— Мы уходим! — Она повернулась и тут же обнаружила, что дорогу ей перегораживает маркиза Боннингтон.

— О, мне вас так жаль! — Миссис Кейбл прищурилась. — Впрочем, ваш сын вполне достоин этой вертихвостки…

— Возможно. — Что-то в глазах маркизы заставило миссис Кейбл вздрогнуть. — Но наверняка вы пожелаете поздравить счастливую пару, прежде чем покинете нас.

И тут миссис Кейбл проявила характер, мало чем уступавший характеру маркизы.

— Ни за что! — Казалось, она готова прожечь леди Боннингтон взглядом. — Буду вам премного благодарна, если вы окажете мне любезность и объявите вашей безнравственной невестке, что дамский кружок шитья в ее услугах больше не нуждается.

Маркиза отступила на шаг, и это позволило мистеру Кейблу наконец с облегчением вздохнуть. Он уже начал бояться, что его жена вцепится в знатную аристократку мертвой хваткой и тогда избежать скандала не удастся.

— Нисколько не сомневаюсь, что она будет этому очень рада. — Маркиза презрительно скривила губы.

Все эти непристойности, происшедшие у нее на глазах, до такой степени взбесили миссис Кейбл, что она лишь спустя много часов осознала печальный факт: остальные члены дамского кружка шитья за ней так и не последовали. Это означало полную катастрофу: славное и столь дорогое ее сердцу мероприятие приказало долго жить.

Тем не менее миссис Кейбл и не думала сдаваться: по прошествии месяца она основала вязальный кружок, пригласив женщин из деревни, гордившихся тем, что несут слово Господа невежественным крестьянам, и оставшийся без ее руководства дамский кружок шитья ударился в распутство и всем составом отправился на свадьбу леди Ролингс с маркизом. В обществе отметили, что мать леди Ролингс на свадьбе не присутствовала, но вес маркизы Боннингтон и ее неограниченное влияние в обществе сделали эту свадьбу самым модным событием сезона.

Леди Беатрикс отметила свое вступление в брак с мистером Фэрфаксом-Лейси куда скромнее: их бракосочетание почтили своим присутствием лишь самые близкие члены ее семьи — горячо любимые сестры. Их головы на свадьбе украшали венки из маргариток, но осуждать девушек за это было просто некому. А когда молодожены вернулись в Лондон и в обществе заметили, что произошло, у молодой миссис Фэрфакс-Лейси оказалось столько могущественных друзей, что о ее запятнанной репутации никто не смел и заикаться.

Хелен, графиня Годуин, отправилась проведать подругу герцогиню Гертон, находившуюся в уединении. Все лето и осень Хелен неустанно думала о ребенке, которого собиралась завести с помощью своего мужа или без него, но это у нее было еще впереди.

Эсме проснулась, как и всегда в последнее время, с мыслью об Уильяме. Все ли с ним в порядке? Секундой позже она поняла, что ее разбудил радостный детский смех. Занавески были открыты, и в комнату вливался яркий солнечный свет. Себастьян в одних панталонах стоял у окна, его плечи вздымались восхитительной горой мышц, а из-за его левого плеча выглядывал, болтаясь в воздухе, крохотный сжатый кулачок. Держа Уильяма на одной руке, Себастьян подбрасывал его вверх. Голову Эсме немедленно наводнили мысли о сквозняках. Она никогда не позволяла Уильяму приближаться к окну, даже несмотря на разгар лета… Но на этот раз Уильям так радостно визжал от восторга!

Однако когда Эсме заметила, что младенец сидит на согнутом локте Себастьяна и на нем даже нет подгузника, у нее сердце ушло в пятки. Она никогда не раздевала ребенка догола!

Вцепившись Себастьяну в волосы, малыш весело повизгивал, и Эсме поймала себя на том, что не может оторвать взгляд от этой поразительно красивой пары.

Внезапно она подумала, что один из самых упитанных, здоровых и счастливых детей на свете вряд ли напоминает ее еще недавно такого больного и хрупкого сына.

— Тебе так нравится, сынок, правда? — спрашивал Себастьян каждый раз, когда подбрасывал Уильяма и тот весело хохотал. Потом он, прижав ребенка к груди, начал целовать его кудри и только тогда заметил, что Эсме смотрит на них. Он смутился, не зная, как она отреагирует на эту сцену.

— Ему нравится, Эсме. Видишь? — Себастьян пощекотал маленький пухлый животик. В знак подтверждения Уильям откинулся на его плечо и залился хохотом.

— Он у нас здоровенький, правда? — осторожно спросила Эсме.

— Здоровый, как поросеночек, — подтвердил Себастьян.

— О Боже, — выдохнула Эсме. — Я только боюсь, что…

Себастьян перенес Уильяма на постель.

— Обещаю тебе, он не простудится. Я бы никогда не стал раздевать его, если бы подозревал, что малыш может захворать.

Уильям, лежа на одеяле, махал ручками и брыкался, радостно празднуя освобождение от трех слоев шерстяных одежек.

— Сейчас лето, Эсме, — мягко заметил Себастьян. — В саду цветут розы. Я думаю, что упражнения пойдут ему только на пользу. — Он перевернул малыша, и Уильям вопросительно поднял свою большую голову. — Он уже учится держать голову, — сообщил Себастьян таким счастливым голосом, словно Уильям получил высшую степень Оксфордского университета.

На крепкое маленькое тельце мальчика лился солнечный свет, освещая его каштановые волосы, так похожие на волосы отца, его голубые глазки смотрели на Себастьяна с лаской, доставшейся по наследству от Майлза; но, кроме этого, Эсме заметила еще кое-что.

В самом низу его позвоночника виднелось маленькое пятнышко, похожее на звездочку, — отметина, которой не было при рождении, но которая теперь, несомненно, присутствовала.

— Себастьян, — тихо позвала она, и что-то в ее голосе заставило его оглянуться. — Посмотри.

Себастьян уставился на поясницу сына и не произнес ни слова.

— Что ты об этом думаешь?

— Это очень похоже на ту отметину, которая имеется у меня на пояснице, — сказал он медленно. Его лицо выглядело в эту минуту скорее озадаченным, чем обрадованным.

Внезапно он рассмеялся:

— А я никогда не сомневался, что прав! К тому же я и без того уже любил его всем сердцем.

Эсме подняла на него сияющие глаза:

— О, Себастьян, что бы я без тебя делала? Некоторое время он смотрел на нее любящим взглядом, потом широко улыбнулся:

— Я не стану отвечать, потому что этого никогда не будет.

Уильям перевернулся и энергично махал маленькими ручками, но его папа и мама не видели, как он машет феям, танцующим в воздушном столбе пыли, выхваченном солнечным лучиком. Они соединились в объятиях, и папа поцеловал его маму так, как будто она была самым восхитительным, самым желанным, самым прелестным созданием на свете, а она — как будто была готова отдать все сокровища мира за то, чтобы вечно оставаться в его руках.

Лето было в самом разгаре, и в воздухе висела густая пыль. Улицы пропахли навозом, и этот запах не щадил даже дома самых богатых горожан. Проник он и в дом леди Трандл-бридж, в котором проходило грандиозное событие — ежегодный бал. Даже букетики лаванды не помогали, будучи не в силах заглушить вонь.

— Фу! — воскликнул почтенный Джерард Бандж, не отрывая от носа надушенный платок. — Не могу дождаться конца сезона. Даже я начинаю подумывать о деревне, хотя, знаете, терпеть не могу даже вида овец.

— Я чувствую то же самое, — со вздохом призналась его кузина Фелиция Сэвилл, обмахиваясь веером с таким энтузиазмом, что испортила бы себе прическу, если бы перед этим не укротила волосы щипцами для завивки. — Лондон в конце сезона просто ужасен. — Она выпрямилась и с резким звуком захлопнула веер. — Я уезжаю в деревню завтра же, Джерард. Все равно сезон подходит к концу, и даже на этом балу никуда не деться от невыносимой скукоты.

Джерард кивнул:

— Нам остается питаться обрывками сплетен, моя дорогая. Ты ведь видела Фэрфакса-Лейси с молодой женой?

— Этот брак обречен, — уверенно ответила Фелиция, видимо, вспоминая собственный опыт. — Мне даже показалось, что я чуть раньше видела здесь Сандхерста. Может, Беата теперь возобновит эту связь, ведь отныне ей ничто не угрожает, поскольку она теперь замужем.