Чудовища на конях с полыхающими глазами скакали к виселице, и один из них рычал так, что люди падали на землю и закрывали головы руками, а бедная лошадка, рванувшись, вытащила застрявшее колесо. Без седока и возницы она, громыхая телегой, помчалась обратно в город.

Шериф и констебли не отставали от нее. В их обязанности входило повесить ведьму, а не испытывать судьбу, глазея на демонов, которые скакали на конях и разговаривали, как люди.

Глория ощутила, как телега уходит у нее из-под ног, и ждала, что веревка натянется и петля сдавит ей шею, но этого не случилось. Один из демонов подхватил ее. Она поднялась, словно на крыльях, и опустилась на колени демону в то время, как другой достал нож и перерезал веревку.

Не веря своим глазам, Глория обхватила страшилище за шею и стала глотать воздух, словно хотела надышаться на всю жизнь.

— Глория Уоррен, вечно вас надо спасать, — шепнул ей на ухо демон.

Прошло всего несколько секунд, а они уже скакали прочь, и никто из собравшихся на холме даже помыслить не мог о погоне. Второй всадник следовал чуть поодаль, являя собой зрелище, которое видевшие его не забыли до конца своих дней. Многие клялись потом, что копыта коней высекали искры. И все в один голос говорили, что Глория Уоррен была повешена (это они видели собственными глазами), но ей удалось спастись и ускакать прочь с исчадиями ада.

Прошло много времени, прежде чем всадник придержал коня. Глория Уоррен отодвинула медвежью морду и увидела милое лицо Куэйда Уилда.

— Я думала, что тебя убили, — прошептала она. — Мне сказали, тебя застрелили.

— Ну да, — подтвердил Куэйд. — Ранили в плечо. Оно еще не зажило. Но убили — это уж слишком. Я тебе позже докажу это, — пообещал он.

— А кровь на седле? — не успокаивалась Глория. — Рашель слышала…

— Военная хитрость, — объяснил он. — Охотник должен быть хитрым. Убил оленя и вымазал лошадь, чтобы они перестали меня искать. Джон-то не обманулся. Когда все успокоилось, он меня нашел и притащил обратно в лагерь, — Куэйд склонил набок голову и насмешливо уставился на нее. — Неужели ты думаешь, что констебль может соперничать со мной в лесу? Или с Джоном?

— Нет. Ни в лесу, ни где бы то ни было еще. Я видела Джона и подумала, что он пришел на суд из-за Джонни. Думала, что винит меня за него. Как он?

— Как всегда. Такой же хитрый, как его отец.

Глория улыбнулась, наконец-то поняв все до конца.

— Это ты послал Джона, правда?

— Правда. Сам я не мог показаться в Сили-Гроув и понятия не имел, как ты себя поведешь, хотя мои предположения оказались правильными. Ты упрямая женщина, Глория Уоррен.

— Когда я права.

— Когда ты в следующий раз попадешь в переделку, помни, пожалуйста, что я имею такое же право на эту шейку, как и ты, — он коснулся рукой красных пятен, оставшихся на нежной коже. — Мне нравится, какой она длины.

— Тогда я постараюсь сохранить ее.

— Уж постарайся. Ни Джон, ни я помыслить не могли, что они решат так быстро покончить с тобой. У него едва хватило времени на дорогу. Мне даже страшно подумать, не дай Бог мы бы опоздали еще хоть на минуту.

Глория вздрогнула, вспомнив прикосновение веревки к шее.

— Куэйд Уилд, я люблю тебя, — прошептала она и нежно дотронулась до его плеча, помня, что не только она пострадала в схватке, которая вроде бы осталась позади. — Как твоя рана? Я приготовлю мазь, и ты скоро…

— Ведьминскую мазь? — насмешливо переспросил он.

Глория бросила на него предостерегающий взгляд.

— Чтобы я больше этого не слышала, а то я такое устрою, ни одной ведьме не суметь.

У него брови поползли вверх.

— Только этого я и жду.

— Обещаю, — Глория обняла его за шею и поцеловала долгим страстным поцелуем, который мог бы продолжаться вечно, если бы они не услышали рядом звериный рык.

— Помогите же! Клемми так зашила меня в эту чертову шкуру, что я в самом деле стану медведем, если вы меня не освободите.

— Джон!

Куэйд разрезал нитки на широкой груди Джона, и он, отодвинув медвежью морду, быстро вылез из шкуры. После этого он пересадил к себе Глорию и дал возможность Куэйду снять медвежий наряд.

— Ну, девочка, — сказал великан, дружески толкнув Глорию в бок, — ты первая ведьма, которая сбежала с виселицы.

— Я не ведьма, — тихо ответила Глория, набираясь терпения.

Байярд покачал рыжей головой.

— Ну-ну, девочка, — он пересадил ее обратно в седло к Куэйду. — Мне очень жаль, только с этих пор ты всегда будешь ведьмой. Теперь тебя не забудут. И внуки тех, кто был сегодня на холме, будут рассказывать сказки о ведьме Глории Уоррен.

— Пусть, — разрешила Глория, крепко обнимая Куэйда. — Лишь бы они не мешали мне быть женщиной и любить этого мужчину.

Куэйд тоже обнял ее и прильнул к ее губам. Байярд поехал вперед.

— И я хочу владеть женщиной, которую люблю, — прошептал Куэйд, щекоча Глорию в щеку. — Клянусь всем, что только есть святого, когда ты станешь седой, как снежная вершина, я все равно буду любить тебя.

1697

У Сары Беллингем глаза были обведены черными кругами и руки потрескались от бесконечных стирок. Она решила не выходить из дома тридцатого августа, потому что в этот день была, если можно так сказать, годовщина неудачной казни ведьмы в Сили-Гроув. Она боялась пересудов и не желала слушать, как треплют ее имя. А людям не надоело обсуждать каждую минуту с того дня, особенно если находились слушатели, которых в тот день не было в городе. Пять лет прошло с того дня, а в Сили-Гроув до сих пор не могли решить, кто же на самом деле спас Глорию Уоррен — Бог или дьявол.

Саре это было все равно. Через несколько недель после исчезновения Глории в Массачусетсе повесили последнюю ведьму, а потом открыли тюрьмы и отпустили всех, кто ждал казни или суда. Охота на ведьм закончилась, оставив раны в сердцах людей, которые не так-то легко оказалось залечить. Сара не знала, было ли это очищением земли от зла или внезапным сумасшествием, но за свое участие в том деле она была наказана.

Она подняла голову и огляделась. На пыльной полке лежала стопка неопубликованных трудов ее мужа. Возле двери в корзине ее ждало грязное белье. Ничего, подождет. Муж всегда должен быть на первом месте, и он никогда не уставал ей это внушать.

Сара придвинула стул к огню, чтобы не выпускать из поля зрения кипящую похлебку, пока она занимается другими делами. Из корзинки с рукоделием она достала то, что требовало немедленной починки, принялась зашивать дыру в мужнином дублете.

— Сара! — прорычал, выходя, Джосия Беллингем и с силой хлопнул дверью. — Встань и посмотри! — он стащил с себя дублет, от которого противно пахло гнилыми помидорами и сунул его Саре. — Вартоновский сынок испачкал Мне платье. Мне! Я добьюсь, чтобы его выпороли на площади. Где мой другой дублет?

— Ты собираешься жаловаться? Говорят, Вартон близок с губернатором с тех пор, как торговля мехами сделала его самым богатым человеком в колонии.

Беллингем побагровел, когда до него дошел смысл сказанного.

— Уму непостижимо, как ему удалось разбогатеть! Он находит рынки там, где никому не приходит в голову их искать.

— Я слышала, у него в Лондоне есть компаньон.

— Тогда понятно. У Вартона не хватит мозгов даже раскурить трубку.

— Тем не менее он разбогател, — коротко проговорила Сара.

— Что такое богатство в сравнении с талантом? — то ли спросил, то ли утвердил Беллингем, шагая по комнате. — Я бы не поменял то, что знаю, на все богатства в мире. Разве тебе, Сара, неизвестно, что за наши страдания нас ждут сокровища на небесах?

— Значит, там у нас будет дворец, — еле слышно шепнула Сара.

Беллингем не расслышал бы ее, даже если бы она сказала это громко. Надев свой лучший дублет, он оглядел себя и впал в ярость.

— Неужели ты не можешь зашить лучше? Куда делось твое знаменитое умение? Да я же похож на бродягу в этих лохмотьях! Неужели ты думаешь, что в таком дублете я могу рассчитывать на новое назначение?