Ресторанный мотив продолжался и за порогом. Хотя вдоль стен тянулись ряды книжных полок, помещение делил на две части прилавок, очень похожий на стойку кафетерия. По Джейкову сторону этой стойки стояло несколько столиков со стульями. Спинки у стульев были из гнутых металлических прутьев. Каждый столик был накрыт так, чтобы демонстрировать блюда сегодняшнего меню: романы Джона Д. Макдональда о Трэвисе Мак-Ги, романы о Филиппе Марлоу Реймонда Чендлера, романы о Сноупсе Уильяма Фолкнера. Маленькая табличка на столике с Фолкнером сообщала: «Есть редкие первые издания — пожал., поинтересуйтесь». Другая табличка, на стойке, просто советовала: «ПОЛИСТАЙ!» Именно этим и занимались двое посетителей. Они сидели у стойки-прилавка, прихлебывали кофе и читали. Джейк подумал, что это, без сомнения, самый лучший книжный магазин, в каком ему когда-либо приходилось бывать.

Но что привело его сюда? Вот вопрос. Судьба? Или здесь сыграло свою роль слабое, но неотвязное ощущение, что он идет по следу… оставленному специально, чтобы он его нашел?

Джейк поглядел на маленький стенд с книгами на столике слева от себя и понял ответ.

Там были выставлены детские книжки. Места на столе было не слишком много, а потому книжек насчитывалось всего около дюжины — «Алиса в Стране Чудес», «Хоббит», «Том Сойер» и тому подобное. Внимание Джейка привлекла книжка, явно предназначенная для совсем маленьких детей. На ярко-зеленой обложке, пыхтя, взбирался на пригорок паровозик с человечьим лицом. На его предохранительной решетке (ярко-розовой) играла радостная широкая улыбка, а веселый глаз — фара — словно приглашал Джейка Чэмберса заглянуть в книгу и прочесть все от корки до корки. «Чарли Чух-Чух», значилось на титуле, «текст и иллюстрации Берил Ивенс». Мальчик мгновенно вспомнил свое «Итоговое эссе» с фотографией амтраковского поезда на первом листе и словами чух-чух, раз за разом повторявшимися в тексте.

Он схватил книжку и накрепко вцепился в нее, точно та могла улететь, если бы он ослабил хватку. И, глядя на обложку, обнаружил, что улыбка Чарли Чух-Чуха не внушает ему доверия. «С виду ты веселый и счастливый, но, сдается мне, это сплошное притворство, — подумал он. — Мне вовсе не кажется, что ты счастлив и весел. И что Чарли — твое настоящее имя».

Безумные мысли, вне всяких сомнений, безумные — но чутье подсказывало Джейку, что безумием тут и не пахнет. Ему эти мысли казались здравыми. Справедливыми.

Рядом с тем местом, откуда Джейк взял «Чарли Чух-Чуха», расположилась потрепанная книжка в мягкой обложке, нещадно изорванной и заклеенной пожелтевшим от времени скотчем. Рисунок изображал озадаченных мальчика и девочку, над головой у них рос лес вопросительных знаков. Книжка называлась «Угадай-дай-дай! Загадки и зубодробительные задачи для всех!» Имя автора не значилось.

Сунув «Чарли Чух-Чуха» под мышку, Джейк взял сборник загадок. Раскрыв его наудачу, он увидел следующее:

«Что растворяется, но не исчезает?»

— Дверь, — пробормотал Джейк. Он почувствовал, как лоб — руки — все его тело покрываются испариной. — Дверь!

— Что-нибудь нашел, сынок? — полюбопытствовал негромкий спокойный голос.

Джейк обернулся и увидел стоящего в конце прилавка толстого дядьку в белой рубашке с расстегнутым воротом. Руки толстяк держал в карманах просторных габардиновых штанов. Очки были сдвинуты на сияющий купол лысины.

— Да, — лихорадочно подтвердил Джейк. — Вот эти две. Они продаются?

— Все, что здесь есть, продается, — сказал толстяк. — И дом бы продавался, будь я его владельцем. Увы, я всего-навсего арендатор. — Он протянул руку за книгами. На мгновение Джейк всем своим существом воспротивился, потом неохотно отдал свои находки. У него родилось нелепое опасение, что толстый дядька убежит с ними; тогда, при малейшем намеке на нечто подобное, Джейк кинется на продавца, вырвет книжки у него из рук и улепетнет. Эти книжки ему необходимы.

— Нуте-с, юноша, давайте поглядим, что тут у вас, — сказал толстяк. — Кстати, я — Башнер. Кэлвин Башнер. — Он подал Джейку руку.

Глаза мальчика расширились, и он невольно отступил на шаг.

— Что?

Толстяк с интересом посмотрел на него.

— Кэлвин Башнер. Которое из сих слов — поношение на твоем наречии, о гиборийский скиталец?

— А?

— Я просто хотел сказать, что вид у тебя такой, будто кто-то воткнул тебе в попу палец, паренек.

— А. Извините. — Джейк пожал большую мягкую руку мистера Башнера, надеясь, что тот не станет докапываться до сути. Когда продавец назвался, сердце у Джейка екнуло, но почему, он не знал. — А я — Джейк Чэмберс.

Кэлвин Башнер встряхнул руку Джейка.

— Славное имечко, коллега. Как у вольного героя вестерна — парень вихрем врывается в аризонский городишко Вилки-Гнутые, начисто искореняет там скверну и скачет дальше. Пожалуй, что-нибудь в духе Уэйна Д. Оверхользера. Вот только ты мало похож на вольного ковбоя, Джейк. Ты похож на мальчугана, который решил, что в такой славный денек грех сидеть в школе.

— Э-э… нет. Мы закончили учиться в прошлую пятницу.

Башнер усмехнулся.

— Угу. Будьте уверочки. Стало быть, тебе позарез нужно заполучить эти две книженции, а? Вообще-то занятно, что только люди мечтают добыть во что бы то ни стало. Вот ты — я бы с ходу записал тебя в поклонники Роберта Говарда, подумал бы: ага, этот парнишка ищет, где бы выгодно купить доброе старое издание Дональда М. Гранта с картинками Роя Кренкеля. Окровавленные мечи, могучие мускулы и Конан-Варвар, прорубающийся сквозь орды стигийцев.

— Вообще-то, звучит очень славно. А это для… э… для моего младшего братишки. У него на той неделе день рожденья.

Кэлвин Башнер большим пальцем поддел очки, спустил их на нос и повнимательнее присмотрелся к Джейку.

— В самом деле? А мне кажется, ты единственный ребенок в семье. Ты у папочки с мамочкой один, если я хоть раз видел единственное чадо, и сейчас наслаждаешься самоволкой в день, когда мистрисс Май в зеленых одеждах трепещет у самого входа в тенистые долы Июня.

— Простите?

— Неважно. Весна неизменно настраивает меня на Уильям-Куперовский лад. [19] Люди — создания странные, но интересные, техасец, — я прав?

— Наверное, — осторожно ответил Джейк. Он не мог решить, нравится ему этот чудак или нет.

Один из тех, кто «листал» книги за стойкой-прилавком, круто развернулся вместе с табуреткой. В одной руке он держал чашку кофе, в другой — затрепанный экземпляр «Чумы».

— Брось дразнить мальца и продай ему книжки, Кэл, — сказал он. — Если поторопишься, то до светопреставления мы успеем сгонять партийку в шахматы.

— Моя натура и поспешность несовместны, — заявил Кэл, однако открыл «Чарли Чух-Чуха» и взглянул на цену, проставленную карандашом на форзаце. — Книжка довольно заурядная, однако данный экземпляр — в необычно хорошем состоянии. Малышня обычно отделывает любимые книжки, как Бог черепаху. Я мог бы выручить за нее двенадцать долларов…

— Проклятый мошенник, — сказал мужчина, читавший «Чуму», и остальные «листальщики» захохотали. Кэлвин Башнер и ухом не повел.

— …но рука не поднимается содрать с тебя такую уйму деньжищ в такой день. Семь зелененьких, и книжка твоя. Плюс, само собой, налог. Загадки можешь взять так. Считай это моим даром мальчику, которому достало ума в последний настоящий весенний день подхватиться и удрать на волю, в пампасы.

Джейк выудил из кармана кошелек и с беспокойством открыл его, опасаясь, что ушел из дому всего с тремя или четырьмя долларами. Однако ему везло. В кошельке лежали пятерка и три однодолларовых купюры. Он протянул деньги Башнеру, который, небрежно сложив доллары, затолкал их в один карман, а из другого извлек сдачу.

— Не спеши уходить, Джейк. Раз уж ты здесь, иди-ка к стойке, выпей чашечку кофе. И когда я в пух и прах разнесу ревматическую старую киевскую защиту Эрона Дипно, глаза у тебя от изумления сделаются большими, как блюдца.