Тут как раз приезжает полиция и, записав номер экипажа скорой помощи, нас везут в приемник «страдания». Там каждый санитар спрашивает, что со мной случилось. Видимо, им мало впечатлений, вот они у любого встречного пострадавшего его кошмарной историей интересуются.

Затем ожидание, ожидание и опять ожидание… а дальше УЗИ, где смотрят мои печенки-селезенки, затем МРТ шеи и головы, ну и кровь на алкоголь.

Первые тридцать минут я лежу, потом начинает покалывать в шее и спине. И из-за неестественного положения фиксации ремни не позволяют нормально вдохнуть полной грудью. Потом все немеет и жжет, и я точно осознаю, что это не из-за аварии. А из-за этих дурацких ремней, но снимать их нельзя, пока не пришел результат МРТ. Я бы сказал, от удара машиной и падения на землю я испытал боль на три балла, а от этих фиговин в больнице — на крепкую восьмерку.

После девяти часов вечера меня выписывают, дают бумажки, выставляют счет и отправляют на все четыре стороны. И выходя на улицу, я рад, что жив и отделался очень легко. Конечно же, жалею что пропустил «Модный приговор» по телевизору, но думаю, как мне теперь жить с тем, что по приказу моего папаши кто-то пытался наехать на Иванку автомобилем, а в итоге сбил меня.

— Куда тебя везти? — спрашивает, а сама аж трясется от страха.

Мы в такси, я даже Степану не звонил.

— Туда, где наш сын. — Утыкаюсь лбом в холодное стекло.

— На автовокзал, — громко сообщает Иванка водителю и тише поясняет для меня: — Машка увезла его в Волошино, к своей бабушке. — Через паузу: — Думаешь, это он?

— Думаю, что да, — бесцветно отвечаю ей.

В Волошино нас с Иванкой ждет настоящая деревенская изба с печным отоплением. Добротный бревенчатый дом стоит на самой окраине, почти в лесном массиве.

— Здесь связи нет. — Провожает нас в хату сгорбившаяся старушка.

Тем лучше. У отца будет меньше шансов обнаружить нас сразу же. Хотя я не думаю, что он будет нас преследовать. Скорее всего, перепугавшись, что чуть не угробил собственного сына, сделает вид, что это вообще не он. И что отношения к ДТП не имеет. Но маховик уже запущен. Все уже не станет, как прежде. Точка невозврата пройдена.

Машку и Василия мы обнаруживаем в одной из маленьких спален, играющими в карты. Иванка долго целует сына, обнимает и журит подружку за азартные игры, хотя какие там игры, если Василий карты просто разбрасывает. Смотреть на этих двоих очень приятно. Иванка просит подругу уложить ребенка спать.

Обмывшись из умывальника и посетив удобства во дворе, я возвращаюсь в кухню. Бабуля, несмотря на сгорбленный вид, оказывается очень шустрой. На столе перед нами моментом возникают тарелка вареной, пышущей жаром картошки, щедро нарезанные ломти сала, зеленый лук, хлеб и чарки с какой-то странноватой, но очень бодрящей жидкостью.

После того, как мы приезжаем в дом Машиной бабушки, Иванка становится совсем тихой. Мне даже кажется, что она стыдится того, как сильно перепугалась за меня. Чего-то подобного я в принципе и ожидал.

— Спокойной ночи, — шепчет она, когда мы в кромешной тьме сталкиваемся на тропинке к туалету.

Кивнув, пропускаю ее, уступая дорогу. Сегодня я чуть было не оказался на том свете, и мне очень хочется лечь с ней, прижать к себе, обнять и просто чувствовать тепло ее тела и запах. Но вряд ли наши отношения продвинулись настолько далеко. Она по-прежнему девушка доктора.

Машка, Иванка и Василий ложатся в комнате, где две кровати с аккуратными горками из подушек и кружевные занавески ручной работы, а мне предлагается переночевать в бане. Может, и к лучшему: нужно подумать.

То, что я собираюсь сделать, уничтожит мою семью. Не будет больше благотворительных балов для жен олигархов, организованных матерью. Не станет именных выставок с ее не слишком годными, но дико пафосными акварелями, закроется, ввиду отсутствия клиентов, подаренный отцом на годовщину свадьбы салон красоты, а самое главное — исчезнут звездные подружки.

Если она и знала о похождениях папаши, то не догадывалась о масштабах трагедии и, скорее всего, ее это уничтожит. Возможно, она начнет пить. У нас уже были подобные прецеденты, когда отец прижучивал ее разводом. Я собираюсь выполоскать в грязи имя Красинских, и это единственный выход, чтобы оставить моего сына с его родной матерью.

Для сестренки это станет шоком: ее любимый идеальный папочка на деле окажется животным, не способным держать свои плотские желания под контролем. От нее отвернется большинство друзей, с которыми она привыкла кататься по курортам, а те, что останутся, будут смотреть на нее с жалостью.

Даже если отца не посадят, то от него наверняка пожелает избавиться большинство партнеров, фирму ждет крах, и, возможно, мы останемся без денег.

Я мог бы пойти к деду и не выносить сор из избы, просто позволить отцу матери сжечь Егора Валентиновича на костре возмездия. Дать развестись, отобрать контрольный пакет акций, выгнать из трехэтажного особняка в районе миллиардеров. Но этого уже недостаточно, потому что, пока мы с Иванкой развлекались в травмпункте, а Машка собирала ребенка в деревню, к ней уже приходили из социальной службы осматривать жилищные условия.

Конечно, еще есть я — биологический отец, но после внедорожника без номеров уверен: Егор Валентинович что-нибудь придумает, обманет, поставит меня в такое положение, что я вынужден буду подписать отказную от сына, как вариант, чтобы спасти жизнь его матери.

Поэтому я должен действовать первым. И не позволить ему отобрать сына у Иванки. Придется лишить нас нашего славного имени. Это будет великий позор, от которого мы никогда не отмоемся. Это как быть внуком Чикатило или кузеном Теда Банди. Подобные вещи не забываются. Где сейчас великий Вайнштейн, после того, как дела предали огласке?

Отец всегда думал, что я не решусь рискнуть своими же деньгами, не стану пилить сук, на котором сижу. Возможно, Иванка выйдет за Игорька, а я прогорю со своими теплицами, но мне давно стоило помочь сломленным моим отцом девчонкам.

Оставив сына и Иванку в деревне, возвращаюсь в город, звоню тем, что попроще. Девочкам, писавшим заявление, но не получившим правосудия. Потом перехожу к своим бывшим подружкам. Большинство бросают трубку и отказываются вспоминать тот кошмар и прилюдно выступать с открытыми обвинениями, но находятся трое, готовые мстить.

Я перешел по ссылке Первого канала, выбрал «Участвуйте в проекте». Указал контактные данные, свои настоящие фамилию, имя и отчество, дату рождения, телефон и место работы. Ввел тему письма. В поле «Ваша история» кратко и лаконично, соблюдая правила русского языка, описал одно из происшествий с участием моего отца. Затем прикрепил его фото. Ввел капчу и нажал «Отправить».

Тут же стало морозить, будто подхватил грипп или простуду. Состояние ужасное. Уставился в стену и стал ждать. И уже через час мне позвонили.

Говорят, за участие в шоу семье одной девушки, подвергшейся насилию, заплатили полмиллиона, но, честно говоря, я сомневаюсь, думаю, тысяч сто, не больше.

Редактор предложила оплатить дорогу и гостиницу, но я отказался, взяв расходы на проживание девочек на себя.

И вот мы тут, до эфира остаются считаные минуты. На улице идет дождь, капли громко тарабанят по стеклу, мокрые листья вихляются на ветках, а я сижу на засаленном пыльном диване возле гримерок и жду девочек.

Иванка выходит последней, выглядит такой же красивой, как и прежде, но очень бледной и перепуганной. Опускается на место рядом со мной, при этом спину держит ровно, ноги сжаты, ладошки на коленях.

— Ты уверен, что это поможет?

Вместо ответа я беру ее ледяную руку в свою ладонь, долго смотрю в большие синие глаза. Иванка руки не вынимает, осознает всю важность момента.

Она будет выступать первой, и именно ей придется вывалить на зрителей нашей необъятной родины информацию о том, как мой родной отец напал на нее в лесу. И в этот момент я буду сидеть с ней рядом.