— У меня для вас сюрприз, — сказал Билл, поднялся и, покачиваясь, пошел к студийной стереосистеме, стоявшей в номере. Он собирался поставить нам новый альбом Heaven And Hell. Но с одной оговоркой: — Там еще пока нет вокала, но, думаю, идею вы поймете.
О, идею мы еще как поняли. Мы сидели в креслах и слушали музыку из двух мощных колонок, сделанных для Билла на заказ. Без вокала, но с целой кучей очень громких барабанов и гитар. После каждой песни Билл кричал нам: «Ну, что думаете? Чертовски гениально же?» Мы кивали, улыбались, в общем, пытались демонстрировать восторг. Временами я поглядывал на часы. Время тянулось медленно. Потом я украдкой смотрел на Мисти. Она, похоже, тоже была не рада здесь находиться. Они с Биллом жили в мире, параллельном всей остальной группе. Позже, когда начались гастроли, меня каждый вечер приглашали в гримерку, и Билл диктовал мне собственный пресс-релиз. Если с Биллом что-то случалось во время концерта — сломанная палочка, пропущенное вступление, что угодно, что, по его мнению, требовало особого объяснения, — он просил внести это в пресс-релиз и тут же разослать местной прессе. Он сидел передо мной грудой пропотевшей, жирной белой плоти, с совершенно невменяемым лицом, и заставлял меня все записывать, а потом читать ему. «А теперь обязательно разошли все это по телеграфу!»
В дверях гримерки меня ждал Пол Кларк. Иногда он забирал у меня бумажку, сворачивал ее и убирал в карман. Иногда подмигивал и говорил: «Просто выброси ее в мусорку, хорошо?»
Когда Ронни Джеймс Дио в 1979 году согласился работать с Тони Айомми, Black Sabbath уже превратились в корабль-призрак. Если бы Дио пришел в Sabbath хоть альбомом раньше, история могла бы пойти совсем иначе для всех, включая Оззи. И, собственно, это очень легко могло произойти. Летом 1977 года, когда Оззи впервые едва не ушел из группы, Ронни начал записывать альбом с Rainbow, в глубине души уже зная, что он будет для него последним. Если бы Ронни встретился с Тони тогда, а не через два года, то Sabbath, возможно, избежали бы позорного Never Say Die и перезапустили карьеру с музыкой, о которой всегда мечтал Тони: мелодичный, качественный рок, которым другие музыканты того периода восхищались бы с куда большей готовностью, чем сиротскими риффами и спазматическими ритмами последней эпохи Оззи. Гитарист Rainbow Ричи Блэкмор тоже бы раньше воплотил в жизнь свои планы, сделав свою группу более дружественной к чартам. Единственным, кто проиграл в этой истории, скорее всего, оказался бы Оззи. Как он повторял, наверное, тысячу раз, «я бы спал в парке на скамейке», если бы не вмешалась Шэрон Арден.
Теперь же, когда Тони Айомми начал «джемовать» с Ронни Джеймсом Дио в Лос-Анджелесе во второй половине 1979 года, оба они отчаянно искали способы восстановить распадающиеся карьеры. Воодушевленный «эмоциональными доспехами», которые кокаин в больших дозах дарит своим жертвам — по крайней мере, поначалу, — Тони вел себя так, словно увольнение Оззи — это тот самый стимул, который нужен Sabbath. Но вот за закрытыми дверями он опасался худшего. Гизер и Билл, никогда не отличавшиеся силой характера, теперь прятались за фармацевтическим щитом Тони. Кроме того, у обоих хватало проблем и без песен для нового альбома. Брак Гизера трещал по швам. Он искренне ждал, что жена будет смотреть сквозь пальцы на любые его «забавы» с фанатками Sabbath, особенно в Америке, где поговорка «с глаз долой — из сердца вон» действовала практически буквально, но, заподозрив, что у нее тайный роман с другом-музыкантом, Гизер пал духом, еще глубже погрузившись в собственные алкогольно-наркотические пучины.
Когда Тони наконец-то принял твердое решение по поводу Оззи и предложил продолжить работу с Дио, Гизер был ошеломлен. Первой его реакцией было встать на сторону Оззи.
— Тони сказал мне, что встретился с Ронни Дио и хочет записать с ним альбом. Мы с Оззи собирались записывать альбом вместе, а Билл не знал, с кем ему остаться — с Тони или со мной и Оззи. В общем, мы постоянно все друг с другом встречались и наговаривали друг на друга за глаза всякую всячину.
В конце концов, Гизер просто убежал и спрятался. Как и Билл, он так сильно запутался в своих проблемах, что просто не мог нормально думать. Плюс к тому, он страдал от недиагностированной тогда депрессии, которая преследовала его годами.
«Я даже и не знал, что она у меня есть, пока не сдал все анализы и не стал пить таблетки, — признался он журналисту Джоэлу Макайверу в 2005 году. — Люди думали, что у меня просто ужасное настроение, но на самом деле это была настоящая депрессия». В те дни, впрочем, «о таком просто не говорили вслух». А если ты говорил, то «тебя буквально считали сумасшедшим. Помню, мне постоянно советовали взбодриться. Ты думаешь, что это все из-за того, что ты бухал или еще что-то такое, но нет, это клиническая штука, с мозгами что-то не так». На момент увольнения Оззи из группы единственным средством борьбы для него был кокаин и — недолго, но весьма болезненно — героин. «Я не мог объяснить, что у меня за настроение, но тогда просто не с кем было об этом говорить. Тебе советовали пойти и погулять с собакой или еще что-нибудь такое». В отличие от Билла, впрочем, Гизер еще достаточно соображал, чтобы отойти от края пропасти. Но даже он несколько недель только и делал, что оплакивал горемычную судьбу.
Что же касается Билла, то после ухода Оззи и исчезновения Гизера в судьбе Sabbath начался эндшпиль, и он не хотел иметь с этим ничего общего.
— Некоторые вещи я вообще не помню — и это многое говорит о том, насколько же у меня тогда притупились чувства. Я очень мало помню о поздней части нашей карьеры. Но увольнение Оззи… Я считал, что мы поступили неправильно. В 1984 году, по-настоящему протрезвев, я оглянулся назад на все эти события, и все показалось мне осмысленным. Я тогда отрешился, углубился в себя. Мне просто было очень плохо из-за того, что в группе больше нет Оззи.
Билл к тому времени опустился так низко в неформальной иерархии Sabbath, что занимал место ниже техников, примерно на уровне групи и наркодилеров, вертевшихся вокруг. Когда однажды ради смеха у него с брюк срезали штанину, он просто пришел на следующий день с одной голой ногой. Когда Тони попытался снова поджечь его в студии и Билл разозлился и поднял шум, он потом так раскаивался, что даже пришел через час, извинился перед Тони и предложил ему продолжить.
— Мы все обговорили, хотели устроить небольшое шоу, — настаивал Билл, словно действительно понимал шутку. Но на этот раз, когда гитарист поджег его — схватил бутылку сильно горючей жидкости, которой протирают головки магнитофонов, облил джинсы Билла и швырнул в него горящую спичку, — едва не разразилась катастрофа.
Билл катался по полу студии и горел, а Тони смеялся и обливал его чистящим средством. А потом джинсы Билла стали плавиться и привариваться к ногам, пламя перекинулось на руки и голову, и он громко закричал.
— Мы отвезли его в больницу, — вспоминает Пол Кларк, — и у него были ожоги третьей степени по всему телу. Мама Билла позвонила и пригрозила убить Тони на х*й. Сказала, что Билл умирает и ему ампутируют ноги. Тони обосрался от страха.
Похоже было, что Black Sabbath наконец-то по-настоящему превратились в ходячего уродца с умершим мозгом, которым их так долго называла музыкальная пресса. В рок-н-ролльных овощей.
Ронни Джеймс Дио не был жертвой наркотиков. Но карьерные перспективы у него были не лучше. Его жена Венди Дио вспоминала, что, после того как Ронни уволили из Rainbow, они были на грани нищеты и на плаву их поддерживало лишь небольшое наследство, полученное от ее бабушки.
— У нас не было ни денег, ничего.
В Rainbow Ронни получил дом в Коннектикуте, машину и зарплату 150 долларов в неделю. Всего этого певец лишился, когда Блэкмор в 1978 году его уволил.
— Мы поехали в Лос-Анджелес, потому что знали, что именно там сможем найти людей, с которыми получится что-нибудь организовать, но денег у нас не было вообще. Было очень трудно. У нас было тяжелое время, и, если честно, когда Ронни пошел в Sabbath, он говорил: «Не знаю, хочу я вообще туда или нет». Я ответила: «Ронни, у нас всего восемьсот баксов в банке, нужно что-то делать». Мы боролись за жизнь. Ронни называл это «расплатой по счетам».
