"Хочешь сказать… но так не бывает! Если бы долю теневой крови можно было так легко повышать, мало нашлось бы магов, устоявших перед искушением!"
"Возможно, в этом и дело. Если бы стало известно, что можно отнять у другого мага могущество, что бы увеличить собственное, представляешь что было бы? Маги охотились бы друг на друга, как обезумевшие от голода вампиры. На месте Ивора и других высших магов я бы такую информацию постарался уничтожить без следа. Или хотя бы держать под семью замками".
"Тогда зачем Агата выдала ее тебе?"
"А что она выдала? — хмыкнул я. — Она лишь предоставила возможность догадаться. К тому же способа я не знаю, да и все равно он был бы мне бесполезен".
"Почему же?"
"Ну, я ведь не маг… э-э-э… вот черт!"
"Соблазнительная мысль, да?"
Я ничего не ответил ехидной богине.
Действительно, если есть такой способ… Ведь вполне допустимо, что можно не только увеличить долю уже имеющейся теневой крови, но и поднять ее с полного нуля. Нужно ли это лично мне? Большой соблазн сказать — нет, и преисполниться гордостью от собственного благородства. Но на самом деле я не знаю. Сейчас мне кажется, что я не смог бы отнимать теневую кровь у других существ. Да и не особо мне нужна магия, обхожусь ведь как-то невеликими способностями Хайши. Но ведь сейчас передо мною настоящий выбор и не стоит. Легко быть благородным, когда для этого ровным счетом ничем не надо жертвовать. А если бы узнал способ? И… не у мага отобрать теневую кровь, а, например, у вампира? Вроде тут совесть должна молчать. Ну и, в конце концов, это же не убивает — с Аленой ведь ничего не случилось… И все же что-то есть в таких мыслях тухлое.
Ладно, не стану забивать голову проблемами, которые еще может и не возникнут.
Остров Крит. 1140 год до н. э.
Вой разносился по дворцу, бился в узких коридорах, вырывался из окон и дверей, раскатываясь площади и умолкая лишь в переулках. Люди испуганно прятали глаза и старались обойти дворец стороной. Наверное, так ревел и выл в своем лабиринте Минотавр. Только в вое царя была не столько злоба, сколько бессильная тоска.
Он ничего не мог сделать, лишь выть и бросаться раз за разом на врагов и раз за разом отлетать назад, столкнувшись с невидимым, но непроницаемым барьером. Он знал, что на помощь ему не придут. Даже если бы проклятый жрец не запечатал обе двери такими же невидимыми барьерами — не придут. Не захотят. Оставалось только выть.
Жрецы не обращали на царя особого внимания, лишь старая жрица — да, среди них была одна женщина — поглядывала на Пигмалиона с жалостью. Но дальше этих взглядов не шло. Его уже осудили, и приговор не подлежал обсуждению. Хуже всего было то, что приговор касался не самого царя — он готов был принять любое наказание, лишь бы…
— Я бы тоже предпочел избавить этот мир от тебя, а не от этого удивительного создания, — ответил на его просьбу главный из жрецов. — Потому что оно творило зло по невинности души, не понимая разницы между злом и добром. Ты же стал чудовищем по собственному своему выбору… Увы, твоя мать слишком могущественна, что бы затевать с ней войну из-за тебя.
— Моя мать? — слова жреца так поразили Пигмалиона, что он даже забыл о своем положении пленника. — Но… разве она жива?! Отец сказал, что она умерла, родив меня!
— Он сам в это верит. Твоя мать — один из сильнейших магов, известных мне. Не спрашивай меня, почему она решила бросить тебя и твоего отца. Мысли и поступки Анхинои недоступны моему пониманию. Но знай — всю твою жизнь она приглядывала за тобой… видимо, все же не достаточно хорошо.
— Ивор, хватит! — прервал его коренастый, перевитый толстыми канатами мышц человек, больше похожий на разбойника, чем на жреца. — Он не достоин, что бы с ним разговаривали. Ты нам нужен здесь.
Жрец, которого назвали Ивором, поспешил к остальным, все же упрекнув своего соратника:
— Нельзя быть таким жестоким, Уэда. Возможно, это испытание еще изменит мальчика.
— Помяни мое слово, этот мальчик доставит нам проблем, — проворчала жрица. — Нельзя отнимать у человека любимое существо и надеяться, что он от этого станет добрее! Это же глупо! И жестоко! Лучше бы вы убили их обоих!
— Мы никого не будем убивать, — огрызнулся Ивор. — Это ведь уже обсудили! Давайте приступим…
Жрецы встали вокруг замершей в неловкой позе — словно собиралась взлететь — Галатеи. Вскинули руки. Ивор коснулся лба царицы, и из нее ушла жизнь. Это вновь была самая обыкновенная статуя. Только в глазах ее Пигмалион все еще видел присутствие своей жены. Глаза статуи жили и были полны ужаса. Тогда-то он и завыл.
Ивор уложил статую на пол и достал из принесенного с собою мешка пилу. Примерился и стал деловито отпиливать правую руку. Слоновья кость легко расступалась под бронзовыми зубьями, поскрипывая и слегка хрустя. Отпилив руку, Ивор протянул ее другому жрецу:
— Уэда, храни ее где-нибудь, где никто и никогда не увидит. Сейчас демон внутри спит, что бы пробудить его нужно будет заклинание. Я потом скажу его вам… когда рядом не будет посторонних ушей.
Он продолжил пилить статую, Пигмалион вновь завыл, пытаясь заглушить скрип пилы и хруст кости.
Глава двенадцатая
Откуда вы знаете, что, когда вы отворачиваетесь, столы за вашими спинами не превращаются в кенгуру?..
Бертран Рассел
"Соки-Воды" оказался совершенно не похож на ставший для меня почти родным бар "У кота". Но не понравился он мне вовсе не поэтому. Не люблю гламур во всех его проявлениях. То есть, я хочу сказать, когда приходишь в заведение расслабиться и, например, выпить чего-нибудь после тяжелого дня, хочется сделать это в уютной обстановке. Ну, вроде как не очень пафосной, что бы самому не смущаться нечищеных ботинок и отросшей за день щетины. И в этом смысле официанты в отутюженных брючках и белых рубашках с бабочками расслаблению совсем не способствуют. Я вот ни разу не видел Саргиса или Петроса в рубашке с галстуком-бабочкой. Даже оставим в стороне, что рубашку с таким размером воротника еще надо поискать. Сам факт подобной неуместной аккуратности привел бы завсегдатаев "У кота" в уныние. Потому братьев я иначе как в застиранных до неопределенного цвета футболках не видел — они понимают толк в уюте.
А в этом баре официанты были в галстуках-бабочках! Больше, по моему скромному мнению, об этой забегаловке нет смысла что-то говорить.
Сам бар — хоть и был тот совсем не большой — хозяин разделил на два зальчика. Один — обычный зал с барной стойкой, рядами столиков на двоих и небольшой сценой в углу с написанным от руки объявлением, пришпиленным к стенке: "Эльфам вход на сцену запрещен!". Ниже висел еще один листочек: "Да, совсем-совсем запрещен!"
Хм… может, я поспешил с оценкой, и место не такое уж плохое?
Второй зал представлял собой, по сути, длинный коридор, по обе стороны которого тянулись маленькие "кабинеты" максимум на четырех человек. На плотных шторах, служащих "кабинетам" дверями, были вышиты знаки Молчаливого Нге. Понятия не имею, богом какого народа является Молчаливый Нге, да и никто в Тени, по-моему, этого не знает. Но, похоже, этот тип действительно терпеть не мог болтунов — лучшего средства от подслушивания, чем изображение его знака до сих пор не придумано.
Я подошел к стойке и кивнул бармену.
— Доброго дня.
Высокий тощий аури внимательно изучил меня сквозь голубую шерсть, свисающей с низкого лба напомаженной челкой. Перевел взгляд на Рысь, так же некоторое время изучал ее, после чего, наконец, ответил:
— Доброго… дня…
Аури в массе своей — неплохие парни. Или девицы. Обычно, понять по внешнему виду мужчина или женщина аури перед тобой практически невозможно. Выглядят они все одинаково: высокие (ни разу не встречал аури ниже метра девяноста), похожие на вставших на задние лапы лемуров, заросшие длинной голубой шерстью, за которой аури фанатично ухаживают. Одеваются они тоже независимо от пола и возраста одинаково — в просторные джинсовые комбинезоны на лямках. Это тоже из-за длинной шерсти — аури жарко даже зимой. И даже по манерам и поведению различить их не выйдет. Они все фантастически медленные.