Она цеплялась за эту мысль, как утопающий – за соломинку. Ничего другого ей просто не оставалось. Все ее мысли как будто смело, а ведь ей нужно было удерживать это рыдающее, перепуганное, злобное существо в тисках его же свирепой, и все же беспомощной похоти. Оно металось, рвалось и дрожало внутри ее тела, умоляя ее отпустить его, и в то же время оно использовало ее плоть с отчаянной и неистовой жадностью и напором. И она его не отпускала. Не могла отпустить.
«А что будет, когда я все-таки отпущу его? – промелькнула отчаянная, жуткая мысль. – Когда я его отпущу, чем он отплатит мне? Чем?»
Она не знала.
Дождь лил сплошной пеленой, угрожая превратить земляную площадку внутри говорящего круга в море грязюки.
– Натяните чего-нибудь над моей дверью! – закричал Эдди. – Иначе дождь ее просто смоет!
Поглядев на Сюзанну, Роланд увидел, что она все еще борется с демоном. Глаза ее были полузакрыты, губы стиснуты в жесткой гримасе. Роланд не видел демона и не слышал его, но ощущал его яростные и испуганные метания.
Эдди в сердцах повернулся к нему.
– Ты что, глухой? – Лицо его было залито дождем. – Накрой чем-нибудь эту чертову дверь и ПОЖИВЕЕ, пока не поздно!
Роланд вытащил из сумки первую попавшуюся шкуру и взялся обеими руками за края. Расставив руки как можно шире, он склонился над Эдди, соорудив над ним этакий импровизированный навес. На заостренный конец палки в руках у Эдди налипла грязь. Он вытер ее о рукав, оставив на нем полосу цвета горького шоколада, и снова склонился над своим рисунком. Нарисованная им дверь по размерам была поменьше, чем дверь на той стороне барьера – там, где был Джейк, – в соотношении примерно три к четырем, но все же Джейк смог бы пройти сквозь нее… если только ключи подойдут.
«Ты, наверное, хотел сказать, если у него есть ключ, – осадил себя Эдди. – Допустим, он его потеряет, уронит куда-нибудь… или дом его к этому принудит, что тогда?»
Под кружком, изображавшим дверную ручку, он нарисовал пластину, потом помедлил немного, как будто в раздумье, и вывел по центру пластины знакомые очертания замочной скважины.
Тут он снова задумался. Ему нужно еще что-то сделать… но что? Он никак не мог сосредоточиться. Ощущение было такое, что у него в голове бушевал ураган, только вместо сараев, летних уборных и крыш курятников этот вихрь рвал и гнал прочь его мысли.
– Ну давай же, мой сладкий, давай! – кричала Сюзанна у него за спиной. – Что-то быстро ты выдохся! Что случилось? А я-то подумала, ты у нас вроде как племенной жеребец. Слабо тебе, мальчик?
Мальчик. Вот оно!
Крепко сжав в руке палку, Эдди тщательно вывел на верхней панели двери одно слово: «МАЛЬЧИК». Едва он закончил последнюю букву, рисунок вдруг изменился. Круг, нарисованный на потемневшей от влаги земле, потемнел еще больше… и поднялся над землей, превратившись в блестящую черным дверную ручку. А из нарисованной замочной скважины – в том месте, где только что все было бурой грязью – пролился блеклый свет.
Сзади Сюзанна опять закричала на демона, чтобы он не отлынивал и наяривал круче, но судя по голосу, сама она тоже уже выдыхалась. Скоро силы оставят ее. Очень скоро.
Стоя на коленях, Эдди склонился к земле, точно истовый мусульманин, воздающий хвалу Аллаху, заглянул в замочную скважину, которую сам же и нарисовал, и увидел свой мир и тот страшный дом, посмотреть на который они приходили с Генри в мае 1977-го, не зная (хотя даже тогда Эдди что-то такое почувствовал), что за ними следит мальчишка из другой части города.
Он увидел коридор. И Джейка. Джейк стоял на четвереньках, отчаянно дергая половицу. И что-то к нему приближалось… что-то ужасное. Эдди видел его и не видел… как будто какая-то часть сознания не желала воспринимать увиденное, потому что один только вид этого страшного существа привел бы его неминуемо к пониманию, а понимание – к безумию.
– Быстрее, Джейк! – закричал он в замочную скважину. – Ради Бога, быстрее!
Точно пушечный выстрел, гром вспорол небо над каменным кругом, и дождь обернулся градом.
Когда ключ свалился в щель, Джейк на мгновение застыл как вкопанный, глядя на узкую трещинку между досками.
Как это ни странно, ему вдруг ужасно захотелось спать.
«Так не должно было быть. Это нечестно, – подумал он. – Это явно уже перебор. Я больше не выдержу… ни минуточки, ни секунды. Сейчас я на все плюну и лягу под этой дверью, поудобней устроюсь и буду спать… сразу засну, мгновенно… и когда оно схватит меня и проглотит, я, наверное, даже и не проснусь».
Но тут тварь, рвущаяся из стены, взревела. Джейк поднял глаза, и порыв его плюнуть на все и сдаться тут же иссяк, сметенный волною ужаса. Теперь они уже окончательно отделились от стены – громадная голова с единственным деревянным глазом и загребущая лапа с острыми когтями. Куски деревянной сетки торчали из белого черепа во все стороны – так детишки рисуют волосы на голове человечков. Тварь увидела Джейка, раскрыла пасть, обнажив деревянные зубы, и снова взревела. Из разверзшейся пасти пахнуло пылью, как сигаретным дымом.
Джейк упал на колени и заглянул в щель в полу. Там, в темноте, совсем близко, ключ поблескивал бравым отсветом серебра, но щель была слишком узкой, так что он даже не мог просунуть туда пальцы. Схватившись за половицу, Джейк изо всех сил рванул ее на себя. Гвозди, ее удерживающие, заскрипели… но половица осталась на месте.
Сзади послышался грохот и звон. Джейк оглянулся. Рука, размером больше его самого, подхватила упавшую люстру и отбросила ее в сторону. Ржавая цепь, на которой когда-то висела люстра, взвилась в воздух, как хлыст пастуха, и грохнулась на пол с тяжелым стуком. Сама же люстра просвистела у Джейка над головой; грязное стекло с лязгом билось о древнюю медь цепи.
Голова стража-привратника, насаженная на единственное кривое плечо с загребущей рукой, зависнув над полом, устремилась вперед. Остатки стены, из которой она появилась, обрушились в облаке пыли. Но тут же обломки ее поднялись, превратившись в костлявую спину чудовища.
Страж-привратник увидел, что Джейк глядит на него как завороженный, и вроде бы усмехнулся. При этом из сморщенных его щек повылезли деревянные щепки. Щелкая пастью, чудище волочило свое неуклюжее – все скособоченное и нескладное – тело через бальную залу, забитую пылью. Его громадная лапа опустилась среди обломков, нащупывая добычу, и сорвала с петель одну из створок двери, что открывалась из залы во второй коридор.
Ни жив, ни мертв, Джейк закричал и снова рванул половицу. Она осталась на месте, но зато в голове у него зазвучал голос стрелка:
«Не ту, Джейк! Попробуй другую!»
Он отпустил половицу, которую только что дергал, и схватился за вторую, с другой стороны щели. И в это мгновение раздался еще один голос. Именно – раздался. Джейк услышал его не в сознании, как голос стрелка. Голос был настоящим и доносился он из-за двери… той самой двери, которую он так долго искал. С того самого дня, когда его не задавила машина.
– Быстрее, Джейк! Ради Бога, быстрее!
Когда Джейк дернул вторую доску, она поддалась настолько легко, что он едва не свалился на спину.
На той стороне улицы, почти напротив Особняка, в дверях магазина подержанных бытовых приборов стояли две женщины. Та, что постарше, была владелицей магазина. Она как раз провожала единственную покупательницу, когда раздался оглушительный грохот рушащихся стен и ломающихся балок. Едва это случилось, две женщины разом обняли друг друга, не понимая, почему и зачем они это сделали, и молча застыли, как дети, дрожащие в темноте, когда из сумрака раздается какой-то неведомый страшный звук.
Чуть дальше по улице, трое мальчишек, спешащих на стадион Малой Лиги Дач-Хилла, застыли на месте и вытаращились на дом, напрочь забыв о тележке, набитой бейсбольной «оснасткой». Водитель грузовичка, развозящего товары на дом, встал на обочине, заглушил мотор и выбрался из кабины, чтобы посмотреть, что происходит. Из ближайшего супермаркета «Уголок Генри» и бара «Дач-Хилл Паб», дико озираясь по сторонам, высыпали на улицу клиенты.
