Нога отошла.

Я продолжил подъем.

Наверное, он занял не слишком много времени. Двадцать минут, ну может, полчаса. Последние метры я поднимался, упираясь спиной в мягкую, податливую землю. И это было самым сложным.

Потом моя голова откинулась назад, я ощутил дуновение ветра, поднял глаза – и увидел уходящий вверх склон. Медленно и осторожно – сколько раз люди гибли в самый последний миг, уже ускользнув из ловушки, я перебросил руки наружу. Вовремя – мягкая земля стала осыпаться, и если бы не колючий куст, попавшийся под пальцы, я бы все-таки упал.

Но куст оказался крепким.

Я повис на нем, собираясь с духом, чтобы вытащить наружу ноги. Мои ладони вцепились в колючие стебли с нежностью жениха, впервые оставшегося наедине с невестой. Дурацкий смешок вырвался из горла, в тот же миг я подтянулся и оказался на земле. Рядом со мной, шурша, осыпались вниз комья земли, что-то кричала Хелен – то ли возмущенно, то ли вопросительно. А я лежал, смотрел в небо, вдыхал сладкий, живой воздух.

Его даже не портил кислый пороховой дымок… и запах вареного гороха.

Заставив себя приподняться, я осмотрелся. И сразу же увидел солдат.

Я был в маленькой рощице, заполнявшей пологую ложбину. Где-то недалеко журчал ручей… если бы Маркус пробил колодец под него, нас ждала бы печальная участь.

А шагах в тридцати, рядом с деревьями, стояла полевая кухня. Большой бронзовый котел, под которым горел огонь, длинный деревянный стол, сколоченный, видать, тут, на месте. Один солдат собирал со стола глухо звякающие оловянные миски, другой задумчиво крутил черпаком в котле – будто решал, сгодятся на что-то остатки супа или их можно выплеснуть.

Рот у меня наполнился слюной. Как ни странно, а захотелось есть – и еще как захотелось!

Видимо, рвущие подземелья саперы только что пообедали. Вот чем объясняется перерыв во взрывах. Сейчас вернутся к штольням и продолжат свою работу…

Где же мы сейчас? Почти у самой границы? Или еще с десяток километров отделяет нас от Османской империи?

Хочешь не хочешь, а придется рисковать.

Я быстро пополз к полевой кухне. И в этот миг повар решил упростить мне работу. С натугой подхватил котел и потащил, держа перед пузом, к рощице. Ничего не видя перед собой…

Я встал, и когда повар поравнялся со мной – со всех сил огрел его кулаком в висок. Глаза у легионера закатились, он начал падать. Я едва успел подхватить котел – и впрямь тяжеленный. Выплеснул на землю остатки супа – не так уж и много осталось, с пару мисок. Хотя суп хороший, густой…

Быстрым шагом я приблизился к подручному повара, спиной ко мне собиравшему миски. И невольно вспомнил повара Пьера из Урбиса.

Что у меня за судьба? Стал грозой поваров!

Будто почуяв опасность, легионер обернулся. И получил котлом по голове. Руки у меня чуть не отнялись после такого финта, но дело было сделано. Этот солдат тоже рухнул на землю, оглушенный и беспомощный.

Я тут же бросился назад. Проверил повара – дышит, скоро в чувство вернется. Стянул с него грязный фартук, крепко связал руки, спустил до половины штаны – чтобы и ногами шевельнуть не мог, рот заткнул обрывком его же рубашки. Вернулся ко второму легионеру – вовремя, как раз начал шевелиться.

Позаимствовав со стола поварской нож, я приставил его к горлу бедняги. Саперные части – слава державная, почти наравне с летунами и преторианцами. Здесь и твердолобые аристократы не гнушаются служить, из тех, что помрут, а присягу не нарушат.

Но эта часть явно была поплоше, из простолюдинов, о чести имевших другое понятие.

– Пискнешь, зараза, я из тебя гуляш сварю, – прошипел я, свирепо скаля зубы. – Понял?

Побледневший солдат часто закивал. Один зрачок у него налился кровью и был больше другого – сотряс я бедняге мозги. Хотя что ж его жалеть, они нас не жалели!

– Сколько здесь народа? – спросил я.

– Сотни две… – прошептал солдат.

– Чего-чего? – Я покосился на стол. Уместиться за ним могло от силы человек сорок.

– Еще четыре кухни вокруг стоят…

– Где именно? – спросил я так угрожающе, будто решил перебить немедля всех поваров и обречь саперов на голодную смерть.

Солдат показал.

Выходило так, что мы выбрались прямо в середине кольца из полевых кухонь.

– Когда сюда придут?

– Не знаю…

– Не ври!

– Искупителем клянусь, не знаю! – выпалил солдат. Слишком громко, пришлось слегка прижать горло ножом, не раня, но пугая.

– Далеко до границы?

– Километров пять… а то и меньше.

Хорошо. Вот это было хорошо.

– Зачем вас сюда пригнали? – спросил я на всякий случай.

Солдат неожиданно проявил строптивость:

– Кто же младшим чинам… а-а!

Врезал я ему от души. Может, даже вновь сотрясение мозгов вызвал.

– Ты мне не ври, – посоветовал я. – Младшим чинам никто не докладывает, они и так все знают. Ну?

– Душегуб Ильмар с сообщниками из числа осман похитили епископа Жерара и младшего принца Маркуса, – бойко оттарабанил солдат. – И древними катакомбами гонят их в сторону османских земель, на пытки и расправу. Велено взорвать шахты, завалить все проходы…

Может быть, так оно и было. Вряд ли кто ожидал, что мы – с женщинами, ребенком и стариком – сумеем так быстро пройти подземными ходами.

А может быть, и тот и другой исход Дом устраивал. Хоть завалит нас в пещерах, хоть вынуждены будем назад податься – лишь бы уйти не смогли.

– Мне нужна длинная веревка, – сказал я. – Если скажешь, где найти такую, – останешься жив.

– В ящике, вон там, у ручья, – быстро отозвался солдат.

Я связал его одеждой, так же как и повара. Прошел к указанному ящику, глянул.

Веревок тут было три. Все короче, чем нужно, но какая беда, раз можно их связать.

Уже с веревками я вернулся к пленнику. Отволок его подальше в кусты, туда же и первого пленного притащил. А сам, завязывая по пути узлы, вернулся к колодцу. Лег возле него, опустил голову, крикнул:

– Хелен?

– Быстрее! – Кажется, она была на грани истерики. – Маркусу плохо, понимаешь?

Я сбросил вниз один конец веревки. Второй крепко привязал к ближайшему дереву.

– Что делать? – спросила Хелен.

– Привязывай Маркуса! Под мышками и за пояс, так, чтобы дыханье не спёрло!

Хорошо хоть узкий колодец позволял говорить негромко. Я поминутно озирался, но углядеть всех, кто мог подойти, конечно, бы не смог.

– Привязала! – крикнула Хелен. Как только она занялась делом, голос ее сразу окреп. Не любила она быть беспомощной, ох не любила.

Я перекинул веревку через ближайшее деревце, соорудив простой блок. И стал понемногу поднимать Маркуса. Главное, чтобы Хелен его правильно привязала, иначе можно и удавить человека…

Видать, летунов хорошо учили вязать узлы. Маркус висел словно в люльке: веревка была крепко, но свободно завязана на груди, пропущена под мышками, да еще и за пояс закреплена. Когда склоненная голова Маркуса показалась из колодца, я закрепил веревку, вытащил Маркуса, торопливо развязал. Прижался ухом к груди.

Живой. Ничего, значит, отойдет – на свежем-то воздухе. Главное – от солдат уйти.

Я спустил веревку вниз и крикнул Хелен, чтобы та привязывалась.

Говоря честно, положение наше было почти безнадежным. Вдвоем с Хелен, с беспомощным, неспособным двигаться Маркусом на руках, в окружении солдат, рядом с надежно охраняемой границей – что мы можем сделать? Подземными ходами уже не уйти, силой не пробиться.

Хитростью? Так какая же нужна хитрость, чтобы миновать все посты?

– Тяни! – крикнула Хелен, и я стал выбирать веревку. Тащить Хелен, конечно, было потруднее, но вполне мне по силам.

Может быть, переодеться в военную форму?

Ага. Хорош буду я, небритый и грязный, в облачении легионера. Женщину за мужчину тоже никто не примет – это только в веселых оперетках подобные переодевания сходят с рук. Ну и Маркус – даже если его в мешок засунуть, все равно вопросы возникнут: «А что за куль вы тащите, господа хорошие?»