Пока Вьюн пробовал свои силы в анализе, подвинулся уже Вася, послушно выложил все свои невеликие ресурсы и с неохотой констатировал:

  - Больше ничего нет.

  - Я же сказал: разговаривать лишь с моего разрешения.

  Слова вроде были произнесены мягко, но у Канала сразу же проявилась молчаливость.

  У Димы было время еще подумать. И сметливость его не покинула. Шпион наверняка охотился за документами. Но к счастью, таковых не было ни у одного. Потому что если бы нашелся, к примеру, старый читательский билет (когда-то возможная жертва чужестранца была записана в библиотеку, хотя пользовался ею Димон крайне мало), то его владельцу тут же и настал бы безвременный конец. Ведь имя-то на билете указано! А денег у Димона имелось ровно десять копеек. Заточку было жалко, но кусок, что от нее остался, уже нельзя было использовать ни для чего путного. Зато имелся шанс выкрутиться.

  Димон скосил глаза на подельников. Перед ними не было ни единой бумажки, которую можно было бы счесть документом. И, видимо, шпион принял это во внимание.

  - Разрешаю подняться. Здесь больше не показывайтесь. А то ведь и со мной можете повстречаться. А теперь идите туда, откуда пришли. Бегом!

  Повторения не потребовалось. Но уже в Марьиной роще, из которой кривые дорожки и привели эту тройку в парк Сокольники, пути вернувшихся в родные места разошлись. Дима не знал, куда двинулись двое старших, но сам он твердым шагом направился в отделение милиции.

  - Добрый день, - приветствовал он стоявшего у дверей милиционера. - К дежурному бы мне.

  - Вон он. Товарищ Васильев, к тебе.

  Дежурный оказался сержантом: в тот момент никого старше званием в отделении не было.

  - Что у вас, гражданин?

  Назвать посетителя "товарищем пионером" сержант не мог, хотя по возрасту тот и подходил: отсутствовал галстук.

  - Заявление. Протокол надо писать, - отвечал малец. - Шпиона мы видели. Иностранного.

  Дежурный был спокоен, как будто подобные сведения поступали в отделение ежедневно и ежечасно. Порядок действий сержанта был с очевидностью отточен немалым опытом. Он достал бумагу, вынул ручку, воткнул ее в видвшие лучшие времена чернильницу и принялся задавать вопросы и записывать.

  - Для начала: ваше име-отчество-фамилия.

  - Дима. Киреев.

  После некоторого размышления подросток уточнил:

  - Дмитрий Николаич Киреев.

  - Место жительства?

  Визитер назвал адрес.

  - Сколько вам лет?

  - Двенадцать, но скоро тринадцать.

  - Кто эти "мы", видевшие шпиона?

  - Ну, ребята, живут неподалеку, только не знаю, где.

  - А зовут их как?

  - Толик и Василь. Но фамилий не знаю.

  Это было правдой.

  - И где вы видели шпиона?

  - В парке Сокольники.

  - В какой его части?

  - Ну, не знаю. Лес там, густой. А дорог нету.

  - Когда вы его встретили?

  - Ну только что. Час назад.

  Настала очередь для важных вопросов.

  - Почему вы решили, что он шпион?

  - Так видно! Одежа не наша. И кепка тоже чужая. И ботинки. А еще он наган достал.

  Последовал целый ряд вопросов с целью получить описание шпиона. Юный помощник органов был старателен:

  - Сам он седой дед. С бородой. Куртка у него такая серая и толстая, но фасон не наш. Кепка, которой я ни в жисть не видывал. С такой вот полосой вокруг головы, - слово "околыш" было незнакомо Диме, - и с этаким мехом. А ботинки черные и со шнурками, высокие, прям сапоги. Ни разу таких не видел. И подошва очень толстая, вот такая.

  Тут пошли вопросы неожиданного свойства.

  - Кепка с мехом, говорите? А мех какой?

  - Так откуда мне знать, с какого зверя?

  - Опишите мех. Короткий, длинный?

  - А вот такой, - последовал жест пальцами.

  - Цвет?

  - Тож серый, но другой. Чуть-чуть с желтым.

  - Мех колечками, волнистый, прямой?

  - Не, не колечками. Такой... как у зайца, вот! Но не такой густой.

  Сержант понял, что большего он в описании одежды не добьется.

  - Вы сказали, он достал наган. Когда именно?

  Дима почувствовал, что вступает на зыбкую почву, и постарался себя обезопасить.

  - Мы так шли, а он вышел из-за дерева, и я сразу подумал, что подозрительный, и достал ножик...

  - А где этот ножик? - заинтересованно спросил Васильев.

  - Так щас и расскажу, он увидел ножики, значит...

  - То есть у всех вас были при себе ножики, значит?

  - Ну перочинные, маленькие. А тут он ка-а-ак отрубит лезвия!

  - Чем рубил? Шашкой?

  - Да нет! Он лишь глянул, и лезвия отвалились. И тут он выхватил наган...

  Сержант сделал последнюю попытку добиться чего-то правдоподобного:

  - Из чего выхватил? Из кобуры?

  - Да нет, кобуры на нем не было.

  - Так из-за пазухи?

  - Нет же! Руки у него были на виду. Ничего в них не было - и тут р-р-раз! И наган в руке. Из рукава, должно быть.

  - Ну, а потом?

  - Потом велел лечь на землю. И достать все, что было в карманах. И забрал. Только ни у кого из нас документов не было.

  Последняя фраза вызвала наибольшее доверие со стороны дежурного.

  - А потом велел убираться оттеда. И все. Мы побежали, а его больше не видели.

  - Так он, выходит, не стрелял?

  - Не. Может, побоялся, что услышат.

  - Что ж, все ясно, - подбил итоги сержант Васильев. - Вот тут, снизу напишите: "С моих слов записано верно". И свое имя.

  Бдительный гражданин СССР изобразил надпись: "с маих слов записоно верна" - и расписался.

  Уже после ухода добровольного помощника в отделение прибыл старшина, бывший до этого на задании.

  - Глянь, Филатыч, на документик, - с широкой ухмылкой встретил его дежурный.

  - Ну, тут вижу одну явную ошибку со стороны свидетеля, - авторитетно заметил опытный коллега дежурного.

  - И только одну? - иронически сощурился Васильев. Но Филатыч не обратил внимания на подколку.

  - Не наган это был.

  Сержант все еще был настроен на иронию.

  - И как же я сам не догадался, что наган в рукаве не спрячешь!

  - Так ведь малолетка. Он оружие разве что в кино видел. Для него все, что в одной руке и стреляет - и есть наган.

  - Ты хочешь сказать...

  - ...Точнешеньки. ТК⁹ , возможно. Вот его можно с большим трудом спрятать в рукаве. Хотя, правду сказать, эти слова насчет разрубленных силой взгляда ножей...

  - Гипнотизер?

  - И немалой силы, раз сразу с троими. И еще не уверен, что тот пистолет и вправду был.

  - Ну, а делать-то что, Филатыч?

  Это был если не крик души, то нечто к тому близкое.

  - Да ничего! Шпильману передать и забыть. Наш не дурак, он такое наверх не направит. Как именно не направит - не твоя и не моя забота. Но сумеет.

  Кто что ни говори, но рецепт "пусть у начальства голова болит" был и есть универсален.

  Разумеется, об этом разговоре Рославлев мог догадаться. Больше того, не исключал. Но также с большой вероятностью предполагалось, что сообщение с элементами чертовщины далеко не пойдет.

  Вот почему он самым тщательным образом собрал деньги (уж они лишними не будут) и то, что осталось от "оружия". По правде сказать, останки можно было бросить, если бы не одно обстоятельство. Место среза частичной матрикацией выглядело, как будто его тщательнейшим образом полировали. Такое могло вызвать совершенно ненужные вопросы.

  Хорошо зная Сокольники, инженер пошел напрямую к забору. Разумеется, упражнения по перелезанию не предполагались. У самой границы почва оказалась посуше, и пришелец резво переоделся и переобулся. Теперь вместо непонятного гражданина в неочевидном и явно враждебном наряде появился солидный седовласый товарищ в хорошем костюме и прекрасном пальто. На голове у него была недешевая шляпа. Вид был вполне себе ответственный и даже, возможно, партийный. Внушающий уважение прохожий оглянулся. Никого вокруг.