Вот уж никогда не думал, что снова окажусь в знакомых местах. В сумерках я разглядел вагончик, где жил с офицерами Майкопской бригады. Сейчас он стоял дверьми нараспашку, в нем поселилось запустение, и гуляло вокруг одиночество.

Мы пролетели бывшее расположение Майкопской бригады на всех парах.

— Иван Иваныч говорил про южные районы, — сказал я.

— Мы перебазировались, — откликнулся Сухомлинский, — в грозненский район.

Ага. То бишь на равнину. Зачем бы «огням» равнина? Здесь ведь намного легче попасть в лапы федералов, чем в горном районе. На идиотов они не похожи…

Уазик остановился в какой-то канаве. Наш сопровождающий лихо выскочил и принялся помогать нам с вещами.

— Вот это номер! — знакомый голос из темноты.

Я покрутил головой но никого не увидел. Казалось, со мной разговаривают сумерки.

Человек подошел поближе.

— Мать честная! Черти зеленые! Ехарлы бабай! — заорал Сашка.

— С трех попыток не угадал ни разу, — сострил я. — Это капитан Федулов.

— Майор Федулов, — поправил меня Александр Петрович. — Уже полгода как майор.

Упоминание о времени навело меня на мыль о Вике, о ее пленении.

— Кстати, майор! А как там продвигаются дела с розыском нашей коллеги? — спросил я с наигранным панибратством.

Федулов хотел половчее соврать, но, видимо, в этот вечер все умные мысли объявили ему бойкот. И он просто промолчал.

Специально для нас поставили отдельную палатку. И сразу же захламили ее всяким ненужным скарбом из других палаток: снарядными ящиками, лопатами, щупами. Но зато поставили печь и сложили рядом дрова. Возле печки-буржуйки стоял деревянный стол, покрытый клеенкой. И настроение стало бы совсем дачным, если б не уханье артиллерии. После каждого залпа земля под ногами легонько вздрагивала и всю округу накрывала мощная ударная волна.

— Кем вы на этот раз приехали? — спросил Федулов, жмурясь, как кот, от расходящегося по всей палатке тепла.

— Командование из Москвы прислало. Они служащие, — ответил за нас майор Сухомлинский.

— Как там поживает диверсионное подразделение ВМС? — спросил меня Александр Петрович.

— Мы журналисты, — ответил Колчин.

— Ну да, ну да. Тогда вы тоже так себя называли. Но прислало-то вас руководство ФПС. Я наводил справки. Приказ о вашем прикомандировании поступил из аппарата директора. Сюда вы приезжаете как служащие Министерства обороны.

Майор Сухомлинский недоуменно крутил головой, стараясь понять, куда клонит Федулов.

— Эти ребята не так просты, как кажутся, — объяснил ему Александр Петрович. Ухмылка не сходила с его лица. — Они приезжали к нам на заставу перед разгромом. Леша, между прочим, тогда обронил, что служил или еще служит в диверсионных частях Военно-морских сил.

— Это я шутил!

— Это ты будешь рассказывать другим простачкам!

Я вздохнул. Ситуация наглухо запуталась.

— Вот наши редакционные удостоверения, — сказал Колчин. — Вот наши командировочные предписания из редакции. А эти предписания выдало нам Министерство обороны, чтобы мы смогли прилететь сюда на военном самолете.

Федулов улыбался, не веря ни единому слову. Сухомлинский крепко задумался, решая, как ему относиться к нам в свете новых сообщенных ему фактов.

— Короче, я понял только одно, — прервал Сашку Федулов. — Эти ребята появляются аккурат тогда, когда назревают какие-то события. Тогда мы проводили операцию в горах. За этим последовал разгром заставы. Сейчас тоже намечается операция. Так ведь? — уточнил он у Сухомлинского. — Ничего же не отменили?

Майор кивнул.

— И всякий раз их присылает в войска какое-то вышестоящее начальство, — продолжил Александр Петрович уже без улыбки. — Странно, да?

— Может, они из каких-то контролирующих органов? — предположил Сухомлинский таким тоном, точно нас рядом не было.

— Может быть, — согласился Федулов.

— Отчеты о наших командировках вы при желании могли прочитать в нашей газете, — попытался я.

— А нам некогда их читать. Мы тут делом занимаемся. А вот чем занимаетесь вы? Из какой вы организации?

— М-да, — сказал я. — Если военным что-то втемяшится в голову, то их невозможно переубедить.

— Давайте так… — Сухомлинский встал. — Завтра операция. Если вас прислало начальство, значит, так надо. Больше мне ничего не интересно. Поедете с нами и делайте то, зачем приехали. Нас ваши проверки мало волнуют. У нас война.

— Спасибо, — сказал Колчин.

— Хоть в одном согласие нашли, — добавил я.

Федулову такой оборот не понравился. Это хорошо читалось на его лице. Но власти над Сухомлинским он не имел. Поэтому и приказов он отдавать не мог. Только советы. Но что он может насоветовать в будущем? Вот шлепнут нас от греха — и свалят на боевиков.

— Завтра вас разбудят, — сказано было нам на прощанье.

И на том спасибо! Какая никакая, но перспективка.

Мы улеглись на приготовленные постели. Их роль играли ящики из-под снарядов, покрытые бушлатами, спальными мешками и солдатскими одеялами. За печуркой приходилось следить самим, поэтому мы подтащили ящики поближе, чтобы не вставать каждый раз для подбрасывания поленьев. Несмотря на печку, холодрыга и сырость все же пробирали до костей.

— Что-нибудь понимаешь? — спросил я Колчина.

— Ты о чем?

— Почему Федулов так зло и настороженно встретил нас? Словно совсем другим человеком стал.

— Не знаю. Может, и вправду думает, что мы приставлены следить за ними? А кому такое понравится?

— Если у них все чисто, то и бояться нечего. Проверки боятся те, кто что-то скрывает. А мне еще с Таджикистана показалось, что Александр Петрович не очень-то горит желанием с нами общаться. И вообще, принял он нас тогда тоже подозрительно.

— Наверное, ты прав. — Сашка подбросил полено в печку. Пламя снова ожило.

— Не нравится мне это, — сказал я.

Тут где-то за палаткой артиллерия ухнула как-то особенно сильно. Мы даже подпрыгнули на ящиках.

— Задолбали, — проворчал Колчин. — Я уже засыпать начал… Понимаешь, Леша, такой человек, как Федулов, — не верит в нормальные человеческие отношения. Ему не дано понять, что мы можем дружить с директором погранслужбы или с генералами Министерства обороны. Потому что это — большие звезды, а мы по сравнению с ними — ничто. Александр Петрович измеряет свою жизнь только с позиции своей карьеры.

— Не боишься, что он нас слушает?

— А и хрен с ним!

Трещали в печке сырые поленья, языки пламени играли на них в догонялки и выплясывали дикий танец.

* * *

Как говорят романисты, не успел и глаз сомкнуть, как меня стали трясти с неимоверной силой. Настойчивый голос бубнил:

— Журналисты, вставайте! Пора, пора!

Так не хотелось вылезать на стылый воздух из теплого спальника.

Я разлепил глаза и сел на кровати:

— Что такое?

Напротив покачивался сонный Колчин.

Солдат был уже на выходе:

— Майор Сухомлинский вас ждет. Выезжаем!

Под низким темным небом уже вовсю прыгала, бегала, таскала ящики привычная военная суматоха.

Мы поежились от холода. Природа чувствовала себя еще хуже, чем мы.

— Ваш БТР, — показал Сухомлинский. — Все взяли с собой, что надо? Тогда полезайте. Через минуту двинемся.

Я уже не раз замечал: у военных довольно странное представление о времени. Если они говорят, например, что через минуту поедем, то приготовься ждать, как минимум, час. Наши вояки словно прилетели с другой планеты, где сутки намного больше земных. Потому они постоянно путаются и всегда опаздывают.

На броне уже расселась пехота. Все молоденькие солдаты. Никто не задавал нам вопросов. Никто даже не смотрел в нашу сторону. Солдаты, как и мы, ежились от холода, пытались поглубже запахнуться в бушлаты.

Наконец колонна из трех танков, пяти БМП и десяти БТРов двинулась куда-то в сторону леса. Его игольчатые верхушки торчали на другой стороне поля из тумана и серой мглы, как рифы на море. Солдаты привычно, без всякой команды, передернули затворы. Мы с Колчиным тоже передернули затворы, но только на фотоаппаратах.