***

     Король покинул гостевые покои, унося на руках королеву. Его Величество даже не зашел попрощаться с дочерью, чем вызвал недоумение у младшего принца Бетафского Королевства, который, проведя в спальне некоторое время, вышел оттуда растерянный, с какой-то засевшей в глубинах души печалью. Регон заметил на его лице слезы и скривился, будто его заставили съесть цельный лимон.

– Ты льешь слезы, словно дама по утраченной любви, – зло заметил он.

– Пусть и нет любви в моем сердце, но принцесса должна была стать моей супругой, и с этой мыслью я смирился. Мне жаль, что жизнь ее так скоротечна, – немного подумав, Карий добавил: – И мне жаль, что в тебе нет ни капли жалости. – С этими словами младший принц прошел в сторону дверей, ведущих в коридор.

– Через несколько часов мы покидаем Интар. Нам здесь больше делать нечего.

     Карий брел по парку, не ведая дороги и не ища путей. Голова его была пуста, легка, а тело будто надломлено. Ему казалось, что ноги налились свинцом, настолько они были тяжелыми, а может быть, обреченность безвыходности так действовала на него.

     Мимо парня безудержным вихрем пронеслась старшая фрейлина, причем узнал он ее по тому, что осталось от платья. Грязные изорванные лоскуты верхней юбки свисали к подолу бахромой, заставляя задуматься о том, что с ней приключилось. Но мысль появилась всего на мгновенье, а потом и растаяла, словно дым от костра в погожий день халие.

***

     Просторная спальня в уже ненавистных фиолетовых тонах, широкая кровать с фиалковым покрывалом, что режет глаза, и маленькое исхудалое тельце с поминутно сереющим лицом. Сидя на краю кровати, Регон думал о том, почему раньше не замечал ее кукольной хрупкости. Принцесса казалась ему величавой, равной, сильной, но выходит, что он видел лишь умело слепленную маску, скрывающую тысячи других. Сейчас перед ним умирала девчонка – легкая, ускользающая, нежная. Так некстати ему вдруг захотелось оберегать ее, укрыть от всего мира, чтобы никто и никогда… и даже он… в первую очередь он…

     Мотнув головой, Наследник Бетафа поднялся и прошел к окну, пытаясь совладать с безумием, накрывающим его с головой. Будущий король не имеет права на жалость. Не должно быть в сердце места для любви к женщине, только к королевству. Нельзя допускать привязанностей – никогда. Его поучали этим правилам с детства, и он привык к ним, сросся с ними, впитал вместе с публичными казнями и совсем не детскими развлечениями. Только вот эти чувства каким-то непостижимым образом пробрались в его почерневшую душу, цепляясь образами, действиями, словами, которые создавала принцесса, покидающая его.

     Резко обернувшись, он в несколько шагов достиг кровати. Не совладав с собой, мужчина обнял ее ноги, прикрытые покрывалом, опустив на них свою голову.

– Прости меня… – еле слышный шепот для той, которая никогда не услышит его. – Прошу… Я не хотел…

     Он приподнялся, рассматривая черные круги, что появились вокруг век, и заостренные страшные черты.

– Я не хотел! Прошу тебя, прости! – он вскричал, не замечая, как комкает ткань.

     В этот час, когда Регон остался наедине с той, которая умирала из-за него, умирала от его рук, он понял, что нужно срочно что-то делать, куда-то бежать, искать спасения, но время неумолимо сокращало свой бег, переходя на жалкие минуты. Глаза его горели нездоровым блеском, когда он рванул к дверям, не ведая о том, куда спешит, и у кого будет просить помощи.

     Оттолкнув его с прохода, в спальню ворвалась старшая фрейлина, не имеющая ничего общего с нормальным человеком по внешнему виду. Подлетев к кровати, она зубами откупорила стеклянный пузырек и, выплюнув деревянную пробку прямо на пол, склонилась над принцессой.

– Что ты делаешь? – спросил Наследный Принц Бетафа, медленно подходя к Краиле.

     Она грязными пальцами открыла девушке рот и влила мутноватую жидкость болотного цвета. Регон даже не успел ее остановить, хотя и рванулся.

– Что ты сделала? Отвечай! – голос его стал холодным, отпуская эмоции, выдворяя их из его тела.

– Если это зелье не поможет Ее Высочеству, значит, не поможет уже ничего… – фрейлина дышала, словно загнанная кобыла, звучно хватая ртом воздух.

     Совершенно не аристократично она осела прямо на пол в ворохе грязных, рваных юбок, приложив руки к вздымающейся груди. Наследник Бетафа стоял на месте, будто прирос сапогами к полу, и неотрывно смотрел на принцессу. Ничего не происходило несколько слишком томительных, долгих, напряженных минут, но потом…

     Сначала ему показалось, что это зрение играет с ним злые шутки, заставляя поверить, что кожа девушки посветлела, искореняя землистый оттенок с ее лица, но потом и на щеках появился едва заметный румянец, явственно просматривающийся под прямыми лучами солнца. Черты разгладились, а заостренность ушла совсем, не оставляя и следа.

     В полнейшем неверии Регон сделал несколько шагов вперед и рухнул на кровать, продолжая наблюдать за волшебными изменениями. Не было такого средства в мире, возвращающего с того света, – он точно знал, изучая историю, алхимию и магию, но выходит, что смотрел он не там.

– Спасибо, Всевышний… Спасибо, ведунья… Спасибо… – шептала фрейлина, смотря за чудотворным, невозможным преображением Алексии.

     Так и просиживая на полу, попросту не имея сил встать, она вытирала рукавами платья бегущие ручейки слез облегчения, радости и благодарности. Очень медленно принц повернулся в ее сторону. На лице его отпечатался целый клубок невообразимых эмоций, пугающих даже ту, которая неслась по темному лесу в обитель самой настоящей ведьмы.

– Где ты взяла это средство? – вопросил Регон повелительным тоном.

     Краила попыталась ответить и даже было открыла рот, но не смогла произнести ни звука. Губы ее преобразились в безумную улыбку, которая дьявольски сочеталась с ее внешним видом. Она напоминала одну из сумасшедших, что жили в любом из королевств и бродили по улицам, приставая к мирным людям и выпрашивая милостыню.

– Я не могу сказать, так как немею сразу же, как только пытаюсь. И привести не смогу. – Ее смешок был скорее нервным, чем веселым.

– А если я заставлю?

– Вы можете хоть убить меня, Ваше Высочество, хоть пытать, но заклятие не даст мне ни сказать, ни показать. Она открывается лишь тем, кому посчитает нужным… – последняя фраза слетела с ее языка против воли, будто и принадлежала не ей, а той ведьме, чей черный взгляд словно ощущался кожей прямо в этой комнате.

     Регон хотел сказать что-то еще, но громкий страшный хруст раздался в спальне, заставляя взрослого мужчину подпрыгнуть на месте. Тело Алексии выгнулось навстречу потолку, поднимаясь в кровати вместе с покрывалом. Переломанные кости одна за другой вставали на место, оповещая невольных зрителей об успешном срастании.

     В полнейшей вязкой тяжелой тишине громкий вдох, сделанный с жадным рывком, оказался сродни выстрелу из пушки. Алексия резко села на постели, будто под спиной ее разместилась пружина, приподымающая ее, и открыла глаза, в которых яркими изумрудами переливалась чуть расширенная радужка.

     Первой опомнилась фрейлина, которая в секунду нашла в себе силы подняться и кинуться к своей принцессе, сгребая ее в крепких объятьях. С громким «Ой!» Алексия повалилась обратно на кровать, чувствуя всю тяжесть тела девушки. Регон же продолжал стоять и взирать на представшую пред ним картину с некоторым шоком. Взяв себя в руки, мужчина собрался, расправляясь станом и успокаиваясь.

– Будьте любезны, покиньте нас, – спокойно проговорил он, обращаясь к фрейлине.

– Но… – Краила поднялась и нервно расправила складки платья, будто это могло улучшить ее внешний вид.

– Вам необходимо привести себя в надлежащий вид, а также вызвать доктора и королевскую чету. – Руки Регон скрестил за спиной.

– Ваше Высочество, я скоро вернусь! – яро воскликнула фрейлина, делая реверанс принцу и принцессе.

– И лучше не торопитесь. – Голос его при этом звучал пугающе, что становилось сразу понятно – это не просьба.