— Отбросить весла! Не опускать рук! Взят на мушку, не пытайся бежать, иначе будем стрелять!

Второй пограничник входит в воду и подтягивает лодку к самому берегу.

— Кто вы? — спрашивает Ландвойгта офицер.

— Я рыбак из Кёнитц… — звучит ответ. — Течение снесло лодку сюда… Извините!

Ландвойгта выводят на берег. Пограничники снимают с него пиджак и видят, что под ним прикреплена гестаповская кобура: один ремешок идет через левое плечо, второй прикреплен к брюкам. Под пиджаком такую кобуру никто не заметит, так как она плотно прилегает к телу, а достать пистолет можно очень быстро.

— А, настоящая «рыбацкая» принадлежность! Где пистолет, господин рыбак?

Ландвойгт показывает место, где у него упало оружие. Пограничник быстро достает из воды «Зауер» калибра 7,65 миллиметра. Прибрежные деревья становятся немыми свидетелями удивительной сцены: освещенный яркими лучами электрических фонариков сидит на земле молодой мужчина, тяжело дышит от только что пережитого страха, заслоняется руками от резкого света, глубоко вздыхает и говорит самому себе с горечью: «Эх, Гейнц, Гейнц! Хотел приобрести второй магазин, а…»

Проходит еще минута, агент опускает руки. Разглядывает собравшихся вокруг него людей — в гражданском и в пограничной форме. Все ясно. Силезским говором, тщательно подбирая слова, он громко и отчетливо спрашивает:

— А не пошло бы сделать так, что я теперь для вас… что я вам буду шпионов возить?

Это предложение вызывает веселый смех. Вместо того, чтобы вернуться в Берлин, как наивно мечтал Ландвойгт, он едет теперь на машине прямо в Щецин…

«Кто вам помогал при переезде через территорию ГДР?»

Ландвойгт называет имена. Через несколько часов на мосту через Одер происходит не совсем обычная встреча. Одновременно поднимаются пограничные шлагбаумы — со стороны Польши и со стороны Германии — и навстречу друг другу идут по два человека. С немецкой стороны сержант народной полиции сопровождает сотрудника Министерства внутренних дел ГДР, а с польской стороны — сотрудник органов безопасности ПНР и сержант-пограничник. На середине моста, на «ничьей территории», все четверо встречаются и приветствуют друг друга. Полицейский и пограничник отступают на несколько шагов, чтобы не слушать разговор двух офицеров, одетых в гражданское платье. Между теми происходит в это время обмен сугубо секретной информацией о «перевалочной дороге», которая организована генералом Геленом для перевозки в Польшу своих шпионов через территорию Германской Демократической Республики.

^{— Кто вы? — спрашивает Ландвойгта офицер}

Поляк передает немцу запечатанный государственными гербовыми печатями пакет со списком фамилий тех жителей ГДР, которые так или иначе были связаны с Ландвойгтом и его пособниками. Беседа длится еще несколько минут, после чего немец и поляк дружески пожимают друг другу руки и каждый возвращается в свою страну.

В тот же вечер с таким трудом построенная разведкой Гелена «перевалочная дорога», ведущая из Западного Берлина через ГДР в Польшу и другие страны, перестает существовать. За агентами Гелена и их пособниками накрепко захлопываются двери надежных тюремных камер.

И мы снова на польской земле. Посмотрим, как развертываются события дальше.

В тот же день после допроса в Щецине незадачливый перевозчик Гейнц Ландвойгт препровождается в тюрьму. Он даже не знает, что в своей камере, в том же самом коридоре, спит сейчас тот, за кем он как раз и отправился в Польшу, — Адольф Махура. В другой камере находится уже несколько дней третий агент той же самой разведки — Конрад Врукк. Но, как говорится, «не сразу Краков построен» И не сразу Конрад Врукк оказался в Щецинской тюрьме…

Для этих нескольких господ берлинский вечер августа 1953 года обещал быть очень приятным. Они встретились в ресторане около ратуши в Штеглитце — в спокойном, солидном заведении.

— Мы должны показать нашему другу «Золотую подкову» на Лютерштрассе, двадцать четыре! — сказал один из собеседников.

— А что это такое? — поинтересовался рослый молодой человек, явно гость всей компании.

— Такой, знаете ли, кабачок, соединенный с манежем: в центре арены танцуют, а вокруг нее можно ездить верхом. Я уже бывал там… Постойте, договоримся иначе: я сейчас с господином Кайзером поеду в «Сплендид» на Ноллендорф-плац, и там мы подождем вас. А вы с господином Нентвихом отправитесь осматривать «Золотую подкову». Сейчас мы себе закажем место в «Сплендиде»… Ага, телефон двадцать четыре — сорок пять — тридцать шесть… Вот так, позвоним, и нас там уже будет ждать сервированный столик… Полагаю, что через час вы вернетесь туда. Не думаю, чтобы вы надолго задержались в «Золотой подкове».

Вскоре господа Кайзер и Янсен уже были в кабаре «Сплендид», где им нужно было побеседовать до того, как в их компании снова появится тот молодой человек, который носит имя Конрад Врукк, но может — в зависимости от обстоятельств — выступить и как Конрад Горн, Генрик Суханович или Отто Вейганд. Обоим же господам, беседуюшим сейчас в «Сплендиде», он известен прежде всего как агент «ОДТ-738-18»…

Кайзер и Янсен заняли места за определенным столиком и продолжили беседу, начатую еще в машине:

— …и вся эта история возместится нам. Сколько мы истратили на этого парня? Гроши! Сам он стоит нам не больше, чем пару тысяч марок, вместе со всей экипировкой и обучением. В общем эта сумма с лихвой окупится тем, что он может натворить полякам!.. Знаешь ты, сколько стоит обучение одного американского летчика-истребителя и наземной обслуги его машины?.. Сто двенадцать тысяч долларов! А сколько стоит один американский истребитель, на котором ему предстоит летать? Это просто астрономическая цифра! «Мустанги», на которых «ами» летали против нас десять лет назад, стоили шестьдесят тысяч долларов штука. А теперь реактивный истребитель «Сейбр», который американцы использовали против северокорейцев, стоит уже… четыреста пятьдесят долларов! Ты также должен знать, что подобные реактивные машины имеют очень короткую жизнь. Если, например, транспортный самолет может выдержать от двадцати до тридцати тысяч летных часов, то реактивный истребитель выдерживает едва восемьдесят — сто двадцать часов боевых полетов на фронте… «Ну, кажется, Янсен опять разболтался! Опять из него вылезает влюбленный в авиацию летчик… — думал Кайзер, молча прислушиваясь к выводам Янсена. — Как только восстановится «Люфтваффе», он, наверно, уйдет от нас…» Тем временем после короткого выступления оркестра свет укрытого где-то вверху прожектора залил небольшой круг паркета. Там стояла рыжеволосая «дива» в облегающем платье с обнаженными плечами. Оркестр совсем притих, только за роялем, с белевшими в полумраке клавишами, тапер аккомпанировал низкому альту певицы:

Монотонным голосом рыжеволосая пропела еще несколько куплетов. Находящиеся в зале американские офицеры шумно и вызывающе аплодировали «диве». Закончив припев, она исчезла за эстрадой, а на паркете снова появились танцующие пары,

— Что она там пела? — поинтересовался Янсен.

— А, глупые слова! Разве ты когда-нибудь слышал умную джазовую песенку? К тому же еще американскую!.. Она пела о том, что зовет кого-то к себе домой, чтобы дать ему сладости, яблоко, сливы, птичку в клетке, недельную зарплату, обручальное кольцо, песенку и елочку… В конце обещает этому незнакомцу «все, все, все…» Вот эти слова и обрадовали наших приятелей из-за океана. Однако довольно насчет обещания «всего, всего» — лучше продолжим наш разговор о деле. Ты говорил, что наши ребята дешевы, что они выдержат любую калькуляцию…