Роланд, не отрываясь, смотрел вниз широко раскрытыми глазами. Губы стрелка сжались в бескровную, похожую на шрам полоску. Во тьме его неведения разгорался яркий белый свет понимания.
За Великой Стеной Лада начинались подлинно бесплодные земли.
К проему в стене монорельс спускался под уклон, и путников отделяло тогда от земли не более тридцати футов. Тем сильнее оказалось потрясение, ибо, вынырнув из туннеля за городской стеной, они заскользили на ужасающей высоте — в восьмистах или даже тысяче футов над землей.
Роланд оглянулся на стремительно удаляющуюся стену. Когда они приближались к ней, она казалась неимоверно высокой, но перспектива делала ее поистине ничтожной — расщепленным каменным ногтем, цепляющимся за край необъятного бесплодного поля. Мокрые от дождя гранитные утесы обрывались в бездну, к бескрайнему на первый взгляд царству первозданного хаоса. Скалу под стеной покрывали большие круглые отверстия, похожие на пустые глазницы. Оттуда отвратительными мутными потоками лилась черная вода и выползали щупальца лилового тумана. Все это, растекаясь по граниту чешуей зловонных вееров, с виду столь же древних, как сам камень, устремлялось вниз. «Так вот куда деваются городские отходы, — подумал стрелок. — Через край — и в выгребную яму».
Но то была не яма, а низина. Словно земли за городской чертой лежали на плоской крыше исполинского лифта, и однажды, в туманные незапамятные времена, этот лифт пошел вниз, прихватив с собой изрядный кус страны. Единственный Блейнов рельс, проложенный по центру эстакады, парившей между этой падшей землей и набрякшими дождем тучами, казалось, плыл в пустоте.
— Почему мы не падаем, что нас держит? — воскликнула Сюзанна.
— ЛУЧ, РАЗУМЕЕТСЯ, — ответил Блейн. — ВИДИТЕ ЛИ, ВСЕ НА СВЕТЕ СЛУЖИТ ЛУЧУ. ПОСМОТРИТЕ ВНИЗ — Я УВЕЛИЧУ ИЗОБРАЖЕНИЕ НА ЭКРАНАХ НИЖНЕГО СЕКТОРА В ЧЕТЫРЕ РАЗА.
Даже Роланд почувствовал, как закружилась голова и свело судорогой желудок, когда земля вдруг рванулась вверх, им навстречу. Возникшая картина своим безобразием превосходила все, что ему было известно о безобразии… а известно ему об этом было, к сожалению, очень многое. Сожженный, развороченный взрывами край, переживший страшные дни, — вне всякий сомнений, эта часть мира приняла на себя первый удар губительного катаклизма и сгинула в нем. Почва превратилась в покоробленное черное стекло, скрученное в узлы или выпирающее уродливыми буграми, которые по-настоящему нельзя было назвать холмами, и изрезанное глубокими трещинами и складками, которые по-настоящему нельзя было назвать лощинами. Редкие деревья — низкорослые, чахлые, какие могут привидеться в кошмаре, — грозили небу искалеченными ветвями; увеличение создавало иллюзию, что эти ветви, будто руки безумца, пытаются схватить путешественников. Кое-где из стеклянистой корки торчали пучки толстых керамических труб. Одни казались мертвыми или погруженными в спячку, внутри других поблескивал жутковатый и таинственный синевато-зеленый свет, точно во чреве земли пылали исполинские печи и горны. Среди труб на кожистых крыльях кружили смахивающие на птеродактилей безобразные твари, время от времени угрожающе щелкая крючковатыми клювами. Целые полчища этих жутких воздухоплавателей сидели на круглых верхушках дымоходов — по-видимому, они грелись в теплом воздухе, поднимавшемся от подземных негасимых огней.
Путешественники проплыли над трещиной, змеившейся с севера на юг, точно мертвое русло реки… но она не была мертва. В самой ее глубине, как сердце, билась тонкая алая нить. От этой трещины ответвлялись другие, поменьше, и Сюзанна, своевременно принявшая свою дозу Толкиена, подумала: «Вот что увидели Фродо и Сэм, добравшись до сердца Мордора. Вот они, Роковые Расселины».
Прямо под ними, извергая в небо пылающие камни и волокнистые сгустки лавы, взметнулся огненный фонтан. Мгновение путникам казалось, что языки пламени поглотят их. Джейк взвизгнул и залез в кресло с ногами, прижимая Чика к груди.
— НЕ БОЙСЯ, МАЛЕНЬКИЙ ПЕРВОПРОХОДЕЦ, — лениво успокоил его Джон Уэйн, — НЕ ЗАБЫВАЙ ОБ УВЕЛИЧЕНИИ.
Пламя погасло. Камни — среди них было множество громадных, с целую фабрику величиной, — беззвучным шквалом обрушились на землю.
Сюзанна с удивлением обнаружила, что печальные и страшные картины, развертывающиеся внизу, заворожили ее, сковали гибельными чарами, которые она не имела сил разрушить… и почувствовала: ее темная половина, та часть ее кеф, что звалась Деттой Уокер, не просто наблюдает — она упивается зрелищем, проникается им, узнает в нем нечто давно знакомое. В определенном смысле, Детта всегда искала именно такое место, вещественный двойник ее больного рассудка и безутешной насмешницы-души. Пустынные взгорья севернее и восточнее Западного моря, поваленный и поломанный лес вокруг Портала Медведя, безлюдные степи северо-западнее Сенда — все бледнело в сравнении с этой фантастической, бесконечной панорамой запустения. Они вышли к Свалке и вступили в бесплодные земли. Теперь их окружала отравленная тьма мест, которых сторонились.
Но эти земли, хоть и загубленные, были не безнадежно мертвы. Время от времени путешественники мельком замечали внизу какие-то тени — уродцы, ничуть не похожие ни на людей, ни на зверей, они весело резвились в тлеющей пустыне или во множестве собирались вокруг скоплений гигантских труб и над огненными расселинами, рассекавшими пейзаж. К счастью, невозможно было отчетливо разглядеть этих белесых прыгучих тварей.
Среди более мелких важно прохаживались создания покрупнее — розоватые, отчасти похожие на аистов, отчасти — на ожившие треноги. Выступали они медленно, задумчиво, точно проповедники, погруженные в размышления о неизбежности вечных мук, и то и дело приостанавливались, по-видимому, чтобы, резко наклонясь вперед, выдернуть что-то из земли — так, как цапля хватает проплывающую мимо рыбешку. В этих тварях было что-то несказанно отвратительное — Роланд ощутил это так же остро, как другие, — но определить, что именно вызывало такое чувство, не удавалось. Однако отрицать его реальность было нельзя; на «аистов» во всей их законченной мерзости почти невозможно было смотреть.
— Никакая это была не ядерная война, — сказал Эдди. — Это… это… — Его слабый, полный ужаса голос звучал совсем по-детски.
— АГА, — подтвердил Блейн. — БЫЛО КУДА ХУЖЕ. И КОНЦА ЭТОМУ НЕ ВИДНО. НО МЫ ДОСТИГЛИ ТОЧКИ, ГДЕ Я ОБЫЧНО ПОВЫШАЮ РАСХОД ЭНЕРГИИ. ВЫ УЖЕ ВДОВОЛЬ НАСМОТРЕЛИСЬ?
— Да, — откликнулась Сюзанна. — О Боже мой, да.
— ТОГДА, МОЖЕТ БЫТЬ, Я ВЫКЛЮЧУ ПРИБОРЫ НАБЛЮДЕНИЯ? — В голосе Блейна вновь звучала прежняя жестокая, глумливая нотка. На окутанном пеленой дождя горизонте встала зубчатая цепь гор, словно возникших из кошмара, — голые бесплодные вершины клыками вгрызались в серое небо.
— Поступай как знаешь, только перестань забавляться, — сказал Роланд.
— ТЫ ЧРЕЗВЫЧАЙНО ГРУБ ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ УМОЛИЛ МЕНЯ ПОДВЕЗТИ ЕГО, — хмуро заметил Блейн.
— Мы честно заслужили поездку, — возразила Сюзанна. — Мы же отгадали твою загадку, правда?
— И потом, тебя для того и строили, — подхватил Эдди. — Возить людей.
Блейн не ответил словами, но из встроенных в потолок динамиков вырвалось усиленное аппаратурой яростное кошачье шипение, и Эдди пожалел, что распустил свой длинный язык. Пустота вокруг них начала заполняться вогнутыми цветными плоскостями. Курящуюся испарениями дикую пустыню внизу скрыл от глаз вновь появившийся темно-синий ковер. Опять загорелся рассеянный свет, и они снова очутились в салон-вагоне для знати.
Стены завибрировали от мерного гула. Шум двигателей нарастал. Джейк почувствовал, как невидимая рука мягко заталкивает его в кресло. Чик огляделся, тревожно заскулил и принялся лизать Джейку лицо. Зеленая точка на экране в передней части вагона — теперь она находилась чуть южнее и восточнее фиолетового кружочка с напечатанным рядом словом ЛАД — замигала быстрее.
— А мы почувствуем, как он пройдет звуковой барьер? — с беспокойством спросила Сюзанна.