Это был небольшой черный двухместный автомобиль. Примерно через минуту из автомобиля вылез коренастый мужчина и направился в мою сторону. Я сунул револьвер за пояс и пошел ему навстречу.

Незнакомец остановился, как вкопанный, когда увидел меня.

– Полиция, – кратко представился он. Изо рта у него торчала сигара, а правая рука медленно поползла к бедру. – Отличная ночь, не правда ли?

– Чудесная ночь, – подтвердил я. – Легкий туман, но мне нравится туман. Он смягчает воздух и...

– Где второй? – прервал меня незнакомец.

– Какой второй?

– Не шути со мной, чужак. Я видел огонек сигареты на правом сидении твоей колымаги.

– Это был я. Просто я не знал, что запрещается курить на правом сидении.

– А, сообразительная макака. Кто ты и что тебе здесь нужно? – на его сальной физиономии отражался едва пробивающийся сквозь туман лунный свет.

– О'Брайен из Сан-Матео. Совершаю маленькое путешествие.

Рука полицейского находилась почти у бедра.

– Водительское удостоверение, – он подошел почти вплотную.

– Сначала покажите то, что дает вам право требовать водительское удостоверение, – заявил я.

Правая рука незнакомца сделала резкое движение, но мой револьвер уже смотрел ему в живот. Рука замерла, словно превратилась в глыбу льда.

– А вдруг вы грабитель, – объяснил я. – Такие фокусы проделывались неоднократно.

Коренастый мужчина стоял, будто парализованный, и едва дышал.

Затем он хрипло сказал:

– Есть разрешение на пушку?

– На каждый день недели. Покажите значок, и я спрячу оружие.

Через минуту незнакомец посмотрел по сторонам, словно надеясь, что появится подмога. За своей спиной я слышал дыхание. Не знаю, услышал ли его коренастый тип. Его собственное дыхание было достаточно горячим, чтобы можно было высушить рубашку.

– Брось дурачиться! – с неожиданной яростью прорычал крепыш. – Ты всего лишь вшивая двухдолларовая ищейка из Лос-Анджелеса.

– Мои ставки уже повысились, – возразил я. – Сейчас я беру два доллара тридцать центов.

– Иди к черту! Нам не нравится, что ты тут что-то разнюхиваешь, ясно? Это первое и последнее предупреждение.

Он направился к своей машине и уже поставил ногу на подножку. Затем его толстая шея медленно повернулась и в лунном свете сверкнула сальная физиономия.

– Иди к черту! – добавил он. – А не то мы отправим тебя туда в ящике...

– Пока, сальная рожа, – попрощался я. – Очень приятно познакомиться.

Полицейский прыгнул в машину, рванул с места и быстро скрылся из вида.

Я погнал за ним. Когда он повернул направо, на бульвар Аргуэлло, а находился всего в квартале от его тачки и свернул налево. Куколка Кинкейд сел и положил голову на сиденье рядом с моим плечом.

– Знаете, кто это был? – прокаркал репортер. – Триггер Уимз, правая рука шефа Андерса. Он мог запросто пристрелить вас.

– Если бы, да кабы, во рту выросли в грибы, – возразил я.

Через несколько кварталов я остановился, чтобы парень мог пересесть вперед.

– Где твоя машина? – поинтересовался я.

Он снял измятую репортерскую шляпу, хлопнул ею по колену и водрузил на прежнее место.

– Около муниципалитета, на полицейской стоянке.

– Жаль. Придется тебе ехать в Лос-Анджелес на автобусе. Тебе не мешало бы хоть изредка навещать сестру. Сегодня прекрасная возможность нанести визит.

4

Рыжая

Дорога извивалась, ныряла в каньоны и взлетала на холмы. Отсюда три пирса казались очень далекими – тонкими линиями света на черном бархате моря. В каньонах клубился туман, пахло зеленью. Но на холмах тумана не было.

Я проехал мимо маленькой, едва освещенной заправки, нырнул в очередной широкий каньон и с полмили поднимался вдоль дорогого проволочного забора, ограждающего невидимую с дороги виллу. Дома встречались все реже и реже. За домом с круглой белой башней я свернул налево и проехал между единственными на всем шоссе фонарями к большому оштукатуренному зданию. Сквозь задернутые занавеси окон просачивался свет, слабо освещая колоннаду и скопление машин на стоянке.

Это был клуб Конрида. Я не знал точно, зачем сюда приехал, но клуб казался одним из мест, которые следовало посетить. Доктор Остриэн все еще был у пациентов. В регистратуре городской поликлиники ответили, что он обычно возвращается около одиннадцати, а сейчас только десять пятнадцать.

Я припарковался на свободном месте и направился вдоль колоннады. Шестифутовый негр в форме южноамериканского фельдмаршала из комической оперы открыл широкую дверь и сказал: «Вашу карточку, пожалуйста, сэр».

Я вложил доллар в коричневую ладонь. Огромные пальцы накрыли бумажку, как ковш экскаватора. Другая рука смахнула нитку с моего левого плеча и незаметно сунула металлический жетон в нагрудный карман.

– Новый босс строг, – прошептал негр. – Спасибо, сэр.

Я вошел в фойе, похожее на декорации «Бродвейской мелодии», снятой на МГМ[7]. Размером оно было не меньше площадки для игры в поло. Ноги утопали по щиколотку в ковре. У стены были хромированные ступени, сделанные в виде корабельного трапа и ведущие в главный зал. У входа стоял старший официант-итальянец с застывшей улыбкой, двухдюймовой атласной полосой на штанах и пачкой позолоченных меню под мышкой.

На второй этаж, где располагалось казино, вела лестница с белыми эмалированными перилами. На потолке сияли звезды. За входом в бар, в котором, как в зыбком кошмаре, царил фиолетовый полумрак, стояло огромное круглое зеркало, украшенное египетским головным убором. Перед зеркалом расчесывала серебряные волосы леди в зеленом наряде. Ее вечернее платье имело такой глубокий вырез на спине, что открывалось значительно больше, чем обычно показывают женщины.

Гардеробщица в пижаме цвета персиков с маленькими черными драконами взяла мою шляпу и с неодобрением посмотрела на костюм. Ее глаза были такими же черными, блестящими и невыразительными, как кончики кожаных туфелек. Вместе со шляпой я вручил ей четвертак. По сходням спустилась продавщица сигарет с подносом, на котором могла бы поместиться пятифунтовая коробка с леденцами. Из волос торчали перья, а одежды на девушке было как раз столько, чтобы прикрыть трехцентовую марку. Одну прекрасную, длинную, голую ногу она выкрасила в золотой цвет, другую – в серебряный. На лице продавщицы застыло холодное, презрительное выражение дамы, у которой так много кавалеров, что она дважды подумает, прежде чем отправиться на свидание к сногсшибательному магарадже с корзиной рубинов под мышкой.

Я вошел в нежные фиолетовые сумерки бара, где тихо звенели стаканы и раздавался приглушенный шум голосов. В углу дребезжало пианино и женоподобный тенор выводил «Мой маленький ковбой» так же сокровенно, как бармен смешивает «Мики Финн»[8]. Понемногу я стал различать предметы. В баре сидело немало посетителей, но свободные места были. Неожиданно раздался чей-то громкий смех, и пианист выразил недовольство, пробежав пальцем по клавишам в стиле Эдди Дачина.

Мне удалось отыскать пустой столик у покрытой мягкой обивкой стены. Глаза привыкли к фиолетовому полумраку, и теперь я даже разглядел певца-ковбоя. Его волнистые рыжие волосы, вероятно, были выкрашены хной.

За соседним столиком сидела женщина тоже с рыжими волосами, разделенными посередине пробором и зачесанными назад. Огромные, черные, голодные глаза, не очень правильные черты лица и полное отсутствие косметики, за исключением пылающего, как неоновая вывеска, рта. Под пиджак со слишком широкими плечами она надела оранжевую блузку. Из робингудовской шляпы торчало черно-оранжевое перо. Женщина улыбнулась, показав маленькие острые зубы. Но я не улыбнулся в ответ.

Опустошив стакан, она постучала им по столу. Откуда-то выпорхнул официант в белоснежном пиджаке и замер передо мной.

– Виски с содовой! – рявкнула рыжая голосом, в котором слышались пьяные нотки.

вернуться

7

МГМ – Метро Гудвин Мейер, крупная голливудская кинокомпания.

вернуться

8

«Мики Финн» – жаргонное название напитка с подмешанным наркотиком.