— Это просто какая-то одержимость кишечником. В этом вся и беда. Ди, глупая корова, тратит по семнадцать тысяч фунтов в год на навоз, а Чарльз приглашает на коктейли, чтобы похвастаться своим компостом. Именно таким было меню прошлой недели, такое же — на нынешней, — бормотала женщина, с ног до натянутой кожи на лице одетая от Донны Коран. Ее изможденное диетами тело, увенчанное громоздкой прической, было непропорциональным и каким-то неземным.
— Ну, это объясняет, почему Диана так больна… Видно, ей поставили слишком серьезную клизму. Наверное, ей промыло все, вместе с последними мозгами.
В старые добрые девяностые хвастовство было запрещено. Мужчинам было дано послабление в выборе одежды: они могли надеть футболки к своим джинсам от Версачи, а дамы украшали шеи бижутерией, а не золотыми слитками.
— Можно подумать, там было что промывать! — произнес другой человек, подтверждая свой интеллектуальный уровень лаконичной надписью на футболке: «Уложен в стог».
— Чем раньше он женится на Камилле, тем лучше, — предрекла фигура в возрасте около сорока, тип которой журнал «Хелло!» недавно описал как «любительница развлечений». Вероятно, так было решено называть слоновьи груди и склонность к алкогольным возлияниям. — Как только ей присвоят титул…
— Ты хочешь сказать, сменят пол, — добавило еще одно неземное существо, которому больше всего подошло бы определение «роскошная», потому что она когда-то зарабатывала на жизнь, снимаясь в костюме из зубной нити, называемом «стрингами». — Я слышала это из достоверных источников, что он того, гей…
— Ты бы тоже стала геем, если бы была замужем за больным булимией. От Ди так отвратительно пахнет… от того, что ее все время рвет. — Уложенный В Стог снова блеснул интеллектом, изобразив, как принцесса Ди разговаривает с Богом по большому белому телефону. — Фу! Я не понимаю, как вообще можно заниматься любовью с тем, кто страдает булимией…
— Может, в позиции сзади, — ехидно предложила Мэдди.
Компания, у которой не было хода в стены поместья, где им явно было нечего делать, прекратила поглощать закуски и повернулась к ней. Они бы обязательно засмеялись, если бы Мэдди не держала в руках вожделенное приглашение с золотым тиснением. Женские умело подведенные рты скривились в завистливую гримасу, и они все вместе двинулись в сторону Сюадж-гарден.
Мэдди с каждой минутой все больше чувствовала себя Стэнли, разыскивающим Ливингстоун. В поисках Алекса она пробиралась сквозь джунгли известных и фотогеничных фрагментов декорации. Во время своего путешествия она натыкалась на различных представителей флоры и фауны, самые любопытные из которых были истинными представителями Общества по изучению почв. Это было понятно по ветровкам цвета органических удобрений, которые делали их неотличимыми от самого навоза, и тому, что они обсуждали вопрос — какое из легковесных вьющихся растений наиболее жизнеспособно: clematis viticella или aconitum volubile?
Она с трудом прорвалась сквозь толпу к Хайгроув-хаус. Ее приглашение давало ей привилегию беспрепятственно блуждать среди антикварной мебели с выступающими частями на уровне лодыжек, чтобы удобнее было об них ударяться. В библиотеке собрались гости VIP-категории и вели оживленные беседы с левой грудью своих собеседников, где находились ламинированные таблички с их исключительно иностранными именами. Мэдди не понадобилось читать титулы лорда такого-то и баронессы такой-то, чтобы понять, что она попала в сосредоточие сливок британского высшего света: богатство, изобилие и готовность перейти в состояние густой взбитой пены. Изысканные акценты, словечки «ужасно» и «страшно» взрывались вокруг нее, как бомбы, рассыпаясь во все стороны осколками согласных.
Мэдди выудила Алекса из толпы взглядом цепких глаз. Он стоял рядом с книжным шкафом, держа в одной руке узкий бокал для шампанского, а в другой — миниатюрный бисквит.
— Так вот что ты имел в виду под возвращением к «простым мелочам жизни», — озорно прошептала Мэдди, слегка толкнув его и разом употребив его канапе.
Алекс стал оглядываться и строить лица, больше подходившие процедуре анального осмотра.
— Какого черта?
Он попросил прощения у своей собеседницы, которая выглядела так, будто ее именем был назван боевой корабль, и поволок Мэдди в дальний угол комнаты.
— Какого черта ты тут делаешь? — зашипел он на нее.
Мэдди засмеялась и показала на свою табличку с именем слева на груди.
— По-моему, я твоя жена. — Она сорвала табличку с лацкана пиджака Алекса и прилепила ее себе на правую грудь. — Нечестно, мы должны назвать и вторую тоже, там у меня будет полный комплект. Что на тебе надето? — Она весело подергала за края его повседневной одежды от ЛЛ-Бин и пнула его туристические ботинки. — Ты куда собрался? На Эверест?
Но Алекс сделал лицо «кирпичом», как любила говорить Мэдди.
— Мэдлин, это не смешно. Я нахожусь здесь на работе.
— Если ты серьезно относишься к политике, Алекс, то позволь заметить, что, пока ты в этой одежде, за тобой пойдут разве что сотрудники охраны магазинов.
— Кому кроме тебя лучше об этом знать, правда? — съязвил он, нервно оглядываясь через плечо.
— Просто я хорошо разбираюсь в культурных стереотипах, — выпендрилась она.
— Кажется, ты не понимаешь, Мэдлин. Длинная рука закона тянется в твоем направлении…
— Расслабься. Для того чтобы достать меня здесь, ей понадобятся раздвижные суставы. Знаешь, тюрьма, оказывается, дает прекрасную подготовку к социальным сборищам вроде этого. На зоне царит такая же иерархия, как в королевском семействе.
— Боже мой, Мэдди! — Он раздраженно зазвенел мелочью в своих карманах. — Ты предпочитаешь развлекать публику, да? Что, надеешься, будто она это оценит?
Муза Боевого Корабля, которая в тот момент громко издевалась над Майклом Портильо только за то, что его мебель купленная, а не полученная в наследство, бросила на них подозрительный взгляд. Алекс затолкал Мэдди глубже в библиотеку, в секцию почвенных спор.
— Ты должна уйти, и немедленно!
Мэдди вытянулась и коснулась его губ своими. Разряд электричества снова ударил в нижнюю часть ее тела.
— Я начинаю жалеть о том, что я не в тюрьме, — шутливо произнесла она. — Игры с выкидным ножиком, сексуальный голод и кокаиновые лесбиянки, занимающееся бодибилдингом, и то веселее, чем ты… Хотя ты тоже можешь быть веселым, — она просунула пальцы за хлястики его ремня и привлекла Алекса ближе к себе, — когда захочешь…
Алекс рывком освободился.
— Слушай, я кое-что должен тебе сказать. После того как Фелисити ушла, а ты разрушила все наши романтические отношения, я решил заново исследовать свою сексуальность. И обнаружил склонность к безбрачию.
Мэдди откинула голову и расхохоталась.
— Да, это тебе свойственно, Клиф Ричард!
— Я лучше работаю, лучше соображаю и… — тут глаза его сузились, — не боюсь никаких скандалов в газетах. Я так обогащаю свою внутреннюю жизнь. — Он аккуратно заправил в джинсы и без того идеально надетую рубашку. — На самом деле так живется значительно легче. Это как будто отказаться от алкоголя. Какое облегчение наступает, когда у тебя не отбирают так часто права!
— Неужели? Вот чудеса! Тление ковра под горячими телами, растирание внутренней стороны бедра… Я готова была поклясться, что нам обоим нравился стаканчик спиртного на ночь…
— Похоть — это банановая шкурка на пути к безбрачию. На ней всегда поскальзываются, — огрызнулся Алекс. — А безбрачие — естественное для меня состояние. Жизнь в стиле инспектора Морса: любимое кресло, диски с музыкой Моцарта и «Чивас Регал», коллекционирование моделей электропоездов и реликвий века Наполеона.
— А ты посмотри на альтернативу: на ней чулки в сеточку и кружевной пояс, — нетерпеливо перебила она. — Как ты можешь так говорить после прошлой ночи?
— Мэдлин, прошлой ночью был всего лишь приступ МНС — максимального накопления спермы.