На эти слова Жуков не улыбнулся.

  Надобно заметить, что Арам Варпетян был весьма доволен службой. Правда, до получения назначения учеба шла жестокая. Запоминать пришлось очень много и русских и армянских слов. Майор Айвазян категорически воспрещал использовать в армянском переводе любые слова, хоть отдаленно напоминающие русские, поэтому ничего подобного 'дивизии', 'полку', 'артиллерии' или, скажем, 'самолетам' не произносилось.

  Еще довольно много времени ушло, как ни странно, на отработку умения работать с рацией. В частности, придирчивый майор добивался и добился полного автоматизма отключения микрофона равно при переводе на русский и при заслушивании русского сообщения, предназначенного к передаче. Впрочем, большей частью сообщения были письменными.

  Зато эта учебы способствовала карьерному росту. И еще какому! Из выпускников никто не имел звания меньше отделенного командира! Арам Варпетян также получил два треугольника. Из красноармейца в младшие командиры за неполных два месяца! Вся семья в далеком Ереване гордилась столь блистательным успехом.

  На солнце, правда, наблюдались пятна; были они немногочисленными и маленькими по размеру, но все же... Никто, нигде, ни при каких условиях не говорил о предстоящей войне с Турцией. Это еще можно было понять. Словосочетание 'военная тайна' усилиями майора Айвазяна и старшего лейтенанта Степаняна было вбито в будущих переводчиков на уровень спинного мозга. Но ведь и намеков никаких не делалось. Мало того: и в газетах ничего на эту тему не говорилось! Напрасно Варпетян выискивал хоть что-то на эту тему. Турция как будто вообще исчезла с карты мира. Зато много писали о Финляндии. Арам очень сомневался, что в этой стране найдется хотя бы один человек, умеющий говорить по-армянски. Этим сомнением он поделился с товарищами по учебке. Те не оспаривали высказанную точку зрения. Исключением оказался только один из будущих шифровальщиков. Его звали Михаил Соболев; он вопреки фамилии превосходно владел и русским (при русском отце это неудивительно), и армянским (мать-армянка, что вы хотите?), а также немецким языком, что объяснению не поддавалось - так вот, этот высокообразованный курсант утверждал, что в Финляндии МОГУТ найтись знатоки, способные понимать язык древнего Айастана, но таких вряд ли сыщется больше пяти, да и то сомнительно. И. разумеется, такое количество совершенно недостаточно, чтобы оперативно переводить все сообщения на армянском. Косвенное подтверждение этим тезисам появилось при выпуске из учебки, когда Соболеву - единственному из курсантов - присвоили звание старшины за отличия в учебе, и все однокашники дружно признали, что повышение соответствовало заслугам. В результате курилка пришла к заключению, что вышеописанные аналитические выводы лучшего выпускника вполне могли оказаться правильными.

  Полковник Баграмян был человеком новым в штабе сто тридцать третьей двизии. Поэтому встреча и была неожиданной. Отчасти тому способствовало стремительное появление начштаба в расположении.

  Не стоит удивляться, что армянская речь. используемая радистом, произвела на Ивана Христофоровича сильное впечатление. Показалось особенно удивительным полное отсутствие в тексте сообщения каких-либо подобий русских слов. Все же полковник терпеливо дождался слов 'Ахордагрутйан вэрдже'²⁵ и лишь после этого пристально глянул на явного соплеменника и потребовал по-русски:

  - Назовитесь!

  Радист вскочил и вытянулся в стойке 'смирно':

  - Командир отделения Варпетян!

  Баграмян сразу же отметил чистый русский язык.

  - Должность?

  - Шифровальщик штаба дивизии!

  Полковник сразу же догадался, что подобные навыки не могут появиться сами по себе, и продолжил:

  - Где учились?

  - В особой учебной роте под командованием майора Айвазяна.

  Эта фамилия ничего не говорила, слишком распространенной она была. Но тут Баграмян вспомнил услышанные краем уха обрывки разговоров про учебку с армянским радио. Замысел неведомого хитроумного командира стал вполне понятен.

  Шифровальщика стоило похвалить:

  - Хорошо работаете.

  - Служу Советскому Союзу!

  - Продолжайте, Варпетян.

  И черноглазый обладатель длинного носа - короче самый что ни на есть армянин по внешности - в должности шифровальщика повернулся к рации в ожидании очередного сеанса связи.

  Жуков не пожелал играть по правилам.

  В полосе ответственности бригады осназа концентрация артиллерии не была какой-то очень уж особенной. Уж точно там было не двухсот стволов на километр фронта²⁶. Впрочем, эта максима была пока что никому не известна, в том числе Георгию Константиновичу. Не удосужился никто из военачальников выразить свои глубокие мысли таким образом. Причина убыли в орудиях была простой: часть осназовских самоходок Жуков перебросил на двадцать километров восточнее. И как раз в зоне ответственности сто сорок четвертой дивизии накопились те самые две с лишком сотни стволов - с учетом, разумеется, полковушек и дивизионных орудий. Там же сосредоточился инженерный батальон.

  Там, где намечался прорыв силами бригады Черняховского, в капонирах затаились установки с эрэсами. Вроде бы этот глагол не очень подходил для двадцатитонных восьмиколесных машин - а к каждой полагалось еще по три погрузочно-заряжающих грузовика того же веса - и все же они именно затаились. Маскировку готовили со всем тщанием, особенно после разжалования командира саперного взвода до младшего лейтенанта за небрежность работы его подчиненных. Но сверх того эти даже на вид грозные зверюги располагались отнюдь не на передовой, а на дистанции восемь с половиной километров от линии государственной границы. По расчетам штаба этой огневой мощи должно было хватить на полное подавление всякого сопротивления в полосе глубиной до тридцати километров, но комкор не пожелал наслаждаться оптимизмом. По этой причине он не отдал соседям ни единого танка или бронетранспортера.

  Помня предупреждения Александрова, Черняховский усилил караульную службу не только количественно, но и качественно. Для этого пошли в ход наголовники, позволяющие видеть тепло человеческого тела. Результат сказался: разведгруппа из пяти человек была обнаружена еще на сопредельной территории, а после нарушения ею государственной границы была перехвачена. Слишком ретивый командир бронетранспортера приказал открыть по обнаруженной группе огонь из крупнокалиберного пулемета.

  По окончании боестолкновения особый отдел высказал свое эмоциональное неудовольствием тем фактом, что никого из разведгруппы не взяли живым:

  - Твою... и... сквозь... через... ты что, не понимаешь... языки нужны! А ты... недо... и в какую... полезло... и чтоб в следующий раз только из обычного пулемета...

  Командир бронетехники отбрехивался тем, что нарушители наотрез отказались сложить оружие и, наоборот, пустили его в ход. В доказательство он представил почти целехонький - исцарапанный приклад не в счет - финский автомат с еще теплым стволом и неполным диском.

  Лейтенант особого отдела хоть и был матершинником, но инструкции не забыл.

  - Ладно. Автомат этот я изымаю.

  И. явно не желая подозрений в стяжательстве, добавил:

  - Пойдет в разведроту. Там это оружие изучат. Знания, они лишними не бывают.

  Уже по уходе придиры-особиста старшина, орудовавший крупняком, за перекуром неофициально заметил другим экипажам:

  - Грозная штуковина этот КПВТ. Какие там, к разэтакой матери, языки! То есть язык достался, и даже с головой, да только голову в шапке всего лишь и нашли, а еще сапоги с ногами внутри. Все, что посередине, в мелкие брызги. Остальных разве лопатами собирать, да в ведрах хоронить. А из ПКМа можно бы дать по ногам, тогда был шанс довезти до санбата.