– Есть тут призраки – я знаю, что есть. – Пирожок, по локоть в муке, месил тесто. – Пиа видела что-то в маслобойне прошлой ночью.

Арья изобразила неприличный звук. Пиа всегда что-то видела в маслобойне – в основном мужчин.

– Можно мне плюшку? Ты их целый противень напек.

– Он мне весь нужен. Сир Амори их очень любит.

Она ненавидела сира Амори.

– Давай на них наплюем.

Пирожок тревожно огляделся. Кухня была полна теней и шорохов, но все повара и посудомойки уже спали на просторных полатях над печками.

– Он узнает.

– Не узнает. Плевки вкуса не имеют.

– Если узнает, то выпорют меня. – Пирожок перестал месить. – Тебе тут и быть-то не полагается. Ночь во дворе.

Ну и что ж, что ночь. Кухня даже ночью не затихает – всегда тут кто-то валяет хлебы на завтра, помешивает в котле деревянной поварешкой или разделывает свинью, чтобы подать сиру Амори ветчину на завтрак. Нынче очередь Пирожка.

– Если Кролик проснется и увидит, что тебя нет…

– Кролик никогда не просыпается. – По-настоящему его звали Меббл, но все называли его Кроликом из-за красных глаз. – Уж если завалился дрыхнуть – все. – Каждое утро Кролик начинал с эля, а вечером валился, как колода, пуская окрашенные вином слюни. Арья ждала, когда он захрапит, и прокрадывалась босиком по черной лестнице, производя не больше шума, чем мышь, которой и была. Ни свечи, ни коптилки она не брала. Сирио сказал как-то, что темнота может стать ей другом, и был прав. Довольно луны и звезд, чтобы найти дорогу. – Спорю, мы могли бы бежать, а Кролик меня бы и не хватился.

– Не хочу я никуда бежать. Здесь лучше, чем в лесу. Охота была снова червяков жрать. Посыпь-ка лучше муки на доску.

Арья склонила голову набок.

– Что это?

– А что? Я не…

– Слушай ушами, а не языком. Это рог трубит. Два раза – не слышишь разве? А вот цепи загремели, поднимают решетку – кто-то либо приехал, либо выезжает. Пошли посмотрим?

Ворота Харренхолла не открывались с того дня, как лорд Тайвин выступил в поход со своим войском.

– Мне хлеб печь надо. И я не люблю, когда темно, – я ж тебе говорил.

– Тогда я пойду, а потом расскажу тебе. Можно плюшку?

– Нет.

Но она все равно стянула одну и съела по дороге. Начинка была из толченых орехов, фруктов и сыра, корочка мягкая и еще теплая. Съев плюшку сира Амори, Арья осмелела. «Босоножка-легконожка, – напевала она себе под нос. – Я призрак Харренхолла».

Рог пробудил замок от сна – люди выходили во двор посмотреть, что за шум. Арья смешалась с остальными. В ворота въезжали запряженные волами телеги. «Добыча», – сразу смекнула Арья. Всадники, сопровождавшие обоз, говорили на смеси разных языков. Их доспехи блестели при луне, и Арья разглядела пару полосатых зебр. Кровавые Скоморохи. Арья отодвинулась подальше в тень. На одной из телег ехал в клетке громадный черный медведь. Другие были нагружены серебряной посудой, оружием, щитами, мешками муки, визжащими свиньями, тощими собаками и курами. Арья подумала, что давно уже не ела свинины, – и тут увидела пленников.

Первый из них, судя по его гордой осанке, был лордом, под его рваным красным камзолом поблескивала кольчуга. Сначала Арья приняла его за Ланнистера, но, когда он прошел мимо факела, она разглядела его эмблему – это был серебряный кулак, а не лев. Руки у него были туго скручены, а веревка вокруг щиколотки связывала его с теми, кто шел позади, так что вся вереница еле тащилась. Многие были ранены. Если кто-то останавливался, всадник подъезжал и хлестал его кнутом. Арья попыталась сосчитать пленных, но сбилась со счета, не дойдя и до пятидесяти, а их было по крайней мере вдвое больше. Их одежда была вымазана грязью и кровью, и при плохом свете трудно было различить все их эмблемы, но некоторые Арья узнала. Две башни. Солнце. Окровавленный человек. Топор. Топор – это Сервины, белое солнце на черном – Карстарки. Это северяне. Люди ее отца и Робба. Ей не хотелось даже думать, что это может означать.

Кровавые Скоморохи спешивались. Сонные конюхи вылезли из соломы, чтобы принять у них взмыленных лошадей. Один из всадников требовал эля. Шум вызвал на галерею сира Амори Лорха с двумя факельщиками по бокам. Варго Хоут в козлином шлеме остановил коня под ним.

– Милорд каштелян. – Наемник шепелявил так, словно у него язык не умещался во рту.

– В чем дело, Хоут? – нахмурился сир Амори.

– Пленные. Русе Болтон хотел перейти реку, но мои Бравые Ребята разбили его авангард вдребезги. Многие убиты, и Болтон обратился в бегство. Это их лорд-командующий, Гловер, а позади него шир Эйениш Фрей.

Сир Амори уставился на связанных пленников своими поросячьими глазками. Он не казался довольным. Весь замок знал, что они с Варго Хоутом ненавидят друг друга.

– Прекрасно. Сир Кадвин, отведите этих людей в темницу.

Лорд с кольчужным кулаком на камзоле поднял глаза.

– Нам обещали достойное обращение…

– Молчать!!! – завизжал на него Хоут, брызгая слюной.

– Что обещал вам Хоут, меня не касается, – заявил сир Амори. – Лорд Тайвин поставил кастеляном Харренхолла меня, и я поступлю с вами, как мне заблагорассудится. – Он махнул стражникам. – В подвале под Вдовьей башней они все должны поместиться. Всякий, кто не желает туда идти, волен умереть прямо здесь.

Пленных увели, подталкивая копьями, и Арья увидела, что Кролик тоже вылез наружу, щурясь на свет. Если бы он ее хватился, то поднял бы крик и пригрозил бы спустить с нее шкуру, но Арья его не боялась. Это не Виз. Он вечно грозится спустить с кого-нибудь шкуру, но никого ни разу даже не ударил. И все же незачем показываться ему на глаза. Она оглянулась. Волов распрягали, телеги разгружали, Бравые Ребята требовали выпивку, зеваки толпились вокруг клетки с медведем. В суматохе нетрудно было ускользнуть незамеченной. Арья вернулась той же дорогой, что пришла, пока никто ее не заметил и не заставил работать.

Вдали от ворот и конюшен большой замок казался пустынным. Шум позади затихал. Ветер свистал и выл, проходя сквозь трещины в башне Плача. Листья в богороще начали опадать – они носились по дворам, между пустыми зданиями, тихо шурша по камням. Теперь, когда Харренхолл снова опустел, со звуками стали происходить странные вещи. Порой камни словно впитывали всякий шум, окутывая дворы покровом тишины. Порой в замке оживало эхо – за каждым твоим шагом следовала призрачная армия, каждый далекий голос сопровождался призрачным хором. Эти игры звука относились к тому, что пугало Пирожка, но не Арью.

Тихая как тень, она прошмыгнула через средний двор, обошла башню Страха и миновала пустой охотничий вольер, где, как говорили, бьют призрачными крыльями духи мертвых соколов. Она могла ходить, где ей вздумается. В гарнизоне осталось не больше ста человек – их в Харренхолле и видно-то не было. Зал Тысячи Очагов заперли вместе с множеством более мелких зданий, куда входила и башня Плача. Сир Амори занял покои кастеляна в Королевском Костре, не менее просторные, чем у самого лорда, и Арья с прочими слугами перешла в подвал под его башней, чтобы быть под рукой. При лорде Тайвине латники вечно спрашивали, куда ты идешь, – но когда на тысячу дверей осталось сто стражников, никто особенно не заботился, кто где находится.

Проходя мимо оружейни, Арья услышала стук молотка. В высоких окнах светилось рыжее зарево. Арья взобралась на крышу и заглянула вниз. Джендри ковал панцирь. Когда он работал, для него ничего не существовало, кроме металла, мехов и огня. Молот казался продолжением его руки. Арья видела, как играют мускулы у него на груди, слышала, как поет сталь под его ударами. «Он сильный», – подумала она. Когда он, взяв длинные клещи, погрузил панцирь в желоб с водой, она проскользнула в окно и спрыгнула на пол рядом с ним.

Он как будто не удивился, увидев ее.

– Тебе давно спать пора. – Панцирь в холодной воде зашипел, как кот. – Что это там за шум?