– Проводи нас до ограды и открой ворота, – сказал он, закрывая сарай.

– Если захочу.

– Конечно, если захочешь. Давай, шевели ногами.

У ограды Луи обернулся к Тевенену и легонько прихватил его за рубашку.

– А теперь, Секатор, закрой пасть и слушай внимательно: я к тебе еще зайду, можешь не сомневаться. Не пытайся улизнуть, а то сильно повредишь себе. Не смей прикасаться ни к одной женщине, слышишь? Один только промах, одна жертва – и можешь мне поверить: ты отправишься к своим друзьям на кладбище. Я тебе не оставлю ни одной лазейки, куда бы ты ни смылся. Подумай об этом хорошенько.

Луи взял Марка под руку и закрыл за собой ворота.

Оказавшись на бульваре Распай, они почти удивились тому, что снова видят город. Марк спросил:

– Почему ты не прижал его?

– Как? Секатора в сумке нет, в сарае тоже. Ножниц и тех нет, шила тоже. Журналы не тронуты.

– А у него дома? Почему мы не пошли к нему?

– По какому праву, Марк? Этот тип здорово набрался, но он не дурак. С него станется заявить в полицию. От Секатора до Клемана один шаг. И от нас до Клемана тоже. Если Секатор пойдет в полицию и расскажет свою историю, легавые завтра же будут у тебя и заберут Воке. Видишь, тут особо не разгуляешься.

– А как Секатор расскажет, что это ты, он же тебя не знает?

– Не знает, но Луазель знает, что я интересуюсь этим делом, он догадается. И решит, что я зашел слишком далеко, не предупредив его. Вокруг нас не дураки, вот в чем беда.

– Понятно, – сказал Марк, – мы в тупике.

– Отчасти. Лазейки есть, но пройти по ним надо с ювелирной точностью. Надеюсь, мы на какое-то время его напугали. И я его не упущу.

– Не обольщайся. На таких людей угрозы не действуют.

– Не знаю, Марк. Слушай, автобусы уже не ходят, возьмем такси, у меня спина разламывается.

На улице Вавен Марк остановил машину.

– Зайдешь пива выпить? – спросил он Луи. – Тебе полегчает.

Луи немного подумал и выбрал пиво.

В столовой Гнилой лачуги на улице Шаль все еще горел свет. Луи взглянул на часы: был час ночи.

– Поздно Люсьен засиживается, – сказал он, толкая старую калитку.

– Да, – ответил Марк с некоторой важностью, – он у нас работяга.

– Как вы сторожите Клемана по ночам?

– Ставим скамейку у двери, кладем две подушки и спим на ней, загородив дверь. Не очень удобно, зато Клеман не выйдет незаметно. Матиас спит под лавкой без подушек. Но он у нас оригинал.

Луи не осмелился возражать. Он уже и так натворил дел с Люсьеном.

Люсьен был на своем месте за большим столом, но не работал. Положив голову на руки, он спал глубоким сном на «Героической культуре 1914 – 1918 гг.». Марк бесшумно подошел к двери комнаты Клемана и открыл ее. Посмотрел в комнату и резко повернулся к Луи.

– Что? – вскинулся тот.

Марк медленно покачал головой, не в силах вымолвить ни слова. Луи кинулся к двери.

– Ушел, – сказал Марк.

Приятели обменялись ошеломленными взглядами. У Марка выступили слезы. Он бросился к Люсьену и грубо растолкал его.

– Мартин пупсик, – кричал он, – куда ты его подевал, дурачина?

Люсьен с трудом продрал глаза. На лбу у него остался след от книги.

– Кого? – спросил он сиплым голосом.

– Клемана! – кричал Марк, по-прежнему тряся Люсьена. – Где Клеман, черт тебя возьми?

– А, Клеман… Ничего страшного не случилось, он ушел.

Люсьен встал и потянулся. Марк ошеломленно глядел на него:

– Ушел? Куда ушел?

– Прогуляться по кварталу. Бедняге было тяжело сидеть взаперти, чему тут удивляться.

– Но как он мог уйти? – крикнул Марк, снова кидаясь к Люсьену.

Тот спокойно посмотрел на него.

– Марк, дружок, – важно сказал он, шмыгая носом, – он ушел, потому что я ему разрешил.

Люсьен бросил взгляд на часы.

– Я дал ему увольнительный на два часа. Он не опоздает. Вернется ровно через сорок пять минут. А я вам пока пивка открою.

Люсьен пошарил в холодильнике и принес три бутылки пива. Луи сел на скамью, его огромная фигура выглядела устрашающе.

– Люсьен, – сказал он бесцветным голосом, – ты это нарочно сделал?

– Да, – подтвердил Люсьен.

– Ты это сделал специально, чтобы достать меня?

Люсьен посмотрел Луи в глаза.

– Возможно, – сказал он, – но я больше хотел, чтобы он развеялся. Ему ничего не грозит. У него щетина отросла, волосы короткие и черные, очки и одежда Марка. Опасности никакой.

– Значит, чтобы он развеялся?

– Вот именно, развеялся, – сказал Люсьен, то и дело заглядывая в зеленые глаза Луи. – Чтобы он размялся, чтобы почувствовал себя свободным. Уже три дня мы держим его в четырех стенах с закрытыми ставнями и обращаемся с ним как с вещью, как будто он ничего не понимает и не чувствует. Мы будим его, кормим, «ешь, Клеман», расспрашиваем, «отвечай, Клеман», а когда он больше не нужен, отсылаем его в постель. «Иди спать, Клеман», «отвали, оставь нас в покое, иди поспи»… Так в чем же моя вина? Что я такого сделал? – сказал он, наклонясь к Луи через стол.

– Огромную глупость, – сказал Луи.

– Я, – делая вид, что не слышит, продолжал Люсьен, – вернул ему его маленькие крылышки, чувство собственного достоинства.

– И надеюсь, ты понимаешь, куда заведут его эти крылышки?

– За решетку! – крикнул Марк, подходя к Люсьену. – Ты отправил его прямиком за решетку!

– Вовсе нет, – сказал Люсьен, – его никто не узнает. У него теперь вид вполне добропорядочного гражданина.

– А если его узнают, идиот?

– Настоящей свободы без риска не бывает, – небрежно заметил Люсьен. – Ты историк и должен это знать.

– А если он потеряет эту свободу, кретин?

Люсьен по очереди взглянул на Марка и Луи и поставил каждому пиво.

– Не по-те-ря-ет, – по слогам выговорил он. – Полиция его как поймает, так и отпустит. Потому что убийца не он.

– Ах так! – воскликнул Марк. – А полиции об этом известно? Это что-то новенькое.

– Да, новенькое, – сказал Люсьен, быстро открывая свое пиво. – Но легавые об этом еще не знают. Я один это знаю. Но я хочу с вами поделиться, – добавил он после некоторого молчания.

И улыбнулся.

Луи открыл пиво и сделал несколько глотков, не сводя глаз с Люсьена.

– Советую сочинить, что-нибудь поинтереснее, – угрожающе произнес он.

– А мне и сочинять нечего. Главное, чтобы это была правда. Не так ли, Марк? А моя история – чистая правда.

Люсьен вышел из-за стола и сел на маленький трехногий табурет у камина. На Луи он больше не смотрел.

– Первое убийство произошло на улице Аквитании, в Девятнадцатом округе. Второе – на улице Башни Аббатис, на другом конце Парижа, в Девятом округе. Третье убийство, если мы не сможем ему помешать, случится на улице Звезды, в Семнадцатом округе.

Луи, моргая, смотрел на Люсьена, силясь понять.

– Или, – продолжал Люсьен, – на улице Венеры. Но я больше склоняюсь к улице Звезды. Это совсем маленькая улочка. Если бы полиция хорошо работала, они бы пошли и предупредили всех одиноких молодых женщин, живущих на этой улице, чтобы не открывали никому дверь. Но, – добавил он, глядя на недоверчивые лица Луи и Марка, – боюсь, полиция меня не послушает.

– Ты просто сумасшедший, – процедил Луи сквозь зубы.

– «Аквитания»?… «Башня»?… Вам это ничего не напоминает? – спросил Люсьен, глядя на них с удивлением. – «Аквитания»… «Башня»… Марк? Боже мой! Неужели тебе это ни о чем не говорит?

– Говорит, – неуверенно отозвался Марк.

– Ага! – обрадовался Люсьен. – Ну что?

– Это стихи.

– Чьи?

– Нерваля.

Люсьен быстро встал, взял с буфета книгу и открыл ее на заложенной странице.

– Вот, – сказал он, – я вам прочту: