На деле выражение моего лица, подмеченное Педерсеном, не имело ничего общего с «озабоченностью»: во мне все более нарастало недовольство собой. По правде говоря, мое предстоящее обращение к городу не только не было начато: я еще даже не завершил предварительные изыскания. У меня просто в голове не укладывалось, каким образом, при всем моем опыте, я ухитрился попасть в подобное положение. Я вспомнил, как днем, сидя в уютном атриуме отеля, я прихлебывал крепкий горьковатый кофе и снова и снова внушал себе важность строжайшего расписания на оставшиеся часы, дабы использовать ограниченный отрезок времени с наибольшей пользой. Созерцая туманный фонтан в зеркале напротив стойки, я даже представлял себя в ситуации, достаточно схожей с той, с какой столкнулся в кинотеатре: собеседники находятся под неотразимым впечатлением от моего авторитетного знакомства со всем диапазоном местных проблем; они немедленно подхватывают и на следующий день разносят по всему городу по крайней мере один из моих остроумных выпадов против Кристоффа. Вместо того я позволил отвлечь свое внимание на другие темы – и в результате за все время, проведенное в зале, не удосужился изречь ничего сколько-нибудь примечательного. Возможно даже, у них создалось впечатление обо мне как о не слишком воспитанной особе. Внезапно меня охватило жгучее раздражение против Софи за вызванную ею неразбериху и за способ, которым она вынудила меня едва ли не полностью отказаться от привычных стандартов.

Мы снова остановились – на этот раз уже перед самым отелем.

– Для меня это было большое удовольствие, – сказал Педерсен, протягивая мне руку. – Я очень надеюсь на то, что вы позволите мне в ближайшие дни разделять ваше общество. Но сейчас вы должны немного отдохнуть.

Я поблагодарил Педерсена, пожелал спокойной ночи и, как только его шаги стихли в темноте, вошел в вестибюль.

Дежурил все тот же молодой портье.

– Надеюсь, вам понравился фильм, – сказал он, вручая мне ключ.

– Да, очень. Спасибо, что подсказали. Я неплохо развеялся.

– Многие постояльцы считают, что это хороший способ закончить день. Да, Густав передает, что Борис был очень доволен своей комнатой и уснул в минуту.

– Отлично.

Я пожелал портье спокойной ночи и заторопился к лифту.

В номере я почувствовал, что за день покрылся коркой грязи, и, переодевшись в халат, начал готовиться к душу. Но пока оглядывал ванную, вдруг сник от сильнейшего приступа усталости. Все, на что я оказался способен, это кое-как добраться до постели и рухнуть прямо на покрывало, мгновенно погрузившись в глубокий сон.

Проспал я совсем недолго: над ухом зазвонил телефон. Выждав некоторое время, я все-таки сел в постели и снял трубку.

– Мистер Райдер? Это я. Хоффман.

Я надеялся узнать, почему меня вдруг разбудили, однако управляющий отелем больше ничего не добавил. Последовала неловкая пауза, и я снова услышал:

– Это я, сэр. Хоффман. – И после новой паузы: – Я здесь внизу, в вестибюле.

– Понятно.

– Простите, мистер Райдер, я вас, вероятно, от чего-то оторвал?

– Признаться, я как раз пытался немного вздремнуть.

Мое сообщение, казалось, озадачило Хоффмана, и он умолк. Я поспешил рассмеяться:

– Собственно говоря, прилег – просто так. По-настоящему, разумеется, мне не уснуть, пока… пока не сделаны все дела за день.

– Ясно, ясно. – В голосе Хоффмана слышалось облегчение. – Решили, так сказать, перевести дух. Вполне разумно. Что ж, во всяком случае, я буду ждать вас в вестибюле, сэр.

Я положил трубку и продолжал сидеть в нерешительности, не зная, как поступить. Усталость донимала меня по-прежнему – я не проспал и пяти минут; соблазнительно было вновь завернуться в одеяло и начисто забыть обо всех делах. Осознав, однако, что это невозможно, я выбрался из постели.

Обнаружив на себе халат, я хотел было его снять и одеться приличней, но тут мне пришло в голову, что спуститься вниз и поговорить с Хоффманом вполне можно и так. Глубокой ночью вряд ли кто мне встретится, кроме Хоффмана и портье, а этот мой наряд ненавязчиво, но вместе с тем недвусмысленно намекнет, что час поздний и что меня оторвали от сна. Я вышел в коридор и, немало раздосадованный, ступил в лифт.

Халат – по крайней мере, вначале – как будто возымел желаемое действие, так как Хоффман встретил меня словами:

– Простите, что нарушил ваш отдых, мистер Райдер. Все эти передвижения наверняка изрядно вас утомили.

Я и не пытался скрыть свою усталость. Проведя рукой по волосам, я сказал:

– Все в порядке, мистер Хоффман. Но я надеюсь, надолго это не затянется. У меня, по правде говоря, ноги подкашиваются.

– О нет, это будет недолго, совсем недолго.: – Отлично.

Я заметил, что на Хоффмане надет плащ, под ним – фрак с поясом, а также галстук-бабочка. – Вы, без сомнения, уже слышали плохую новость.

– Плохую новость?

– Это плохая новость, но позвольте мне сказать, сэр: я уверен, совершенно уверен, что ничего серьезного за ней не последует. Еще до окончания вечера, я надеюсь, вы будете в этом столь же твердо убеждены, мистер Райдер.

– Полагаю, что так, – кивнул я. Но тут же сообразил, что совсем запутался, и спросил напрямик: – Простите, мистер Хоффман, но о какой плохой новости идет речь? За последнее время их было так много. Хоффман встревоженно взглянул на меня:

– Много плохих новостей? Я усмехнулся:

– Например, стычки в Африке и так далее. Плохие новости отовсюду, – закончил я со смехом.

– Да, понимаю. Но я, разумеется, имел в виду плохую новость относительно собаки мистера Бродского.

– Ах, вот как! Собака мистера Бродского…

– Согласитесь, сэр, что это крайняя незадача. Более чем некстати. Продвигаешься вперед с величайшей осмотрительностью – и вдруг вывертывается невесть что! – Он сердито вздохнул.

– Да, это ужасно. Просто ужасно.

– И все-таки я повторяю, у меня есть уверенность. Да, я уверен, к серьезным осложнениям это не приведет. Итак – что, если нам отправиться немедленно? В самом деле, если вдуматься, вы были совершенно правы, мистер Райдер. Сейчас гораздо более подходящий момент. То есть мы прибудем не слишком рано и не слишком поздно. Совершенно верно, нужно воспринимать подобные вещи спокойно. Никогда не впадать в панику. Итак, сэр, в путь!

– Э-э, мистер Хоффман… Я, кажется, не совсем правильно рассудил, во что одеться. Быть может, вы позволите мне отлучиться на несколько минут наверх и снять халат?

– О! – Хоффман бегло меня оглядел. – Вы выглядите великолепно, мистер Райдер. Пожалуйста, не беспокойтесь. А теперь, – он озабоченно взглянул на часы, – я предлагаю не задерживаться. Да-да, сейчас самая пора. Прошу вас.

Снаружи было темно, лил непрерывный дождь, обошел вслед за Хоффманом здание отеля – и по дорожке мы вступили на небольшую автомобильную стоянку, где находилось пять или шесть машин. К заборному столбу был прикреплен одинокий фонарь, при свете которого под ногами виднелись обширные лужи.

Хоффман ринулся к большому черному автомобилю и открыл настежь дверцу для пассажиров. Шлепая к автомобилю, я ощущал, как в мои теплые домашние туфли просачивается влага. Уже забираясь в машину, я одной ногой наступил в глубокую лужу и совершенно вымочил туфлю. У меня вырвалось громкое восклицание, но Хоффман уже поспешно занимал место водителя.

Пока он покидал стоянку, я всячески старался обсушить ноги о мягкое покрытие. Взглянув в окно, я увидел, что мы уже мчимся по главной улице, и с удивлением отметил, насколько усилился поток транспорта. Более того, ожили многие магазины и рестораны, и за ярко освещенными витринами перемещались целые толпы покупателей. По мере нашего продвижения поток машин все возрастал, пока где-то в самой сердцевине города, зажатые тремя рядами машин, мы не застряли намертво. Хоффман взглянул на часы, а потом в отчаянии хватил кулаком о руль.

– Неудачно получилось, – сочувственно заметил я. – Ведь еще совсем недавно я был свидетелем того, как весь город был погружен в сон.