— Скоро преподнесет.

Он перегнул свое длинное тело через стойку бара и заговорщически понизил голос.

— Мы с ним здесь подозреваемых пытаем, — сказал он Элейн. — В гриле поджариваем.

Элейн непонимающе округлила глаза, и Гэри извинился. Мы вышли на улицу.

— О Господи, как замечательно! Интересно, сколько эта погода еще простоит?

— Столько, сколько ты захочешь.

— Трудно поверить, что она будет длиться до самого Рождества. Совсем не хочется идти домой. Может, еще куда-нибудь сходим? У тебя есть что-нибудь на примете?

Я ненадолго задумался.

— Тут неподалеку есть бар, который мне нравится, — сказал я.

— Ты что, ходишь в бар?

— Редко. Это — скромное местечко, а его владелец — мой друг, хотя это, наверное, не самое подходящее слово.

— Ты меня заинтриговал, — объявила Элейн.

Когда мы добрались до «Открытого дома», я усадил Элейн за свободный столик, а сам отправился в бар, чтобы взять чего-нибудь; в этом заведении официанток не держали.

Стоявшего за стойкой парня все звали Барком — если у него и было имя, я его, во всяком случае, не слышал ни разу.

— Если вы ищете босса, то он только что был здесь, — сказал он мне первым делом, совершенно не шевеля губами. — Не знаю, вернется или нет.

Я взял два бокала содовой и вернулся к Элейн, и пока мы не спеша посасывали ее, я успел рассказать пару историй про Микки Баллу; самой колоритной была история про человека по имени Пэдди Фарелли, который умудрился сделать что-то, что привело Баллу в ярость. И вот однажды вечером Баллу принялся методично обходить все ирландские кабачки в Вест-Сайде; при нем была объемистая сумка, которую он держал все время открытой, демонстрируя желающим лежащую в ней голову Пэдди Фарелли.

— Я слышала об этом, — сказала Элейн. — Может, что-то такое писали в газетах?

— Наверное, какой-нибудь журналист использовал эту историю. Сам Микки никогда не говорил об этом, но и опровергать не опровергал. Как бы там ни было, о Фарелли никто больше ничего не слышал.

— Ты полагаешь, он все-таки убил его?

— Наверняка убил, тут сомнений быть не может. И с сумкой наверняка шлялся, однако не уверен, что там в самом деле лежала голова Фарелли.

Элейн помолчала.

— Интересные у тебя друзья, — сказала она наконец.

Прежде чем наши бокалы с содовой опустели, ей предоставился шанс увидеть Микки воочию. Он вошел, волоча за собой двух чуть ли не по пояс ему спутников, одетых в джинсы и кожаные летные куртки. Микки слегка кивнул мне, проследовал со своими напарниками через весь зал, не останавливаясь, и вошел вместе с ними в заднюю дверь. Минут через пять все трое появились вновь. Оба парня вышли из бара и направились на юг, к Десятой авеню, а Баллу остановился у стойки, затем подошел к нашему столу с бокалом «джеймсона» — двенадцатилетней выдержки — в руках.

— Мэттью, — сказал он, — хороший парень.

Я предложил ему присесть.

— Не могу, — ответил он. — Дела. Кто сам себе хозяин, тот раб у самого себя.

— Элейн, — представил я, — это Микки Баллу. Элейн Марделл.

— Очень приятно!.. — сказал Микки. — Мэттью, я бы с удовольствием посидел с тобой, но, к сожалению, должен мчаться в другое место. В другой раз, хорошо?

— Хорошо.

— Мы проболтаем всю ночь и отправимся к мессе уже утром. Мисс Марделл, надеюсь еще раз встретиться с вами.

Микки повернулся, на ходу вспомнил о стакане, который все время держал в руках, одним глотком опорожнил его и по дороге к двери поставил на пустой столик.

— Я и не думала, что он такой гигант, — сказала Элейн, когда дверь за ним захлопнулась. — Настоящий великан, да? Как одна из тех статуй с острова Пасхи.

— Ага.

— Как из гранита вытесанный. Что это он имел в виду, когда говорил про какую-то мессу? Это что, ваш шифр?

Я покачал головой.

— Его отец работал мясником на рынке, что на улице Вашингтона. Когда Микки был маленьким, он любил время от времени напялить старый фартук отца и в таком виде явиться к восьмичасовой мессе в Собор Святого Бернарда.

— А ты его сопровождал?

— Было однажды.

— Славное местечко ты нашел, чтобы пригласить девушку! — сказала Элейн. — А каким выдающимся людям представил!

— Ты ведь живешь неподалеку, не так ли, Мэтт? — сказала она, когда мы выбрались на улицу. — Просто посади меня в такси, и все. Я нормально доберусь, все будет в порядке.

— Нет, я доведу тебя прямо до квартиры.

— Но тебе же...

— Не бери в голову.

— Ты уверен?

— Абсолютно, — ответил я. — И кроме того, мне нужен рисунок, который сделал Галиндес; первым делом завтра утром сделаю его фотокопию и начну показывать ее людям.

— Отлично!..

Вокруг было полно пустых такси. Я остановил одно, и мы в полном молчании поехали через весь город. Когда мы приехали, водитель вышел из машины и открыл нам дверцу, а затем поспешил вперед, чтобы придержать входную дверь.

Уже в лифте Элейн сказала:

— Ты мог бы попросить его подождать.

— Здесь в такое время всегда полно такси.

— Тоже верно.

— Лучше поймать новое, чем платить уйму денег за стоянку. И к тому же я могу пойти домой пешком.

— В такое время?

— Конечно.

— Но это ведь неблизкий путь.

— А я люблю долгие прогулки.

Подойдя к двери, Элейн достала ключи и отперла оба замка, которые открывались снаружи, а когда мы прошли вовнутрь, заперлась на все три запора. Возможно, это была нелепая перестраховка, к тому же через несколько минут я должен был идти обратно, но я с искренним удовольствием наблюдал за ее действиями. Будь на то моя воля, она бы из защищенной квартиры и носа не высовывала бы. Ни на секунду.

— Да, и не забудь про такси, — на ходу бросила она.

— Какое еще такси?

— Все такси, на которых мы ездили, — ответила Элейн. — Раз уж ты охраняешь меня, я обязана возместить все твои расходы.

— О, Господи! — возмутился я.

— В чем дело?

— Не интересуют меня эти гроши, пойми ты наконец! С клиентами у меня никогда не бывает таких расчетов.

— А как ты с ними поступаешь?

— Я сам устанавливаю круглую сумму, в которую включаю все свои расходы; я бы просто не смог хранить все счета и отмечать каждый раз, когда я входил в подземку, — я бы свихнулся от всего этого.

— А когда ты на свое агентство работаешь?

— Тогда я выполняю их требования, потому что не могу иначе. Однако скорее всего моя работа на них уже в прошлом — после разговора с одним из тамошних боссов сегодня утром.

— А что случилось?

— Да ничего особенного. Его разозлило то, что я попросил небольшой отпуск, и не уверен что он возьмет меня обратно, когда все закончится. Да и вряд ли я сам захочу туда вернуться.

— Так ты еще и работу потерял!.. — пробормотала Элейн. Она подошла к кофейному столику, взяла с него небольшую бронзовую статуэтку кошки и повертела ее в руках. — Я совсем не имела в виду счета и не собиралась подсчитывать все до последнего пенни. Просто мне бы хотелось, чтобы у тебя в кармане всегда была сумма, достаточная для всяких непредвиденных расходов. И меня совершенно не волнует, насколько большой она окажется, так что не морочь себе голову.

— Понимаю.

Элейн подошла к окну, продолжая перекладывать статуэтку из руки в руку. Я встал рядом, и мы устремили взоры на расстилавшийся перед нами Куинс.

— Когда-нибудь, — заметил я, — все это станет твоим.

— Золото ты мое, — отозвалась она. — Должна поблагодарить тебя за превосходный вечер.

— Тебе не за что благодарить меня.

— Нет, я в самом деле очень тебе обязана: оставаться взаперти было выше моих сил. К тому же я просто роскошно провела время.

— Как и я.

— Я так признательна, что ты показал мне «Пари Грин» и «Грогана», раньше ты никогда не пускал меня в свой мир.

— Для меня это был не менее замечательный вечер, — признался я. — Да и приятно показаться на людях с такой очаровательной женщиной под руку.