— Что? — спросил он. — В чем дело, Сюзанна?
— Я знаю ответ, но не могу его ухватить. Застрял в памяти, как рыбья кость в горле. Мне нужно, чтобы ты помог мне вспомнить отца — не лицо, а голос. Его слова.
Джейк украдкой поглядел на свое запястье, и в памяти мальчика неожиданно вновь всплыли зеленые, как у кота, глаза Тик-Така: вместо часов там было белое пятно, резко выделявшееся на темном загаре. Сколько еще времени у них остается? В лучшем случае минут семь, никак не больше. Джейк поднял взгляд и увидел, что Роланд перекатывает по костяшкам левой руки патрон. Мальчик почувствовал, как сразу потяжелели его веки, и быстро отвел глаза.
— Чей голос ты хотела бы вспомнить, Сюзанна Дийн? — негромко и задумчиво спросил Роланд. Его взгляд был прикован не к лицу молодой женщины, а к патрону, который резво плясал по его руке — туда… и обратно… туда… и обратно… — без остановки.
Стрелку не понадобилось отвлекаться от своего занятия, чтобы понять, что мальчик смотрит в сторону и только Сюзанна следит теперь за танцем патрона. Патрон стал перекатываться все быстрее и наконец словно бы заплавал по тыльной стороне руки Роланда.
— Помоги мне вспомнить голос отца, — попросила Сюзанна Дийн.
На мгновение стало тихо. Где-то в городе тяжело ухнул взрыв. По крыше Колыбели барабанил дождь, слышался густой мерный рокот турбинных двигателей моно. Потом тишину прорезал низкий гидравлический гул. Эдди оторвался от плясавшего по руке стрелка патрона (для этого потребовалось некоторое усилие; молодой человек понял: еще несколько секунд — и он сам был бы загипнотизирован) и заглянул за железные прутья ограды. Из покатого розового лба Блейна между окон выдвигался тонкий серебристый прут, похожий на антенну.
— Сюзанна, — негромко окликнул Роланд.
— Что? — Глаза молодой женщины были открыты, но голос звучал еле слышно, с придыханием, как у говорящего во сне.
— Ты помнишь голос своего отца?
— Да… но я его не слышу.
— ШЕСТЬ МИНУТ, ДРУЗЬЯ МОИ.
Эдди и Джейк испуганно вздрогнули и посмотрели в сторону динамика, но Сюзанна точно оглохла и продолжала невидящим взглядом следить за блуждающим по руке стрелка патроном. Костяшки пальцев Роланда под ним сновали вверх-вниз, как ремизки ткацкого станка.
— Постарайся, Сюзанна, — настойчиво упрашивал Роланд и вдруг почувствовал, что Сюзанна в кольце его правой руки меняется. Она как будто погрузнела… а еще ему смутно почудилась в молодой женщине некая живость, которой прежде не было. Словно изменилась сама ее суть.
Она и впрямь изменилась.
— На кой ляд тебе сдалась эта сука? — хрипло осведомилась Детта Уокер.
Судя по голосу, Детта была изумлена и раздражена.
— Ей по матике отродясь больше трояка не ставили. А без меня и того было б не видать как своих ушей. — На миг она умолкла, потом ворчливо добавила: — Да и папка по малости помогал. Про хитрые чиселки-то я знала, а вот решето нам папка показал. Я аж приторчала! — Она хихикнула. — Одетта-то хитрые чиселки так и не осилила, потому Сьюзи и не может вспомнить ни шиша.
— Какие хитрые чиселки? — спросил Эдди.
— Да простые! — У нее вышло «па-рас-тыи». Она посмотрела на Роланда. Казалось, она совсем очнулась… но это не была Сюзанна. Однако это не было и гнусное исчадье ада по имени Детта Уокер, хотя разговаривала она как будто бы по-Деттиному. — Одетта заявилась к папке вся в слезах и соплях и давай реветь белугой: завалила тему… а там, коли на то пошло, заваливать было нечего — подумаешь, алгебра в картинках! И ведь могла же написать ту контрошку — коли я могла, значит, могла и она — нет, не схотела. Она, сучка, всех стихоплетов перечитала, дак, вишь ты, как же ей мараться с какой-то там ars mathematica! Ни-ни! — Детта запрокинула голову и расхохоталась, но без былой сильно отдающей безумием ядовитой желчности. Казалось, ее искренне забавляла глупость ее второго «я».
— А папка и говорит: «щас я покажу тебе фокус, Одетта, я ему в колледже выучился. Он мне помог с простыми числами разобраться — и тебе поможет. Поможет найти любое простое число, какое хошь. Ох — детта, бестолочь, говорит: «Пап, учитель говорит, для простых чисел никакой формулы нету». А папка ей на это: «Нету. Но их, Одетта, можно изловить да отсеять — было б решето». Решето Эратосфена, вот как он его назвал. Снеси-ка меня к той коробке на стене, Роланд, щас я загадку этой заразы компьютерной расщелкаю. Щас тряхану решетом — и вытрясу вам катанье на поезде.
В сопровождении Эдди, Джейка и Чика Роланд отнес Детту к коробке.
— У тебя в торбе был уголек — давай-ка его сюда.
Стрелок порылся в кошеле и вытащил короткий обломок обугленной палочки. Детта взяла его и вгляделась в ромбовидную сетку чисел.
— Папка рисовал чуток по-другому, но, думаю, один хрен, — сказала она через минуту. — Простые чиселки все равно как я сама: хитрые и вредные. Получаются от сложения двух других, а делиться нипочем не хочут, кроме как на единичку да на самих себя. Единичка чиселка простая, потому что простая. Двойка чиселка простая, потому что получается, когда сложишь один да один, а поделить ее можно токо на один да на два. И больше четных простых чиселок нету. Стало быть, все четные можно выкинуть.
— Я запутался, — сознался Эдди.
— Это потому, что ты безмозглый белый, — фыркнула Детта, но довольно добродушно. Она еще мгновение приглядывалась к ромбу, а потом энергично взялась помечать все кнопки с четными числами короткими, жирными черными штрихами.
— Три — простая чиселка, только что на тройку ни множь, простого числа не получишь, — сказала она, и Роланд услышал нечто странное, но совершенно замечательное: Детту из голоса женщины постепенно вытесняла другая, и не Одетта Холмс, а Сюзанна Дийн. Ему не нужно было выводить ее из транса: она сама вполне естественно выходила из него.
Сюзанна угольком стала помечать те из оставшихся после вычеркивания четных чисел, которые делились на три — девять, пятнадцать, двадцать один и так далее.
— То же самое с пятеркой и семеркой, — пробормотала она и вдруг очнулась, вновь и только Сюзанной Дийн. — Нужно просто пометить все нечетные числа типа двадцати пяти, которые еще не вычеркнуты.
Ромб теперь выглядел так:
— Есть, — устало сказала она. — Все простые числа от единицы до ста остались в решете. Я совершенно уверена, что это и есть шифр, открывающий ворота.
— ДРУЗЬЯ, У ВАС ОСТАЛАСЬ ОДНА МИНУТА. ОКАЗЫВАЕТСЯ, ВЫ СООБРАЖАЕТЕ КУДА МЕДЛЕННЕЙ, ЧЕМ Я ПОЛАГАЛ.
Эдди, не обращая внимания на Блейна, порывисто обнял Сюзанну.
— Ты вернулась, Сьюзи? Пришла в себя?
— Да. Я очнулась посреди ее объяснений, но дала ей поговорить еще немного. Мне показалось, перебивать будет невежливо. — Сюзанна посмотрела на Роланда. — Ну? Рискнем?
— ПЯТЬДЕСЯТ СЕКУНД.
— Да. Испробуй этот шифр, Сьюзи. Это твой ответ.
Она потянулась к вершине ромба, но Джейк придержал ее руку.
— Нет, — сказал он. — Насос заливается задом наперед, помнишь?
Это, казалось, озадачило Сюзанну. Потом она улыбнулась.
— Да, правда. Хитрый Блейн… и умный Джейк.
Они в молчании смотрели, как Сюзанна по очереди нажимает на оставшиеся кнопки: девяносто семь, восемьдесят девять, восемьдесят три… Кнопки утапливались с едва слышным щелчком. Сюзанна коснулась последней. Никакой напряженной паузы не было — створки ворот посреди ограды тотчас поехали в стороны, противно лязгая и обрушивая откуда-то сверху целые потоки хлопьев ржавчины.
— НЕДУРСТВЕННО, — удивился Блейн. — Я ЖДАЛ ЭТОГО С НЕТЕРПЕНИЕМ. ПОЗВОЛЬТЕ ДАТЬ ВАМ СОВЕТ: БЫСТРО САДИТЕСЬ В ВАГОН. НЕ ИСКЛЮЧЕНО, ЧТО ВАМ ЗАХОЧЕТСЯ ПОБЫСТРЕЕ УБРАТЬСЯ ОТСЮДА. В ЭТОЙ ЗОНЕ РАСПОЛОЖЕНО НЕСКОЛЬКО ГАЗОВЫХ СОПЕЛ.
Трое людей (четвертая ехала на бедре у одного из них) и маленький пушистый зверек проскочили в открывшийся в ограде проем и опрометью кинулись к Блейну Моно. Тот стоял в своем узком стойле, наполовину возвышаясь над платформой, наполовину скрытый под ней, похожий на лежащий в открытом казеннике мощной винтовки гигантский патрон, выкрашенный в неуместный, нелепый оттенок розового цвета, и тихо гудел. В необъятной Колыбели Роланд и его спутники казались крохотными движущимися пятнышками. Высоко наверху, под древней кровлей, кружили и камнем падали вниз голуби, множество голубей, которым оставалось жить сорок секунд. Путешественники приблизились к мнонорельсу, и в тот же миг выпуклая секция розового корпуса скользнула кверху, открывая проход. Внутри лежал толстый бледно-голубой ковер.