— Нет! — резко прерываю ее сопли. — Вопрос сейчас не в этом. Отец намерен забрать у тебя ребенка.

Иванка бледнеет, прижимает руки к губам. Затем встает, ставит сумку на стол, роется в ней, ничего не находит и садится обратно. У нее трясутся руки, она боялась этого. Сколько их таких, похожих друг на друга историй? Где у бедных матерей забирают детей властные папаши. Выиграв дело, состоятельные отцы и их родственники не слишком балуют отпрысков вниманием. Они воспитываются нянями, почти не видят родных. Таким образом при живых родителях ребятишки растут сиротами. Я покопался в этой теме, юристу нашему позвонил, и тот признался: суды стали больше обращать внимание на финансовое положение родителей и предпочтение отдают тому, кто богаче.

— Понимаешь, Иванка, в законодательство не вносили значительных изменений с тех пор, как был создан Семейный кодекс. Тем не менее тенденция неутешительна, все чаще детей оставляют с отцами. Хотя такое решение принимают, если женщина не может дать детям все необходимое, а отец более успешен. Бывают также случаи, когда дети сами больше тянутся к отцу. Каждый случай индивидуален, и суд учитывает все субъективные факторы. Но бывают ситуации, которые можно объяснить только с материальной точки зрения.

— Ты хочешь забрать у меня сына?!

— Состоятельные родственники нанимают дорогостоящих высокопрофессиональных адвокатов, которые легко могут дискредитировать в глазах судьи мать, — не обращаю внимания на ее вопрос, просто объясняю, сейчас мне надо, чтобы до нее дошло.

— Нельзя просто взять и забрать ребенка у матери. Ты? Ты хочешь забрать у меня Васю?

— Я — нет. Но он попытается тебя уничтожить. И ты должна помочь мне.

Иванка смотрит на меня, затем падает на руки и начинает плакать.

— Позвоню Игорю, мы уедем в другой город, я увезу Василия. Твой папаша просил меня сделать аборт, он угрожал мне. Зачем ему сейчас Вася?

— Потому что это его внук.

Упоминание доктора неприятно шкрябает внутренности. Игорь то, Игорь се.

— Внук? — Иванка смеется сквозь слезы. — Где он был, когда у меня кончилось молоко на нервной почве и мне смесь было не за что покупать? Где? Когда от недосыпа и переводов онлайн я падала в обмороки? Так же, как и ты, — катался на яхте и жрал в элитных ресторанах.

Чувство вины разъедает меня изнутри.

— Послушай меня, Иванка, я на твоей стороне. Я тебе помогу, я не позволю ему, слышишь, я что-нибудь придумаю. Но и ты должна быть на моей стороне.

— Ты уже придумал свалить от нас на три года в Лондон.

Иванка резко начинает собираться, переобувается, наклонившись и заглянув под стол.

— Куда ты сейчас направляешься?

— За сыном в клинику, заберу его оттуда. Я там была утром. Сказали, после обеда можно.

Мне нужно спасти их. Сын должен быть с мамой. И насрать мне на отца с его властью, деньгами и бредовыми идеями воспитания идеального Красинского.

Иванка накидывает пиджак и, минуя лифт, со злостью глянув мне в глаза в последний раз, бежит вниз по лестнице. По дороге она звонит своему доктору. Игорек что-то советует. Мне это неинтересно и снова хочется убивать.

Она сломя голову врывается в холл и опрометчиво вылетает на улицу. Следую за ней, сокращая расстояние широким уверенным шагом. Взгляд сам собой падает на тонированный внедорожник, припаркованный возле офиса Каругова.

Мне не нравится, что у него нет номеров. Я чувствую, что здесь что-то не так. И пока Иванка, переходя дорогу, запихивает телефон в сумку, мешкая, внедорожник резко срывается с места. От мгновенного ужаса меня прошибает холодным потом, и уже ничего не имеет значения, кроме единственной вещи — спасти ее. Выбежав на дорогу, я со всей силы толкаю Иванку в спину. А сам не успеваю. Слышу визг тормозов и чувствую резкий, очень болезненный удар.

Никто не виноват. Только я сам. Три года назад я должен был ей поверить.

Лежу на спине, смотрю в небо и начинаю виртуальную диагностику: левая рука, правая рука, нога одна, нога вторая… болит, но не сильно; голова — окей; вроде ничего не течет и не хлюпает; складываю два плюс два в уме, вспоминаю, как меня зовут и что делал сегодня утром.

В этот момент ко мне подбегает плачущая Иванка и плюхается прямо на асфальт. В юбке же была — коленки обдерет, вот дурочка.

— Дима, Дима, Димочка! — повторяет как молитву и при этом выглядит неожиданно сильно обеспокоенной.

Мне льстит. Она трясется, трижды телефон из рук роняет, плачет, по голове меня гладит, жить уговаривая. Ни фига себе!? Вот это я понимаю — метаморфоза. Давно надо было так сделать. Как я сразу не догадался? Ну вот, на юмор силы есть. Значит, еще поживу, не сдохну.

Отовсюду подбегают люди, спрашивают, звонить ли в скорую. Я кивком подтверждаю: скорую и полицию нужно. И прошу убрать меня с дороги, чтобы еще кто-нибудь не переехал. Какой-то парень на моцике меня прикрывает, другой, который оказывается свидетелем(ехал по встречке), — взывает службы и помогает перенести на обочину. Хотя я знаю: ментов вызывать бесполезно — тачка скрылась, номеров на ней не было. Ну а вдруг? Лежу на асфальте, дожидаясь скорой. Иванка на вызове сосредоточиться никак не может. Так испугалась, что ничего у нее с телефоном не получается.

— Повезло вам, девушка, — обращается к ней чувак в мотоциклетном шлеме, — такого храброго мужика отхватили, он же вас спас и сам подставился, — смеется, — а сволочь эта скрылась. Урод конченый.

— Ты в порядке, Димочка? Не шевелись, ладно? Ничем не двигай даже. Зря перенесли, опасно это, — подвывает Иванка, у нее по щекам текут слезы, оставляя дорожки туши для ресниц. — Дима, — добавляет шепотом, как будто до нее вдруг доходит: — это что же получается? Это хотели меня? Специально?

Я на нее просто смотрю. Ничего не отвечая. Начинаю подозревать, что, когда я ее оттолкнул с пути следования внедорожника, она все же головой стукнулась, иначе как объяснить, что еще десять минут назад она меня активно ненавидела, а тут как за родного переживает.

Глаза у нее в этот момент просто огромные, красивые. Она сейчас такая открытая, на эмоциях и чувствах — очень сильно прижать ее к себе хочется. Не могу я признаться, что мой отец настолько фуфел конченый, что хотел ее машиной переехать. Просто даже вслух этого не могу сказать.

— Позвони Машке, пусть сына нашего увезет в неизвестном направлении, — хриплю Иванке.

Та сразу же подчиняется, подвывая, звонит подруге.

А ко мне подходит девушка, говорит, что раньше работала фельдшером и будет наблюдать за моим состоянием. В это время мимо меня, не останавливаясь, проносится скорая. Я еще удивляюсь, что так быстро, но, оказывается, она возвращалась на базу — пустая. И остановиться не пожелала.

Я это узнал позже от тетеньки в «моей» скорой, она высказала нелестные слова в адрес того экипажа: им, мол, плевать, что стоит куча народа, машины, явно же происшествие. Могли бы узнать. В общем, мне одевают ошейник и распинают на доске-переноске, где я потом провожу следующие пять часов в агонии. Иванка, назвавшись моим близким родственником, запрыгивает в микроавтобус, чем порядком меня шокирует.

— Может, в частную клинику какую надо, Дим? — Легонько трясет, наклоняясь и на ухо нашептывая. — Давай позвоним кому-нибудь, Дима! Ну ты же знаешь, кому нужно! Где хорошие доктора? Сейчас в травму городскую повезут, а там мясорубка. Ну же, Красинский, скажи, чей номер набрать, я тебя умоляю!

Об этом я вообще не думаю. Я улыбаюсь, наслаждаясь тем, как она за меня переживает. И, несмотря на аварию, ощущаю себя счастливым. В такие минуты вся жизнь проносится перед глазами. Слава богу, с Иванкой все в порядке.

— Ты не пострадала? — хриплю, едва шевеля губами.

— Нет, вообще нет, — улыбается Иванка и снова гладит по голове.

— Давно мне надо было под машину.

— Дурак, — злится она, но тоже как-то забавно, по-доброму.

Вот это она стрессанула. Аж на душе тепло становится.