Может быть, завтра он пнет ее ногой под округлый задик. Может быть, уже сегодня вечером. В лучшем случае будут произнесены обычные слова: «Мы пережили прекрасные мгновения. Не будем омрачать их наступающей скукой. Сохраним память о них навсегда…» Если ей повезет, он еще добавит: «Всегда можешь рассчитывать на меня, дорогая. Я готов помогать тебе продвигаться наверх… только по мере своих возможностей». Подобные слова быстро осушают слезы, и на лицах, как на медалях, запечатлеваются застывшие улыбки. А Голливуд воспримет это расставание как просто новость – не хорошую и не плохую. Девочки здесь только игрушки. Их выбрасывают, достаточно наигравшись.

Непрошеная и неприятная мысль внезапно болезненно кольнула его. Паулу почему-то обошла эта участь. Она стала – по калифорнийским меркам – благородной сеньорой. Ее замок – «Шато дель Мадрид» – интриговал таинственным происхождением своей хозяйки и превратился в улей, куда отягченные богатством клиенты несли мед.

– Хочешь отсюда смыться? – спросил Роберт у Зуки.

Зуки Марлоу излучала радость от того, что он угадал ее желание.

– Мне хочется в кроватку, – промурлыкала она.

Макэлрой сидел от Роберта через проход. Главный продюсер «Горизонта» не мог и представить, что кто-то покинет зал, когда разница в счете составляет шесть очков и за пять минут до конца матча. У него был ошеломленный вид.

– Ты уходишь? Что случилось?

Причиной ухода с матча могла была стать только глобальная катастрофа. Роберт успокоил его:

– Зуки неважно себя чувствует.

– О!

За этим возгласом многое подразумевалось. Роберт легко это вычислил и мысленно послал к черту очередного прилипалу.

– После матча будет грандиозное шоу, ты не забыл?

Роберт знал правила игры. В киноиндустрии важна не суть, а видимость. Для студии необходимо, чтобы за накрытым в павильоне столом несравненный киногерой Хартфорд облобызался с несравненным баскетболистом Джонсоном. А если между ними состоится беседа, то это дорогого стоит. Чем дольше она продлится, тем больше за каждую минуту отвалят деньжат телекомпании. Роберт просто обязан отдать себя на растерзание этому чернокожему гиганту. За их грубые мужские объятия им воздастся сторицей. Им обоим надо этим рывком двигать карьеру дальше – вперед и наверх.

– Помню-помню. – Роберт старался как можно вежливей отделаться от Макэлроя.

– Я видел твою дочку вчера за ленчем, – продолжал тот, с трудом преодолевая неистовый рев трибун. – Она была в «Доме» за одним столиком с этим гуру в женском обличье – Каролин Киркегард. Великолепная парочка, надо тебе сказать! – Он выдавил из себя комплимент, словно добавочную порцию льда на уже выставленную из автомата пластмассовую вазочку с мороженым.

– Ты идешь или нет, Роберт? – раздраженно напомнила о своем существовании Зуки.

Но Роберт не двигался. Его ноги парализовало, остановился ход его мыслей, его душа заледенела.

Кристина общалась с Киркегард! Кристина и его злейший враг! Он не мог вместить их в одну картинку, в один кадр. Последние два месяца после того, как он передал «Сансет» дочери, он с нею даже не разговаривал.

Она посылала ему по факсу данные о расходах и доходах, и Роберт с удовольствием отмечал, что цифры хотя бы выровнялись. Он хотел поздравить ее с успехом, но по телефону Кристина была вне досягаемости, за исключением одного раза, когда голос ее показался ему немного странным и отрешенным. Роберт особо не задумывался о том, что с ней происходит. Во всяком случае, она получила то, что хотела, а он – относительный покой для завершения съемок. Он воображал, что Кристина погружена в свои заботы, как и он в свои. А было ли так на самом деле? Теперь он уже был далек от этой уверенности. Слава богу, что он связал передачу акций условиями. Кристина, как бы ей этого ни хотелось, продать или каким-то другим образом избавиться от них не имела права.

Роберт с вдруг проснувшейся в нем бешеной энергией увлек Зуки за собой к выходу.

– Куда мы? – спросила она почти испуганно, заподозрив неладное.

– Я возвращаюсь в «Сансет», – бросил Роберт через плечо, даже не взглянув на обеспокоенную красотку, старающуюся уберечь свои каблучки на крутых ступеньках.

Ворвавшись в свою гостиную, Роберт обнаружил, что она не прибрана. Занавеси были не опущены. Грязный стакан нагло красовался на столе в луче вечернего солнца. Мозг Роберта мгновенно раскалился докрасна. Он метнулся в спальню. Никто не заправил постель, не сменил простыни, и давно увядшие цветы в вазах с загнившей за долгие месяцы водой издавали неприятный запах. В ванной на полочке все было разбросано, когда-то влажные, а теперь пахнущие плесенью полотенца валялись на кафельном полу. Тут же лежал трехмесячной давности «Геральд экзаминер», оставленный им в последнее утро. Даже портативный телевизор в ванной, по-прежнему включенный, бормотал что-то на малой громкости.

Пискнул телефон. Роберт схватил трубку.

– Мистер Хартфорд?

– Кто это? – рявкнул Хартфорд.

– Дежурный, мистер Хартфорд…

– Мой апартамент не убран! – он взорвался.

В ответ было молчание… Потом последовало:

– Мы выписали вас, сэр… Сегодня в полдень, как полагается. Вот поэтому я и звоню.

– Выписали? Выписали?! Что за чушь ты городишь? Я – Роберт Хартфорд! Я живу здесь! Это – мой отель!

Снова тишина, продолжительная пауза.

– У меня здесь есть распоряжение под стеклом. Я зачитаю его: «Мистер Роберт Хартфорд выписывается с двенадцати часов пополудни сегодня». Поэтому ваши комнаты и не убирались, сэр. Мы убираем, когда гости освобождают номера от своих вещей, но вы еще…

– Я не гость. А кто ты, мать твою? Назовись.

– Моя фамилия Дейл, сэр. Помощник дежурного портье.

– Я тебя не знаю. Кто тебя нанял? – Роберт уже достиг высшего градуса кипения.

– Мисс Кристина, сэр. Три недели назад.

– А кто этот шутник, что подсунул тебе под стекло дурацкую бумаженцию?..

– Она подписана мистером Вителли, сэр. Он наш новый управляющий. Я огорчен, если произошло какое-то недоразумение. Мы постараемся исправить ошибку и что-нибудь подыскать для вас, сэр. Сложность в том, что ваше бунгало уже заранее заказано на имя мистера Бен-Гази, и этот джентльмен уже здесь с семьей. Они ждут в холле.

Роберт заговорил медленно, как он научился, исполняя некоторые роли, отделяя слово от слова паузами:

– Послушай, Дейл. Хоть ты и новичок, но, надеюсь, достаточно сообразителен. Я Роберт Хартфорд. Тот самый Роберт Хартфорд, а не его тезка или однофамилец. Я владею этим отелем, и ты обязан это знать. Я живу здесь. Я не гость – повторяю, не гость, и никогда не услышу обращенное ко мне слово «выписан». Поэтому я предлагаю тебе поддать мистера Бен-Гази с его семейством под зад, если у тебя не найдется места, где их еще приютить. И советую тебе вызвать сюда, в мое бунгало, твоего нового гребаного менеджера с подготовленным отчетом о бардаке, который он здесь устроил. Если ты исполнишь мою нижайшую просьбу быстренько, то, может быть, тебя и простят, учитывая, что тебя лишь недавно посадили за стойку.

Страх, ощутимый на том конце телефонного кабеля, был настолько явен, что Роберт даже готовился удовлетворенно улыбнуться. Однако… Дейл не сдался.

– Мистер Вителли сейчас на совещании, сэр.

– Соедини меня с ним!

– Не могу, сэр. Я имею особые инструкции не прерывать это совещание.

Роберт из вулкана превратился в арктический ледник. Раз так, значит, так!

– Соедини меня с моей дочерью.

– Ее здесь нет.

– Найди ее. Хоть на дне морском, хоть в аду!

Пауза была долгой.

– Пожалуйста, сэр. Говорите.

– Привет, – сказала женщина.

– Кто это?

– Не узнаешь меня? – сказала Каролин Киркегард.

Роберт не пожелал присесть в кресло и остался стоять, как дурацкий памятник самому себе в кабинете Кристины, когда-то бывшем его кабинетом. Он задыхался, потому что пробежка от его бунгало до главного здания отеля заняла хоть и немного времени, но отняла немало сил.