых казаков. Карелин сел за старшего в баркас с Фелькнером, проводником и пятнадцатью казаками и музурами.

Дул хлесткий ветер с юга. На море вздымались коварные волны. Карелин распорядился убрать весла и поднять паруса. Через час приблизились к берегу, не отважась войти в Карабогаз. Течение было сильным, а окружающая с севера и юга залив местность настолько дика и непривлекательна, что путешественники пришли в замешательство. Остановило еще и то, что вызвавшийся провожать экспедицию проводник, оказалось ни разу сам не бывал в заливе. Карелин поругал его за обман и отправил - отыскать кого-либо из здешних жителей. Проводник недовольно удалился, поймал на. песчаной косе верблюда, сел на него и поехал искать ближайшее жилище. Путешественники прождали его до вечера, но он так и не возвратился. Карелин приказал разбить на косе у входа в залив палатки. Ночью был особенно слышан ход воды, впадающей в Карабогаз. Словно сотни мельниц работали, перетирая зерно, и гремя жерновами. Это вода разбивалась о подводные рифы.

Утром в заливе властвовало солнце. Голубая искрящаяся вода лежала огромным зеркалом: ни складки на ней, ни морщинки. Путешественники неторопливо стащили баркас и шлюпку в воду, двинулись на середину пролива. Вода была прозрачной, по дну катились мелкие камни, дальше пошлиостроконечные глыбы. Музуры, искусно загребая веслами, обходили донные преграды. Карелин с баркаса прокричал Бларамбергу: