— Не понял только, зачем вам летать в Чечню?

— Если мы попадем в это подразделение и они возьмут пленных «огней», то мы сможем узнать от них о судьбе Вики.

— Ну что ж. План вроде бы прост… Только подразделение наше не совсем простое. Как, собственно, и противник. Вам ведь не обязательно везде представляться журналистами?

— Конечно, нет.

— Отлично. Я могу прикомандировать вас к группе спецназа — как гражданских специалистов. Это снимет лишние вопросы у подчиненных. Будете сидеть на базе. И окажетесь в курсе всех событий. Командира я предупрежу, что если попадется пленный из «огней», он даст вам с ним пообщаться. Но только в присутствии офицеров, разумеется. Надеюсь, вы не против, чтобы мои люди были рядом?

— У нас секретов от военных нет! — заверил я. И добавил: — Нам нужно спасти Вику. Ничего более. Но и у меня есть одна просьба: ваши офицеры не должны никому рассказывать, о чем мы спрашивали пленных.

— Хорошо. Просто я должен знать все, что происходит в наших подразделениях.

— Понимаете, — Колчин заторопился, полагая, что генерал мог обидеться на мои последние слова, — нам редакция запрещает заниматься поисками Вики. Начальство считает, что это в компетенции ФСБ или кого-то там еще. Но мы-то знаем: из-за Чечни нашу коллегу сейчас никто не ищет. Она никому не нужна. «Блуждающие огни» — наш последний шанс.

Генерал понимающе кивнул:

— Разделяю вашу озабоченность. Мои люди будут молчать. Обещаю. Но и вы со своей стороны обещайте, что не будете называть имена наших офицеров, номера частей и место их дислокации. Нам это может повредить.

— Ну, разумеется!

Я спросил:

— Скажите, а почему со штурмом Грозного все так хреново вышло?

— Штабные твари, — медленно проговорил генерал, лицо сделалось пунцовым.

— Кто? — переспросил Сашка.

— Перед штурмом я приехал с проверкой в штаб группировки, — обошелся без уточнений генерал. — Попросил показать мне карту операции. Знаете, что они мне дали? Карту, на которой, как в мультиках, нарисованы карандашом три красные стрелки, сходящиеся на Грозном. Я сказал начальнику штаба: «Вы закончили две академии и не знаете, как готовятся карты войсковой операции? Где у вас номера частей? Какие у вас силы наступают? В каком порядке? Где рубежи? Где данные о противнике?» Знаете, что он мне ответил?

Мы молчали.

— Этот олух заявил мне, что и так сойдет. Мол, министр обороны все уже одобрил. Звоню министру, а он мне: «Чего ты к ребятам привязался! Пусть работают!» Выхожу на улицу, ловлю первого попавшего капитана, спрашиваю, к какой части он приписан? Он не знает! Лейтенанта ловлю — тоже ничего не знает. Даже не знает, кто у него во взводе. Спрашиваю солдат. Они тоже не знают, кому подчиняются. Они даже своих младших командиров назвать не могут. Вы представляете себе?

— Как же они… — начал я.

— Погоди! — двинул рукой генерал. — Сидим на совещании командного состава. Докладывает летчик: «Мы ракетами и бомбами с лазерным наведением сможем даже в оконные форточки попадать!» Спрашиваю его после выступления: «Какие лазеры? Зима на дворе! Туман, низкая облачность. Лазерное наведение работать в таких условиях не может. Вы будете бомбиться вслепую! Фактически по своим!» «Да знаю я!» — говорит мне летчик. «Так что ж ты нам тут голову морочишь?» — «Если я скажу правду, меня главком с должности снимет!» Вот так, мля, мы готовились к войне.

Генерал умолк. Мы тоже не знали, что сказать. В нормальных странах такая подготовка к войне заканчивается военным трибуналом для всех офицеров и генералов Главного оперативного управления Генштаба. Наши «герои» служат до сих пор.

Согласно людскому поверью, смельчаки часто напиваются, когда минует опасность. Я бы несколько расширил это устаревшее правило. Иногда смельчаки напиваются еще до наступления опасности, а некоторые ухитряются налакаться даже во время самой опасности. Именно поэтому все трезвенники считают их смельчаками.

В этом смысле мы с Колчиным причисляли себя к офигительно смелым людям.

Генерал позвонил очень скоро. И двух дней не прошло. Ничего конкретного не сказал. Бросил одно слово: «Затевается».

Мы все поняли. И стали готовиться.

Приняв на грудь, пошли к Павлову — договариваться о командировке в Чечню.

— Нет, — отрезал тот. — Даже не думайте. Вместе вы никуда не поедете. У вас и так плохая репутация.

— Но мы уже исправились, — прикинулся паинькой Колчин. — Все уже позади, Иван Тимофеевич. Все вошло в нормальное русло.

— Ни черта не вошло никуда! — грохнул редактор. — Вика до сих пор в плену! Эти черти из ФСБ пудрят нам мозги, что работают над этим! Но какой они там работают! Все их спецподразделения в Чечне сейчас! Вместе с операми!

— Пошлите и нас туда, — осторожно вставил я. — Мне одному с чужими людьми ехать не с руки. А с Сашкой привычнее и спокойнее. Он человек рассудительный и… и все такое.

— Вот именно, что «все такое»! Ладно. Когда готовы ехать?

— Хоть завтра!

— Что-то мне ваша готовность к самопожертвованию не очень нравится. Опять задумали какую-нибудь пакость?

— Какое там! — замахали мы руками. — Просто засиделись! Надо ведь и работу делать. А Чечня на сегодня — тема номер один. Сами знаете.

— Знаю. Только я еще и вас, стервецов, знаю. Просто так вы ничего не делаете.

— На этот раз — именно такой случай, когда мы просто так и хотим поехать, — сказал я.

— Колчин, это правда? — Павлов вперился в Сашку.

— Сущая правда! — заверил Сашка. — Хотите, поклянусь?

— Клясться вредно.

— А мы и не будем, — вставил я.

— На твоем месте я вообще бы помалкивал. Как тебя еще не прибили, дурака! — Павлов махнул рукой на дверь: — Идите, вы свободны. Как разберетесь со своими делами, напишете заявление на командировку и — вперед. Только не затягивайте со сборами. События там разворачиваются очень быстро.

Иван Тимофеевич как в воду смотрел. События в Чечне развернулись молниеносно. И ничем хорошим для нас они не обернулись. Неисчислимые неприятности уже потирали свои маленькие цепкие ручки в предвкушении добычи. И мы с Колчиным не заставили себя долго ждать.

Следующим вечером приземлились на грозненском аэродроме Северный. Генерал сдержал свое слово. У нас в кармане лежали военные командировочные предписания. В них мы значились как гражданские служащие Министерства обороны.

Хотя не обошлось без курьезов. Генеральский адъютант подбросил нас на аэродром Чкаловский. Подвез к самолету и представил летному экипажу. Летчики сразу же начали подозревать в нас шпионов. Мы стояли в курилке, неподалеку от взлетного поля, и ждали, когда самолет загрузят мешками с продовольствием, медикаментами и прочими военными припасами. Летчики ходили вокруг нас кругами. Беспокойство и любопытство свербило их в задницу: кто мы такие на самом деле? Большие люди подвозят нас к трапу самолета и договариваются о нашей посадке на борт. Наши коротко стриженные затылки, гражданская одежда, объемистые рюкзаки…

— Куда едем? — спросил один из пилотов, как бы между прочим, раскуривая новую цигарку.

— В Грозный, — ответили мы честно.

— Это-то я видел в предписании. А что вам-то там делать?

— Работать, — все так же честно сказал я.

— Ну да, ну да. А в рюкзаках что?

— Аппаратура.

Летчик отошел. Не поверил нам ни на грамм.

Видимо, пилоты начитались шпионских романов. На протяжении всего полета они всячески показывали нам, что догадываются, кто мы такие на самом деле, — либо спецагенты ФСБ, либо ГРУ. Всю дорогу, пока мы летели, развалясь на мешках с медицинскими бинтами и ватой, кто-нибудь из них время от времени выходил в салон и говорил: «Ростов пролетаем, над Чечней идем», — и многозначительно косился на дверь. Они словно ждали, что мы попросим их открыть люк и десантируемся в ночь — над нужным районом. Но мы предпочли остаться в салоне до самого Грозного.

— Это вы от Иваныча? — спросил армейский майор, когда мы очутились на взлетном поле. — Майор Виктор Сухомлинский, — представился он. — В машину, пожалуйста.