— На Сиринхем-пойнт пожар. Недалеко от крикетного стадиона.

— Пожар?

— И ты хочешь знать, какое тебе до этого дело?

— А… да, пожалуйста.

— Квартира на втором этаже, сзади, найдешь номер три. Ты ведь умеешь считать, верно?

— Третий коп?

— Bay, неудивительно, что ты заведуешь уголовной хроникой. На случай если тебе придет в голову идея про подражателя, знай: я перешел на новую методику.

— Нельзя ли подробней?

— Молоток Достаточно тупой для тебя? Ему хватило. Я буду есть мозги всю неделю.

Клик.

Данфи перематывал пленку, когда телефон снова зазвонил. Он схватил трубку, услышал:

— Я придумал имя.

— Имя?

— Тут что, эхо? Не повторяй все за мной! Это раздражает. Блиц, пишется как в «блицкриге».

— Да, но…

— Это не обсуждается.

— Другие газеты…

— Полное дерьмо. Делай, как я сказал.

Клик.

«Таблоид» вышел с огромным заголовком:

Если бы Брант включил телевизор, он увидел бы это по всем каналам. Но он не включил. Он продолжал сидеть неподвижно, и в голове его не было ничего, кроме шума.

Портер по самую задницу увяз в репортерах, телефонных звонках, наводках, чувстве неудовлетворенности. Он закричал:

— Куда, черт побери, подевался Брант?

Никто Бранта не видел. Парень из «Таблоида», некий Данфи, который принес записи разговора с киллером, требовал интервью. Портер проигнорировал журналиста. Бранта не было три дня. Когда он появился, у него был вид человека, побывавшего в аду и еще не совсем оттуда вернувшегося. Портер сказал:

— В офис. Немедленно.

Брант сел, смотреть на него было почти больно. Портер постарался не кричать, спросил:

— Где ты был?

— Не уверен…

— Что?

— Я не могу дать отчет в своих передвижениях. Кажется, так говорится?

Портеру пришла в голову любопытная мысль, он спросил:

— Ты знаешь, что убит еще один полицейский?

Брант отрицательно покачал головой. Портер подошел к двери, отворил, остановил вольнонаемную работницу, сказал:

— Принеси нам чай. Да, еще два печенья.

Она округлила глаза, и он спросил:

— Ты меня слышала?

— Сэр, в связи с Актом о сексуальной дискриминации, только потому, что я женщина…

— Неси этот долбаный чай!

Она принесла.

Портер наклонился над Брантом. Сказал:

— Сержант, фамилия Кросс.

Выражение лица Бранта на миг изменилось и стало прежним. Портер затруднился бы определить, отразился ли на нем шок или это было сожаление или боль. Но точно не гнев. Портер бы предпочел гнев. Он продолжил:

— Убийца теперь называет себя Блиц. Он убил Кросса молотком, затем поджег квартиру. Патологоанатом сообщил, что, несмотря на пожар, они сделали полную идентификацию. Кроссу не просто раскроили череп, его лицо превратили в месиво. Ребята в жизни не видели ничего подобного. У киллера теперь собственная колонка в газете.

Брант наконец пошевелился, спросил:

— Каким образом?

— Он звонит писаке по имени Данфи, — ответил Портер, — сообщает подробности.

Затем показал на чашки:

— Тут чай и… печенье.

— Не пью я чай. Ты сказал Данфи?

— Да, ты его знаешь?

— Знаю.

Портер начал перебирать кипу газет, по ходу дела спросил:

— Как прошло в Нью-Кроссе?

— Нью-Кросс? А что в Нью-Кросс?

— Господи, Брант. Ты должен был проверить парня, забыл?

Брант не ответил, и Портер прибавил:

— Ты должен был проверить его три дня назад.

Брант поднялся, сказал:

— Поеду сейчас.

Портер тоже встал, потянулся за пиджаком, сказав:

— Я с тобой.

Когда они вышли на улицу, к ним подошел мужчина. У него был вид вороватого бухгалтера. Лет тридцать пять, бритая до блеска голова. Он сказал:

— Портер Нэш?

— Что?

— Я Данфи, из «Таблоида». Хочу спросить — есть ли у вас что-нибудь?

Прежде чем Портер открыл рот, Брант сказал:

— У меня есть кое-что.

Данфи резко повернулся к нему:

— Да?

Брант ударил его в живот и пошел дальше. Когда он и Портер подошли к машине, Портер спросил:

— И что это было?

— Разве я уже не сказал? Я его знал.

Барри устроил себе отдых, не выходил из дому, решив, что слава оказалась куда утомительней, чем он ожидал. Накануне он пошел в паб и хорошенько поддал, полирнув виски светлым пивом. Затем съел карри и улегся в койку.

Услышал стук в дверь. Крикнул:

— Отвали — я уволился!

Он страдал: адская головная боль, желудок отплясывает джигу а-ля карри. Снова стук. Затем:

— Полиция.

Фоллз не знала, как нужно одеваться, чтобы очаровать. Она знала, как унижать, манипулировать, но если ты хочешь не просто понравиться человеку, а еще и попросить его об одолжении, тогда как? Она решила надеть форму. Она подумала, что Нельсон, знакомый Робертса, скорее всего, принадлежит к старой школе. Напомнила себе, что следует держаться скромно. Когда она наконец дозвонилась до Нельсона, тот грубо сказал:

— Чего надо?

— Главный инспектор Робертс посоветовал мне поговорить с вами, сэр.

— Вы женщина?

Ей хотелось крикнуть: «Неудивительно, что вы детектив!»

Но она сдержалась и сказала:

— Да, сэр, я вольнонаемная.

— Только под ногами болтаетесь.

Она промолчала, и он прохрипел:

— Что вам нужно?

Она набрала в грудь воздуха и проговорила:

— Несколько дней назад одного араба сильно избили.

— А… вы об этом. Не беспокойтесь, мы двоих из этих подонков прищучили. Третьего пока не нашли, но мы знаем, кто это.

Она посмотрела на свои пальцы — они были скрещены — и сказала:

— Как раз о нем я и хотела бы поговорить.

Последовала пауза, Нельсон взвешивал сказанное. Она продолжила:

— Могу я угостить вас завтраком?

— Я всегда не прочь позавтракать.

— Прекрасно… тогда через час?

— Через два. Есть кафе, называется «У Ромеро» — знаете?

— Да.

На самом деле она не знала.

Клик.

Есть кафе уровня ниже тех заведений, что обслуживают транспорт, — вам бы там совсем не понравилось. Строительные рабочие не посоветуют вам туда заглядывать, и этому совету будет лучше последовать. Водители такси называют такие кафе норами: в буквальном смысле приходится туда нырять и оттуда выныривать. Кофе там единственное, что имеет вкус. Фоллз потребовалось два часа, чтобы найти кафе «У Ромеро». Форма сильно мешала. Один старичок заметил:

— Закрыть собираетесь? Давно пора, черт побери!

А молодая женщина сказала:

— Ой, вам там не понравится, там ужасно.

Она была права.

Если окна там когда-либо мыли, то об этом все давно забыли. Корявая надпись сообщала:

«Коронное блюдо дня: „Гад-в-дыре“».

Фоллз вошла. Сумеречный флуоресцентный свет окрашивал внутренности кафе в желтый цвет, от которого хотелось удавиться. Все столики, за исключением одного, были свободны. Фоллз представляла себе Нельсона клоном Бранта — большим, грубым, безобразным. За дальним столом сидел мужчина в твидовом пиджаке. Примерно тридцать пять лет, густая темная шевелюра, лицо, которое ведущие новостей назвали бы грубоватым, и плотное телосложение. Он улыбнулся, и у Фоллз внутри потеплело. Такая улыбка дает понять, что тебе рады. Он сказал: