«Чуть-чуть, — подумал Джейк. — Чух-Чух. И это истина».

— Четвертак найдется? — утомленно поинтересовался нищий, и Джейк, даже не оглянувшись, бросил ему на колени сдачу, полученную в книжном магазине. Теперь, точно по расписанию, он услышал «Роллинг Стоунз»:

«Я вижу красную дверь и хочу перекрасить ее в черный цвет,

Пусть почернеют все краски; пестроте говорю я: нет…»

Проходя мимо, он увидел — тоже без удивления — что магазин назывался «Музыкальная башня».

Создавалось впечатление, что сегодня башни попадаются на каждом шагу.

Джейк пошел дальше; мимо в каком-то сонном оцепенении проплывали таблички с названиями улиц. Он миновал Сорок девятую и, шагая в сторону Сорок восьмой, поравнялся с магазином под названием «Зеркало души». Повернув голову, Джейк (в полном соответствии с тем, что уже некоторое время было ему известно) мельком увидел в зеркалах дюжину Джейков — дюжину мальчиков, слишком маленьких для своих лет; дюжину мальчиков, опрятно одетых для школы: синие блейзеры, белые рубашки, темно-красные галстуки, серые брюки. Официальной формы школа «Пайпер» не имела, но такой наряд максимально соответствовал неофициальной.

Теперь «Пайпер» казался далеким, канувшим в прошлое.

Джейк вдруг понял, куда идет. Прозрение омыло душу мальчика, точно сладкая, дарующая свежесть и прохладу вода подземного ключа. «В магазин деликатесов, — подумал он. — То есть с виду это магазин. А на самом деле там совсем другое — там проход в другой мир. В тот самый мир. В его мир. В правильный мир».

Джейк побежал, нетерпеливо глядя вперед. Светофор на Сорок седьмой, явный его недоброжелатель, погасил зеленый глаз и зажег красный; но, презрев запрет, Джейк выпрыгнул с тротуара на проезжую часть, рассеянно-безразлично покосился в сторону машин и резво помчался между широкими белыми линиями — границами пешеходного перехода. Взвизгнули покрышки: фургон, под носом у которого промелькнул Джейк, резко остановился.

— Эй! Ты че, ты че? — заорал шофер, но Джейк будто не слышал.

Еще всего один квартал.

Он поднажал и помчался во весь дух. Галстук полоскался за левым плечом, волосы отдувало со лба, мягкие кожаные туфли, которые Джейк надевал в школу, звонко топали по тротуару. Прохожие таращили на него глаза — кто с изумлением, кто просто с любопытством — но Джейк обращал на них внимания не больше, чем на крики взбешенного водителя фургона.

«Вон, вон — там, на углу. Рядом с канцелярскими товарами».

Откуда ни возьмись на пути у Джейка возник служащий городского почтамта в темно-коричневой робе; он толкал перед собой нагруженную свертками тележку. Вскинув руки над головой, Джейк перемахнул через нее, как прыгун в длину. Белая сорочка мальчика выбилась из брюк и развевалась сзади, выглядывая из-под блейзера, точно подол комбинации. Джейк приземлился и едва не врезался на детскую коляску, которую катила молодая пуэрториканка. Вильнув в сторону, словно полузащитник, засекший брешь в линии обороны и ринувшийся к славе, Джейк разминулся с ней. «Где пожар, зайчик?» — поинтересовалась молодая женщина, но Джейк и на нее не обратил внимания. Он летел стрелой. Мимо промелькнула витрина «Бумажного оазиса» — тетради, ручки, калькуляторы.

«Дверь! — исступленно думал мальчик. — Сейчас я ее увижу! Думаете, остановлюсь? Дудки, Хозе! Я проскочу прямо за порог, а если заперто, я эту дверь выши…»

Тут он увидел угол Второй и Сорок шестой и все-таки остановился, резко тормознув каблуками мокасин. Сжав кулаки, он стоял посреди тротуара; легкие с хрипом судорожно набирали и выталкивали воздух, волосы потными сосульками вновь рассыпались по лбу.

— Нет, — он едва не плакал. — Нет! — Однако это отчаянное, противоречащее здравому смыслу отрицание не меняло увиденного: на углу Второй авеню и Сорок шестой улицы никакого магазина не было. Только невысокий дощатый забор, а за ним — замусоренный, заросший бурьяном клочок земли.

Стоявшее здесь здание снесли.

Джейк добрых две минуты неподвижно простоял у забора, потухшим взглядом обозревая пустырь. Уголок рта у него подергивался. Мальчик чувствовал, как его надежда и непоколебимая уверенность иссякают, сменяясь глубочайшей, горчайшей безнадежностью, какой он доселе еще не знал.

«Всего-навсего очередная ложная тревога, — подумал он, когда очнулся от потрясения настолько, что обрел способность думать. — Очередная ложная тревога, тупик, высохший колодец. Теперь голоса зазвучат снова, и тогда я, наверное, завизжу и завою. Ну и ладно. Потому что я устал крепиться и держать все в себе. Устал сходить с ума. Если с ума сходят так, то я хочу только одного: ускорить это дело, чтобы кто-нибудь отвел меня в больницу и дал что-нибудь для отключки. Я сдаюсь. Слезай, приехали — я спекся».

Но голоса не возвращались — по крайней мере, пока. И когда Джейк стал размышлять над тем, что видит, он понял: запустение, царящее на этом клочке земли, все-таки не абсолютно. Посреди замусоренного, заросшего сорной травой пустыря высился щит с объявлением:

…ОБЪЕДИНЕННОЕ СТРОИТЕЛЬНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ «МИЛЛЗ КОНСТРАКШН-СОМБРА РИЭЛ ИСТЭЙТ» ПРОДОЛЖАЕТ ПРЕОБРАЖАТЬ ЛИЦО МАНХЭТТЕНА!

СКОРО — ЗДЕСЬ: РОСКОШНЫЕ КОНДОМИНИУМЫ «ЧЕРЕПАШЬЯ БУХТА»!

СПРАВКИ ПО ТЕЛЕФОНУ 555-6712. ЗВОНИТЕ!

ЗВОНИТЕ, НЕ ПОЖАЛЕЕТЕ!

Скоро? Возможно… но Джейк отчего-то усомнился. Буквы на щите давно поблекли, а сам щит покосился. Поперек изображенного художником роскошного кондоминиума «Черепашья бухта» прошелся ярко-синей аэрозольной краской самое меньшее один мастер граффити по имени БЭНГО СКЭНК. Джейку стало интересно, был ли проект отложен или же, возможно, просто приказал долго жить. Мальчик вспомнил: каких-нибудь две недели назад он слышал, как отец, разговаривая по телефону со своим советником по вопросам бизнеса, страшно орал на него, чтобы тот не связывался ни с какими капиталовложениями в кондоминиумы. «Мне плевать, насколько хороша налоговая картина! — почти кричал мистер Чэмберс (насколько Джейк мог судить, подобный тон при обсуждении деловых вопросов был для отца нормальным — возможно, к этому имел некоторое отношение кокаинчик в ящике отцовского письменного стола). — Когда тебе пытаются всучить какой-нибудь вонючий телевизор и говорят при этом — приходите, дескать, взглянуть на синьки, дело нечисто!»

Дощатый забор, которым был обнесен пустырь, доходил Джейку до подбородка. Забор покрывали афиши — концерт Оливии Ньютон-Джон в «Радио-сити», выступление группы под названием «Г.Гордон Лидди энд Гротс» в ист-вилледжском клубе, фильм «Война зомби», вышедший на экраны и сошедший с них в начале весны. Таблички «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН», прибитые к забору через равные промежутки, почти все были заклеены претенциозными рекламными плакатами. Чуть дальше виднелась надпись, сделанная при помощи распылителя (когда-то краска, несомненно, была ярко-красной, но выцвела, потускнела и теперь приобрела приглушенный меланхолический оттенок поздних летних роз). Широко раскрыв глаза, завороженный Джейк шепотом повторил выведенные на заборе слова:

По разумению Джейка, догадаться о происхождении (если не постичь смысл) странного четверостишия не составляло большого труда. В конце концов, эта часть восточного Манхэттена была известна как «Черепашья бухта». Однако это не объясняло ни того, почему при виде намалеванного на заборе стишка по спине Джейка вдоль позвоночника шершавой полоской побежали мурашки, ни отчетливого ощущения, что он нашел еще одну из вех, расставленных вдоль неведомой, таящейся от чужих глаз сказочной дороги.