В лесу стало темнеть, и Теон Грейджой понял, что он побит. Либо лягушатникам в самом деле известна магия Детей Леса, либо Оша пустила в ход какую-то хитрость одичалых. Он продолжал гнать своих лошадей по лесу, но, когда последний свет померк, Джозет наконец набрался мужества сказать:
– Это бесполезно, милорд, – так мы только лошадей перекалечим.
– Джозет прав, – сказал мейстер Лювин. – Блуждая по лесу с факелами, мы ничего не добьемся.
Желчь жгла Теону глотку, а в животе словно клубок змей шевелился. Если он заявится в Винтерфелл с пустыми руками, можно с тем же успехом надеть на себя дурацкий колпак – весь Север будет над ним потешаться. А уж когда отец с Ашей прознают…
– Милорд принц, – сказал, подъехав к нему, Вонючка, – может, Старки здесь и вовсе не проходили. На их месте я подался бы на северо-восток. К Амберам. Те крепко стоят за Старков, но до их земель далеко. Мальчишки должны были приютиться где-то поблизости – я, пожалуй, даже знаю где.
Теон посмотрел на него подозрительно.
– Говори.
– Знаешь мельницу на Желудевой? Мы останавливались там, когда меня вели в Винтерфелл пленного. Мельничиха продала нам сена для лошадей, а старый рыцарь возился с ее ребятами. Там-то, думаю, Старки и прячутся.
Теон знал эту мельницу и даже позабавился пару раз с мельничихой. Ни в мельнице, ни в ней ничего примечательного не было.
– Почему именно там? Здесь поблизости будет с дюжину селений и острогов.
Белесые глаза Вонючки весело блеснули.
– Почему? Не знаю. Но они там, я чувствую.
Теону надоели его выверты. И что за пакостные у него губы – точно два червяка любятся.
– О чем ты? Если ты что-то от меня утаиваешь…
– Милорд принц! – Вонючка спешился и знаком пригласил Теона сделать то же самое, а после раскрыл мешок, который захватил с собой из Винтерфелла. – Вот погляди-ка.
В темноте становилось трудно что-то разглядеть. Теон нетерпеливо сунул руку в мешок и натолкнулся на мягкий мех и грубую колючую шерсть. Палец что-то укололо – Теон зажал эту штуку в кулак и вытащил пряжку в виде волчьей головы, серебряную с янтарем. Тогда он понял.
– Гелмарр, – позвал он, думая, кому из них можно довериться. Нет, пожалуй, никому. – Аггар, Красноносый – едете с нами. Остальные могут вернуться с собаками в Винтерфелл – мне они больше не нужны. Я знаю, где прячутся Бран и Рикон.
– Принц Теон, – умоляюще сказал мейстер Лювин, – вы ведь помните свое обещание? Будьте милосердны.
– Милосердным я был утром. – (Пусть лучше меня боятся, чем смеются надо мной.) – Пока они не рассердили меня.
Джон
Огонь светился в ночи на склоне горы, как упавшая звезда, – но был краснее звезд и не мигал, только вспыхивал ярко и снова превращался в тусклую, слабую искру. В полумиле впереди и двух тысячах футах выше, прикинул Джон, – как раз там, откуда хорошо видно всякое движение на перевале.
– Караульщики на Воющем перевале, – подивился самый старший из них. В юности он служил оруженосцем у короля, и братья до сих пор звали его Оруженосец Далбридж. – Хотел бы я знать, чего боится Манс-Разбойник?
– Знал бы он, что они развели костер, он бы с этих бедолаг шкуру содрал, – заметил Эббен, коренастый и лысый, весь в буграх мускулов, точно камнями набитый.
– Огонь там наверху – это жизнь, – сказал Куорен Полурукий, – но может стать и смертью. – Им он запретил разводить огонь, как только они вошли в горы. Питались они холодной солониной, сухарями и еще более твердым сыром, спали одетыми, сбившись в кучку под грудой плащей и меха. Джону вспоминались холодные ночи в Винтерфелле, когда он спал вместе со своими братьями. Эти люди ему тоже братья, хотя вместо постели у них земля и камень.
– У них, должно быть, рог есть, – сказал Каменный Змей.
– Этот рог не должен затрубить, – ответил Полурукий.
– Попробуй заберись туда ночью. – Эббен поглядел на далекую искру сквозь расщелину скал, где прятались черные братья. Небо было ясное, и горы высились, черные на черном, – только их снеговые шапки белели при луне.
– Да, падать высоко будет, – сказал Куорен. – Думаю, идти надо двоим. Там, наверху, наверно, тоже двое – чтобы сменять друг друга.
– Я пойду. – Разведчик по прозвищу Каменный Змей уже проявил себя лучшим среди них скалолазом – он просто должен был вызваться.
– И я, – сказал Джон Сноу.
Куорен посмотрел на него. Ветер выл, пролетая через перевал над ними. Одна из лошадей заржала, скребя копытом тощую каменистую почву.
– Волк останется с нами, – сказал Полурукий. – Он белый, и его при луне хорошо видно. Вот что, Каменный Змей, как управитесь, брось вниз горящую головню. Мы увидим ее и придем.
– Идти, так прямо сейчас, – сказал Каменный Змей.
Оба взяли по длинной свернутой веревке, а Каменный Змей захватил еще мешок с железными колышками и обмотанный плотным фетром молоток. Лошади остались в укрытии вместе со шлемами, кольчугами и Призраком. Джон, став на колени, потерся лицом о морду волка.
– Жди меня тут, – приказал он. – Я вернусь за тобой.
Каменный Змей шел впереди, маленький и жилистый. Ему уже почти пятьдесят, и борода у него поседела, но он был сильнее, чем казался, а ночью видел лучше всех известных Джону людей. Сейчас этот его талант придется кстати. Горы, днем серо-голубые, тронутые инеем, с наступлением темноты почернели, а восходящая луна побелила их серебром.
Двое черных братьев пробирались в черной тени черных скал, поднимаясь вверх по извилистой тропе, и их дыхание стыло паром в черном воздухе. Джон чувствовал себя почти голым без кольчуги, зато ее тяжесть не давила на плечи. Они продвигались медленно, с трудом. Поспешишь – можешь сломать лодыжку, если не хуже. Змей точно чуял, куда поставить ногу, но Джону приходилось напрягать все свое внимание.
Воющий перевал на самом деле представлял собой целый ряд перевалов, длинную тропу, которая то огибала ледяные вершины, то спускалась вниз, в долины, почти не видящие солнца. Разведчики не встретили ни единой живой души с тех пор, как оставили за собой лес. Клыки Мороза – одно из самых жестоких мест, созданных богами, и человеку оно враждебно. Ветер здесь режет, как ножом, а ночью воет, словно мать по убиенным детям. Малочисленные деревья криво торчат из расщелин. Тропу часто пересекают полуразвалившиеся карнизы, увешанные сосульками, похожими издали на длинные белые зубы.
Но Джон Сноу не жалел, что отправился сюда. Здесь встречались и чудеса. Он видел, как блещет солнце в маленьких замерзших водопадах, видел россыпь цветов на горном лугу – голубые холодянки, алые зимовки, высокую красновато-золотистую дудочную траву. Видел пропасти, глубокие и черные, наверняка ведущие в преисподнюю, и проехал на коне по выветренному природному мосту, где по бокам не было ничего, кроме неба. Орлы, гнездящиеся на высотах, кружили над долинами на серовато-голубых крыльях, почти неотличимых от небес. Сумеречный кот скрадывал барана, дымком струясь по склону горы, выжидая время для прыжка.
«Теперь мы тоже готовимся прыгнуть». Хотел бы Джон двигаться так же уверенно и тихо, как тот кот, и убивать так же быстро. Длинный Коготь висел у него за спиной, но неизвестно, хватит ли места, чтобы его вынуть. Для схватки в тесноте Джон имел два кинжала. У караульщиков тоже, конечно, есть оружие, а он ничем не защищен. Любопытно знать, кто к исходу ночи окажется сумеречным котом, а кто бараном.
Долгое время они придерживались тропы, вьющейся по горе все вверх и вверх. Костер временами пропадал из виду, но каждый раз появлялся опять. Каменный Змей выбрал путь, по которому лошади нипочем бы не прошли. Кое-где приходилось прижиматься спиной к холодному камню и двигаться боком, как краб, дюйм за дюймом. Даже в более широких местах тропа была коварной – того и гляди попадешь ногой в трещину, или споткнешься на осыпи, или поскользнешься на замерзшей ночью луже. Один шаг, потом другой, твердил себе Джон. Один, потом другой – тогда не упадешь.