Массачусетс, 1690

На разогретых камнях мокрые следы высыхали мгновенно. От возбуждения и страха Глория тяжело дышала. Еще бы! Никогда раньше она не уходила так далеко от дома, да еще без разрешения. Река, служившая границей между поселенцами и уцелевшими индейцами, осталась позади. Высоко подобрав юбки, Глория с горящими глазами нырнула в густой кустарник у подножия горы.

Женщины в городе Сили-Гроув в штате Массачусетс много болтали о жестоких индейцах, к которым белым женщинам лучше не попадать, и сейчас их рассказы не выходили у Глории из головы. Когда же ее полушерстяная юбка зацепилась за куст, девушка остановилась в нерешительности, раздумывая, не повернуть ли назад, однако, как правило, не свойственные городским пуританкам безудержное любопытство и неоглядная дерзость всегда отличали Глорию Уоррен и теперь тоже были сильнее страха. Внутренний голос вел ее вперед, несмотря на опасность, и Глория только прижимала руку к груди, чтобы успокоить разбушевавшееся сердце.

Она проворно, словно дикая кошка, перепрыгнула с камня на камень, и ей даже в голову не приходило, что ее поведение мало подходит взрослой девице, уже почти невесте. Будь у нее выбор, она бы наверняка предпочла стать тигрицей или рысью, не обманув досужих сплетниц, которые всегда говорили, что Глории Уоррен лучше было бы родиться мальчишкой, настолько она не годится в робкие пуританки. Что ни говори, а виноват в этом был ее отец, упокой, Господи, его душу. Ему никогда не нравились тихони.

— Веселей, девочка, — говорил он своей редко унывавшей дочери, стоило ей погрустнеть. — Не вешай нос.

Этот задиристый англичанин хотя и влюбился в пуританку, однако переделывать себя не желал, и свою дочь он с младенчества учил смотреть прямо в лицо жизни, как бы ни было тяжело. Одного он не предусмотрел. Как ей с ее любовью к свободе будет житься без его надежной защиты.

Глория вспомнила об отце, когда застыла на скале, заслышав чьи-то голоса. Они звучали то громче, то тише, подчиняясь жесткому ритму, как волны, набегающие на камни. Глория поймала себя на том, что нагибается и перебирает ногами в такт мелодии. Когда она была еще совсем маленькой, отец научил ее индейской пляске, и один раз ей здорово досталось, потому что она посмела исполнить ее прилюдно.

Глория улыбнулась своим воспоминаниям.

Даже теперь, оставшись совсем одна, она иногда давала себе волю и плясала от души. Однако сейчас надо не плясать, а уподобиться бесшумной тени. Этому она тоже научилась у отца-охотника, который умел тихо ходить по лесу и застывать на месте так, что даже звери не обращали не него никакого внимания.

— Знаешь, дочка, — говаривал Нобл Уоррен, — это тоже дар божий. Не обижай зверя, и у тебя всегда будет друг в лесу.

Глория любила, когда отец хвалил ее, поэтому вскоре даже самые пугливый божьи твари уже не убегали от нее. В глубине души Глория была уверена, что поющих дикарей она тоже сумеет приручить. Успокаивая свою совесть, она говорила себе, что, будь Нобл Уоррен жив, он бы тоже не отказался принять участие в веселом приключении.

Наверное, ей давно не приходилось бывать в лесу. Камешек выкатился у нее из-под ноги, и она ни жива ни мертва застыла на месте. Бросив быстрый взгляд вниз, она насчитала двенадцать усевшихся на песке в круг, в основном немолодых, мужчин. Самый старый из них пел и бил по песку украшенными перьями палочками, а остальные точили о камни охотничьи ножи и подпевали ему в такт своим движениям.

Решив, что они не заметили ее, Глория вздохнула с облегчением и поднялась повыше. Налево стояли жилища индейцев, направо женщины брали кувшинами воду из реки. Внутри у нее все пело от радости, хотя она не понимала, как это индейцы не слышат и не видят ее.

Неожиданно завопил расшалившийся мальчишка, обрызгавший своих приятелей водой, — и она опять замерла, а потом под смех женщин и визг ребятишек сделала несколько осторожных шагов.

Это были наррагансеты, некогда могущественное племя, почти полностью истребленное шестнадцать лет назад в войне, затеянной королем Филиппом, во время которой погибла почти тысяча колонистов. Жалкие остатки индейцев, не очень давно владевших здешними лесами, соединились во имя возрождения племени. Глория подумала, что вряд ли им известно, как взбудоражен их появлением город. Баррелл Колльер, который всегда тут как тут, когда речь заходит об индейцах, призвал мужчин вырезать всех наррагансетов до единого, пока они не напали первыми.

А почему они обязательно должны напасть? Ничего, теперь она сама во всем разберется.

Быстрым движением руки Глория перебросила черную косу через плечо и придвинулась к краю скалы, чтобы получше разглядеть происходящее внизу. Белая косынка, чепец, туфли и корзинка с травами, за которыми, собственно, ее послали, остались за рекой привязанными к седлу лошади. Там же остался и ворон Пэдди, который везде сопровождал Глорию. Если ему надоест ее ждать, деревьев там много и он найдет, чем заняться.

Еще не хватало, чтобы он тут начал каркать. А Пэдди любит поболтать не меньше самой разговорчивой кумушки в Сили-Гроув, и Глории не раз казалось, что, если бы она его понимала, он бы порассказал ей немало интересного.

Уже несколько недель в городе только и разговоров, что об индейцах, однако пока их никто в глаза не видел. Значит, быть Глории первой.

Прилетела какая-то муха и зажужжала над ухом. Глория отмахнулась от нее, не подумав, что снизу могут ее заметить. Когда муха вернулась, Глория повела себя уже иначе. Она закрыла лицо руками и стала терпеливо ждать, когда мухе самой надоест и она улетит восвояси. В конце концов так и получилось. Убрав руки, Глория обратила внимание, что женщины и дети собрались в кружок, а старик перестал петь. На головах у воинов медленно покачивались из стороны в сторону перья, пока они с важным видом что-то обсуждали. Нет, это уж слишком. Понятно, что большинство их тогда поубивали, если даже обыкновенная девчонка смогла так легко к ним подобраться.

Глория даже рассердилась на индейцев, но тут в голову ей пришла неожиданная мысль. Она вспомнила, что мужчин было двенадцать. Теперь всего десять воинов сидели в кругу. Глория поджала губы и несколько минут простояла в глубокой задумчивости, но потом легкомысленно отринула всякие сомнения, решив, что она просто ошиблась. А что в этом удивительного? От страха и сто человек могло привидеться. А когда широкоплечий и немолодой индеец наклонился вперед и принялся чертить на песке какие-то линии, она и вовсе обо всем забыла. Что бы это могло быть? Наверное, какой-нибудь божественный знак, подумала Глория. А все-таки индейские боги не смогли спасти их от смерти.

Глория довольно улыбнулась. Она получила то, за чем пришла. Все видела своими глазами. Это когда-то наррагансеты были воинственными, а теперь они совсем нестрашные. Воины все пожилые, детей мало, и оружие они точили для охоты, а не для войны.

Судя по вигвамам, их тут не больше дюжины семейств и вряд ли наберется достаточно юношей, чтобы всерьез угрожать поселенцам.

Жаль, что она никому ничего не может рассказать. Даже подружке Саре, дочери Баррелла Колльера, не похвастаешься, что ходила за реку и видела индейцев.

У нее чуть душа не ушла в пятки, когда она подумала, как бы рассердилась мать, узнав про обман. Не дай Бог. Все равно ей попадет, если она придет поздно. Тут только Глория вспомнила про время. Оглянувшись вокруг, она по теням определила, что полдень миновал совсем недавно. Значит, если она поторопиться, то, может, и не опоздает. Отодвинувшись от края, она уже готова была повернуться и двинуться в обратный путь, однако что-то ее остановило.

Вроде бы никто не следит за ней. Глория еще раз огляделась. Никого. И все-таки что-то не так. Бесшумно ступая босыми ногами, она всматривалась в неверные тени по сторонам, готовая в любой момент юркнуть в кусты и не вылезать из них, пока не доберется до реки.