– Вот негодяй! Как он мог обойтись так с собственной дочерью?

– Думаю, об этой ветви семейного древа Каллуму рассказывать совсем не обязательно.

– И верно, ни к чему. Возможно, ему это известно, но я не стал бы проверять. Сообщи, если узнаешь что-нибудь еще, – сказал Пейтон, вставая. – А я попробую выяснить, не знает ли сэр Брайан что-нибудь о некой Джоан, дочери свинопаса, когда отправлюсь завтра в замок. Что ж, день выдался нелегкий, и если исходить из опыта предыдущих двух недель, то и ночка будет не из коротких. Выспись хорошенько, – добавил он со вздохом и направился к своей по-прежнему, увы, пустой постели.

Заслышав шаги Пейтона, Кирсти вцепилась в одеяло. У двери ее спальни он помедлил и пошел дальше, в свою комнату. Она с трудом сдержалась, чтобы не выбежать ему навстречу, и злилась на себя.

Этот мужчина хуже чумы. Она до сих пор не могла прийти в себя после любовных игр, которые он с ней затеял. Соски были напряжены и ныли. А главное – она все еще ощущала его пальцы между ног. И вспоминала об этом с удовольствием. А ласковые слова, которые он ей нашептывал, как ни старалась, не могла забыть.

Кирсти пришла в ярость – до чего же, оказывается, она слаба!

Да, эта ночь будет очень длинной.

Каллум и Мойра сразу же подняли глаза на Кирсти, едва та вошла в комнату, служившую детям спальней. Они сидели, скрестив ноги по-турецки на постели быстро поправлявшегося Робби, который полулежал на куче мягких подушек. Кирсти улыбнулась детям и поставила поднос с подслащенными медом овсяными печеньями и прохладным сидром.

– Ну, мальчик мой, – обратилась она к Робби, – ты очень неплохо выглядишь, и очень скоро, думаю, тебе можно будет встать с постели.

– Я хотел встать уже сегодня, но Крошка Элис не разрешила, – недовольно ответил Робби.

Кирсти обрадовалась. Желание встать с постели после болезни – верный признак выздоровления.

– Нужно слушаться Крошку Элис, мой мальчик. А теперь съешь-ка то, что она прислала тебе. Ты должен как следует есть, а то ведь кожа да кости. Дэвид, Алан и Уильям уверяли меня, что в жизни не пробовали таких вкусных овсяных печений.

– Они снова вертятся в кухне возле Крошки Элис? – спросил Каллум.

– Да. Они к ней привязались, – ответила Кирсти.

– Мало сказать, привязались. И к ней, и к Йену Сильному.

– Что ж, они люди хорошие.

– О да. Но Йен Сильный не учит их сражаться. Они еще слишком малы.

– Только через несколько лет придет их черед учиться искусству ратоборства.

Каллум ответил на это важным кивком, и Кирсти с трудом сдержала улыбку. Мальчик, дороживший своим положением ученика Йена, ревновал его. Каждое утро он вместе с Йеном отправлялся в подвал, на редкость просторное помещение, где Йен обучал его азам воинского искусства. Кирсти не могла не заметить, что настороженность Каллума и его гнев на весь белый свет стали постепенно исчезать. Видимо, Йен по-мужски поговорил с Каллумом, пытаясь избавить мальчика от чувства вины и стыда. Прямо на глазах у Кирсти Каллум изменился, и это глубоко взволновало девушку.

Она оставалась в комнате, болтая с детьми, пока они не прикончили и сидр, и печенье. Каллум заверил ее, что он вполне в состоянии оказать помощь Робби, если больному понадобится что-нибудь, так что Кирсти взяла поднос и понесла на кухню. Выглянув из окна, она увидела остальных мальчишек: они помогали Элис возиться в саду.

– Моя Элис очень полюбила мальчуганов.

Кирсти вскрикнула от неожиданности – она не слышала, как Йен приблизился к ней. К этому очень крупному мужчине, темному, не слишком красивому, покрытому шрамами, Кирсти с первого взгляда прониклась симпатией. В данный момент на лице его отражалась неловкость, можно было подумать, что он нервничает.

– Мне кажется, мальчики тоже к ней привязались, – заметила Кирсти.

– Да. – Йен провел пальцами по большому, неровному шраму на щеке и вздохнул. – Как вы планируете поступить с детьми? Когда минует опасность, я хочу сказать.

– Ну, никаких определенных планов у меня нет. Я собиралась отправить их всех к моему брату Юдарду, как отправляла других детей прежде.

– Я помню – вы рассказывали.

– Но потом все изменилось, и отсылать их стало слишком опасно. Ни у кого из этих детей нет семьи, так что скорее всего я оставлю их при себе. Может, когда-нибудь, когда мы все окажемся в безопасности у моих родных, я постараюсь подыскать семьи, которые захотели бы взять их, или определю к кому-нибудь в подмастерья. – Она пожала плечами. – Там видно будет.

– Да, конечно. – Он посмотрел в окно, на свою жену и мальчиков. – Мы поженились с Элис почти пятнадцать лет назад. Ей тогда едва исполнилось четырнадцать, мне – семнадцать. Она быстро понесла, но ребенок не выжил. И так еще два раза, в течение двух следующих лет. В последний раз что-то там у нее повредилось, как нам сказала повитуха. Думаю, это и к лучшему, уж очень Элис горевала по каждому ребеночку. Повитуха оказалась права, Элис теперь бесплодна, потому что больше ни разу детей не было.

– Как это грустно, – прошептала Кирсти, у которой сердце разрывалось при мысли о том, что пережила эта пара. Она догадывалась, о чем собирается и никак не может заговорить Йен, и с трудом подавила желание оставить детей при себе. К другим детям она не испытывала подобных чувств, видимо, потому, что ей удавалось быстро отослать их. А эти пробыли под ее опекой долго, и она прикипела к ним сердцем. Впрочем, для нее оказалось достаточно одного взгляда в окно, чтобы изменить свое мнение. Совершенно очевидно, что между Элис и тремя мальчиками образовалась нерушимая связь. Эти мальчики уже обрели дом, и было бы верхом жестокости отнять его у них. Когда Йен наконец снова поднял на нее глаза, она ободряюще улыбнулась ему.

– Что ж, если у вас нет никаких видов на этих мальчиков, может, позволите им остаться у нас с Элис. Конечно, я еще ни полсловечка не говорил ни Элис, ни мальчишкам, – поспешил он добавить. – Ведь они, так сказать, под вашей опекой и вообще, и я не знал, каковы ваши планы. Мне не хотелось тревожить Элис напрасными надеждами. К тому же люди мы не богатые.

– Йен, – сказала Кирсти, – эти мальчики – сироты, некоторых бросили родители. Я точно не знаю. Думаю, ты способен дать им гораздо больше, чем какой-нибудь приют, и обеспечить лучшее будущее. – У Йена вырвался вздох облегчения. – Ведь вы хотите взять только этих троих, не так ли?

– Ах, да мы взяли бы всех, и я собираюсь об этом сказать остальным. Никого не хочу обижать. – Он снова выглянул в окно, посмотрел на жену и трех маленьких мальчиков. – Просто с этой троицей, с ними моя Элис, похоже, как бы это сказать…

– Они очень привязались друг к другу, – подсказала Кирсти. – Я и сама заметила.

– Да. С другими не так. Мойра и Робби заняты сейчас друг другом. Потом, может, все и изменится. И если им когда-нибудь захочется жить со мной и Элис, мы будем рады принять их. Моя Элис будет их очень любить. Каллума, как я понял, ожидает лучшая доля.

– Тебе удалось узнать что-то еще о его родителях?

– Да. Как раз сейчас Пейтон, должно быть, ведет разговор с сэром Брайаном Макмилланом. Как только Пейтон сообщил ему, что мальчик похож на Авена так, словно они близнецы, сэр Брайан сразу понял, что речь идет о ком-то из Макмилланов. Это очень высокородная семья, и мало кто из посторонних походит на них внешне.

– А из родни матери никого не осталось в живых?

– Никого, достойного упоминания. По правде говоря, от тех, что остались, будет больше вреда, чем пользы. Они знали, что мальчуган остался один-одинешенек, но знать его не хотели. Так что незачем ему о них говорить.

– Что ж, это справедливо. – Кирсти печально покачала головой. – У меня в голове это не укладывается.

– Разумеется. Я заставил деда мальчика и его дядю рассказать мне все, что им известно, отблагодарил их, как они того заслуживали, и ушел.

По выражению лица Йена Кирсти догадалась, что славный шотландец уже успел предпринять кое-какие меры карательного характера в отместку за Каллума.