Понадобилось время, чтобы продолжить. Это была не та ситуация, когда Мия могла подгонять.

— Вторая дорога проще. Может быть, кто-то кого-то обманул, и история не заслуживает такого внимания. И возможно, не было никакого кольца. Но тогда мне грустно из-за… шанса, что ли, которого мне на самом деле никто не давал. Когда ты понимаешь, что проживаешь запасную жизнь, то немного иначе смотришь на вещи. Думая об этой невероятной возможности, даже воздух кажется чем-то особенным, как снег, которого здесь не сыскать. Смотря назад, я вижу, что далеко не всё гладко, но я горжусь теми незначительными вещами, которых я добилась и которые смогла преодолеть. А если никакого шанса и не было, то выходит какой-то… самообман, что ли? Тогда всё — это лишь холодный ход истории, в котором нам с тобой повезло встретиться. Оба варианта вызывают у меня трепет. И ещё больший трепет у меня вызывает то, как ко мне вернулась эта монета. От незнакомца, который должен был исчезнуть с целым миром. Я хочу тебе рассказать эту историю после того, как сама себе в ней смогу признаться. Но не сейчас. Не сейчас.

Фрида спрятала сокровенное в ладони. Всё её внимание только сейчас переключилось на собеседницу. Даже взгляд, такой, каким не смотрят на живых существ, изменился. Обеспокоенный, но осознанный.

— Ты пришла ко мне не просто так, я права?

— Не просто так, — махнула та головой.

— Говори. Я слушаю каждое твоё слово.

— Хорошо, но отнесись к этому серьёзно, пожалуйста.

— Настолько, насколько это возможно.

Перед тем как снова заговорить, в голове снова возник образ знамени, которого сейчас не было за спиной. Но вот же, вот же оно развевалось лишь несколько минут назад, помнилось это чувство уверенности. Теперь лишь образно, без деталей, многие из которых важны. Без нужных ударений и акцентов, без знания и практики. Уверенность в теории, ценность которой была прямо пропорциональна сокровищу, которое Фрида сжимала в ладони.

— Есть что-то важное, о чём я тебя хочу попросить. Что-то такое, к чему я, наконец, готова. Так вышло, что теперь я знаю очень много о покровителях. Я спрашивала всех понемногу, знаю, чего покровители хотят добиться и что вы можете им противопоставить. Я узнавала о них, о бесконечности, и только недавно всё это связалось в один прочный узел внутри меня. Я разделяю вашу идею, честное слово, она меня восторгает! Думая об этом, мне даже на тренировках хочется выкладываться на максимум и совсем не жалеть себя. Поэтому я бы очень, очень хотела тебя попросить разрешения пойти… в важный момент быть в Мейярфе с вами. Это невероятно важно.

Слова путались, и чуть ли не через каждое произнесённое предложение возникала мысль, что на деле всё совсем не так просто. Нужно было думать о том, что и как говорить, не затягивать и не заикаться от волнения, не бубнить и не повторяться. Одним словом — не оплошать, но, Вездесущие, насколько же это было тяжело.

— Закончи мысль.

— Вы будете обсуждать тактику, правильно? Нет, даже правильнее сказать, что вы уже её обсуждаете. Я буду придерживаться её вместе с вами и гарантирую, что не буду мешаться. Я даже примерно представляю, как всё это будет, хоть пока только в теории. Мой аромат будет полезным. Да, это немного, но пригодится, обещаю. Пожалуйста, Фрида. Я буду очень благодарна, если ты разрешишь мне отправиться в Мейярф вместе с Орторусом. Мне очень хочется участвовать во всём этом. И это… — призадумалась рассказчица. — Это, кажется, всё.

На лице собеседницы ничего не изменилось, всё та же живая задумчивость, освещённая слабым светом. И всё же показалось, что по ней прокатила невидимая волна высочайшего напряжения. Одновременно незаметная как вода и болючая как ток, эта волна стала катастрофически большой. Она мчалась с самого центра этого океана, подметая под себя каждую каплю. Но человек, стоящий на берегу, человек, которым была в эти секунды Мия, не мог почувствовать несущегося бедствия. До него долетела только маленькая волна, которых миллион. Она превратилась в слабый вихрь и разбилась о песок. Сокрушительная сила теперь была лопающейся пеной на песке, которой бы всё равно никто не поверил. Такой выглядела и Фрида — тающей под солнцем, но лишь недавно рвущейся в сторону берега.

Каждое слово она произносила куда увереннее, чем всё сказанное Мией до этого. И только прозвучало первое слово, как вся эта игра перевернулась, потому что решающим звеном в ней стало совершенно не количество просьб и не их искренность. Её старшей собеседнице достаточно было просто произнести одно слово, она бы могла уложиться меньше, чем в секунду. И тогда всё бы закончилось так же само. Возникло ощущение, что, перепробуй Мия миллионы других вариантов, подбери другие слова и заговори в более подходящий момент, не изменилось бы совершенно ничего. Одно только первое слово, и все существующие версии этого разговора показались заведомо проигрышными.

— Нет. Ни за что и никогда, Мия. Это стопроцентный отказ без какого-либо шанса на то, что я передумаю. Я не хочу продолжать эту тему и когда-либо к ней возвращаться. Нет.

— А почему? Я могу узнать почему нет? — девочка оторопела, не зная, стоило ли ей задавать этот вопрос.

— Потому что ты задала этот вопрос именно мне. И именно мне предстояло на него ответить. Поэтому.

Фрида смотрела без сожаления, так, будто её слова могли сделать больно дальше физически. Только голос утих, как образовалась та пауза, которую нужно было избежать любой ценой. Пусть даже голосом, который не был окрашен ни в один из оттенков.

— Я поняла.

Внутри появилась горечь, которая пожирала мысли с непередаваемо быстрой скоростью. Непонимание такого резкого отказа и обида. На эти слова. На саму Фриду. На место, которое они так любят называть домом. Ступор сковал тело, а лёгкие почему-то сжались так, что стало не по себе. Что-то отвратительно наивное умоляло, чтобы прозвучало это “но…”, которое всё исправит, но Фрида продолжала молчать.

Мия не рассчитывала на этот ответ. Не от этого человека. Пусть бы ей Хлоя какую мерзость сказала, пусть бы Эйдан посмеялся над ней или Вилсон грубо указал на дверь. Сейчас её ярчайший свет отказался светить ей и бросил увядать в темноте, так это ощущалось. Мия не спрашивала, можно ли ей уйти и этим самым пошла против себя самой. Какая-то часть её запрещала уйти, не сказав ни слова, но она перешагнула и это.

Внутри бурлила какая-то болезнь, которую она никогда до этого не испытывала. Из-за чего внутренние органы сдавлены, голос сжатый, будто за горло держат, а мысли становятся чернее и грязнее некуда. И понимание того, что они лезут в голову, делали ещё хуже.

Мия вышла и направилась в свою комнату. Её сон был длинной широкой лентой, к которой забыли прикоснуться, чтобы передать истории и образы. Простое пространство, ни чёрное, ни цветное.

Этой главы не существует.

Бумага меня слышит.

За эти пару дней тоска съела меня, не оставив ничего. Я всё реже выхожу из своей комнаты. Мне по-прежнему невероятно интересно думать о бесконечности и о покровителях.

Не получается быть многословной, но я не знаю почему. Кто-то из замка это понимает и говорит сам. Размышляет вслух. Благодаря этому не нужно вытягивать слово за словом. И мне кажется, что чем я больше знаю, тем тоскливее мне становится. Я слушаю, и у меня опускаются руки. Я уже очень хорошо могу писать и читать, но с моим ароматом всё не так замечательно. В такую глубокую осень вообще мало что волшебного происходит.

Мне захотелось придумать историю. Это её начало.

1.