– Да-да, – протянул я, изучая его. – Очень рад познакомиться с вами, мистер… мистер?
Собеседник, озадаченно помолчав, назвал себя:
– Кристофф. Я Кристофф.
– А, мистер Кристофф! – Особенно сильный порыв ветра заставил нас ненадолго схватиться друг за друга, и это помогло мне прийти в себя. – А, ну да, мистер Кристофф. Конечно. Много о вас наслышан.
– Мистер Райдер, – произнес Кристофф, наклонившись ко мне. – Разрешите мне прежде всего высказать, как я вам благодарен за то, что вы приняли приглашение на ланч. Я наслышан о вашей любезности, поэтому ничуть не был удивлен положительным ответом. Я знал: вы из тех людей, кто по крайней мере никогда не откажется выслушать. Более того, вы даже захотите ознакомиться с нашей точкой зрения. Нет, я нисколько не был удивлен, однако от этого моя благодарность лишь возросла. Ну, а теперь, – он взглянул на часы, – мы немного задержались, но неважно. На улицах сейчас не должно быть пробок. Прошу сюда.
Вслед за Кристоффом я обогнул белое здание. Здесь ветер был не такой сильный, и множество труб, торчавших из кирпичной стены, издавали тихое жужжание. Кристофф вел меня к двум деревянным стойкам на краю вершины. Я полагал, что за ними находится крутой обрыв, но когда добрался туда и взглянул вниз, обнаружил длинную череду расшатанных каменных ступеней, от вида которых кружилась голова. Вдали, у подножия холма, лестница выходила к мощеной дороге; там я различил очертания черного автомобиля – вероятно, ожидавшего нас.
– Прошу вперед, мистер Райдер, – сказал Кристофф. – Пожалуйста, спускайтесь без спешки. Торопиться незачем.
Тем не менее он снова бросил озабоченный взгляд на часы.
– Мне очень жаль, что мы опаздываем, – заметил я. – Фотографирование заняло больше времени, чем я рассчитывал.
– Не беспокойтесь, пожалуйста, мистер Райдер. верен, мы успеем. Пожалуйста, я за вами.
На первых ступеньках у меня слегка закружилась голова. Перил не было ни с одной стороны, ни с другой, и мне пришлось собрать все свое внимание: ведь, оступившись, я бы слетел вниз к самому подножию. По счастью, ветер здесь не причинял особого неудобства, и вскоре, убедившись, что эта лестница не сложнее других, я стал чувствовать себя уверенней и временами набирался смелости оторвать взгляд от ступенек и обозреть расстилавшуюся внизу панораму.
Небо по-прежнему хмурилось, но солнце начало пробиваться через облака. Мне было видно теперь, что дорога, где ждал автомобиль, была построена на плато. За нею продолжался склон, сплошь одетый кронами деревьев. Еще ниже открывались тянувшиеся во все стороны бескрайние поля. На самом горизонте туманно вырисовывался контур города.
Кристофф держался вплотную за мной. В первые минуты (возможно, замечая мою боязнь) он воздерживался от разговора. Но когда я нашел нужный темп, он со вздохом заговорил:
– Этот лес, мистер Райдер. Внизу, справа… Все это – Верденбергский лес. Многие городские богачи мечтают завести себе там шале. Верденбергский лес – райское место. В двух шагах от города, а кажется совсем затерянным уголком. Когда мы поедем вниз, вы увидите эти шале. Некоторые торчат на самом краю крутого обрыва. Вид из окон, должно быть, потрясающий. Розе бы там понравилось. Я говорю об одном конкретном шале. Я покажу его вам, когда мы будем спускаться. Скромнее большинства других, но все же очень красивое. Нынешний владелец его почти не использует – живет каких-нибудь две-три недели в году. Если я предложу хорошую цену, не исключено, что он не устоит. Впрочем, к чему пустые фантазии? С этим теперь покончено.
Кристофф умолк, потом снова послышался его голос:
– Ничего грандиозного. Внутри мы с Розой никогда не были. Однако много раз проезжали мимо, поэтому представляем себе, как там может быть. Дом расположен на небольшом утесе, по сторонам отвесные обрывы: возникает чувство, что ты висишь в воздухе. Бродишь из комнаты в комнату, и изо всех окон видны облака. Розе бы понравилось. Проезжая мимо, мы обычно сбавляли скорость, а иной раз останавливались и принимались рисовать себе внутреннее устройство – комнату за комнатой. Ладно, как я уже сказал, все в прошлом. Что толку цепляться за эти выдумки? В любом случае, мистер Райдер, вы не давали мне права занимать ими ваше драгоценное время. Простите. Вернемся к более важным предметам. Как вам известно, сэр, мы бесконечно благодарны за то, что вы согласились прийти и поговорить с нами. Сравнить вас с этой публикой, претендующей на ведущее положение в нашем городе, – какой красноречивый контраст! Три раза мы приглашали их к себе на ланч – как вас, прийти и побеседовать. Но они не снизошли. Куда там! Это ниже их достоинства. Для этого они чересчур горды. Фон Винтерштейн, графиня, фон Браун, все они… Знаете, это от неуверенности в себе. В глубине души они сознают свою ограниченность, поэтому и не стремятся участвовать в серьезной дискуссии. Три раза мы их приглашали – и все три раза получали самый категорический отказ. Впрочем, все равно это пустая затея. Они бы не поняли и половины из нами сказанного.
Я молчал. Надо было, наверное, отозваться, но пришлось бы кричать через плечо, а я боялся поднять глаза от ступенек. Несколько минут мы спускались безмолвно, только Кристофф все громче пыхтел у меня за спиной. Скоро он заговорил вновь:
– Но если честно, они не виноваты. Современные формы так сложны. Казан, Маллери, Есимото. В них трудно разобраться даже квалифицированному музыканту вроде меня. А фон Винтерштейн, графиня и им подобные? Разве им под силу постичь глубины? Им слышится только оглушительный шум, водоворот причудливых ритмов. Они, наверное, годами убеждали себя, что улавливают какие-то эмоции, образы. Но если честно – все это блеф. Глубины современной музыки, механизм ее воздействия им не по зубам. Прежде были Моцарт, Бах, Чайковский. Даже какой-нибудь простой человек с улицы мог до известной степени судить об их искусстве. Но современные формы! Как могут подобные люди – неподготовленные, провинциальные – разбираться в этих предметах, каково бы ни было их чувство долга перед городом? Куда там! Они не отличат раздробленной каденции от ударного мотива. Или фрагментарного обозначения времени от последовательности выраженных пауз. И теперь они окончательно запутались! Они хотят повернуть события вспять! Мистер Райдер, если вы утомились, почему бы нам чуточку не отдохнуть?
Задержаться на мгновение меня заставила птица, пролетевшая в опасной близости от моего лица: из-за нее я едва не потерял равновесие.
– Нет-нет, все нормально, – бросил я через плечо, продолжая спуск.
– Сесть нельзя – ступени чересчур грязные. Но если хотите, всегда можно передохнуть стоя.
– Нет, спасибо, в самом деле не нужно. Все в порядке.
Опять мы двигались молча, потом Кристофф продолжил:
– Когда я пытаюсь судить беспристрастно, мне даже становится их жаль. Я их не осуждаю. После всего, что они сделали и что обо мне наговорили, я сохранил все же способность оценивать ситуацию объективно. И я повторяю себе: нет, по-настоящему они не виноваты. Не их вина в том, что музыка столь существенно усложнилась. Трудно ожидать, что жители подобного местечка будут в ней разбираться. Однако местная элита обязана внушать горожанам, будто знает, что делает. И вот они твердят сами себе заученные формулы и через некоторое время начинают воображать себя знатоками. Видите ли, в таком захолустье их просто некому опровергнуть. Пожалуйста, осторожней на следующих ступеньках, мистер Райдер. Они слегка осыпались по краям.
Я преодолел эти ступеньки очень медленно. Когда же вновь поднял глаза, оказалось, что конец лестницы уже близок.
– От этого не было бы никакого проку, – раздался сзади голос Кристоффа. – Даже если бы они приняли наше приглашение, проку бы не было. Они бы не поняли и половины. Вам, мистер Райдер, во всяком случае будут понятны наши аргументы. Даже если мы вас не убедим, вы, я уверен, начнете в известной мере уважать нашу позицию. Но конечно, мы надеемся, что вы с ней согласитесь. Признаете, что, без оглядки на мою личную судьбу, нужно любой ценой сохранить существующее направление. Да, вы блестящий музыкант, в настоящее время мало кто в мире равен вам по одаренности. Однако даже профессионалу такого масштаба требуется, прежде чем вынести решение, узнать местную специфику. У каждой городской общины своя история, свои особые нужды. Люди, которых я вскоре вам представлю, мистер Райдер, принадлежат к небольшой – крохотной – кучке горожан, но они заслуживают того, чтобы называться интеллектуалами. Они взяли на себя труд проанализировать преобладающие условия, более того – в отличие от фон Винтерштейна и иже с ним, они имеют понятие о современных музыкальных формах. С помощью этих людей, мистер Райдер, я надеюсь – разумеется, предельно почтительно – оспорить ваши нынешние позиции и убедить вас их изменить. Будьте уверены: все те, с кем я вас познакомлю, питают безграничное уважение к вашей персоне и вашим взглядам. Однако мы не исключаем возможности, что даже вы, при всей вашей проницательности, отчасти упускаете из виду некоторые аспекты местных условий. Ну, вот мы и пришли.