Моя кожа нагревается, и я думаю, что задохнусь. Нет, я уверена, что так и будет.

Дикая тяжесть его взгляда пронзает меня, пока он с нарастающим нетерпением ждет моего ответа.

— Я не думала...

— Ты явно не думала. Ты вообще это делаешь?

— Не оскорбляй меня. — Я резко вздохнула. — Я бы не включила громкую музыку, если бы ты не преследовал меня, как мудак.

Я делаю паузу.

Черт. Проклятье.

Это было негласное правило — не признаваться, что я знаю, что он преследует меня, но я пошла вперед и призналась, что все это время знала.

Я ожидала гнева, может быть, его ледяного отношения, но легкая ухмылка приподнимает его губы.

— Как мудак, да?

— Я не имела в виду...

— Ты не имела в виду что? Того, что я мудак?

— Я... я иду домой.

— Нет, не пойдешь, — Он сжимает мой локоть. — Раз уж я уже стал мудаком, может, стоит пойти дальше.

Сесилия

Я ошеломлена его долгим молчанием.

И Джереми использует этот шанс, чтобы увлечь меня за собой. Он не делает это мягко, не ждет от меня никаких сигналов. Он просто впивается пальцами в мой локоть и тянет меня за собой.

На мне футболка с длинными рукавами, но кожу покалывает и жжет там, где он прикасается.

Это внезапное, не терпящее возражений движение можно сравнить с засадой, которая лишает меня всех защитных сил.

Я не привыкла к такому обращению — преследованию, рукоприкладству, грубому захвату.

Я постепенно выхожу из шокового состояния и пытаюсь вырвать руку.

Его мощная, гораздо более крупная рука безжалостно сжимает мой локоть, пальцы все глубже впиваются в кожу, пока я не чувствую, как там образуется синяк.

— Куда ты меня ведешь? Отпусти меня.

Я ненавижу дрожь в своем голосе, беспомощность в нем.

Я всегда гордилась своей уверенностью и способностью победить все на своем пути, но это сильно отличается от всего, что я испытывала.

Джереми Волков — не тот человек, с которым я могу встретиться и надеяться, что выйду из боя невредимой. Он не та сущность, с которой можно логически разобраться и надеяться на благоприятный результат.

Чем больше я его вижу, тем глубже погружаюсь в его ночную ауру. Безжалостная, бессердечная, безграничная.

— Джереми... — я поджимаю губы, заикаясь, и моя кожа нагревается. Это начинается там, где он прикасается ко мне, и распространяется по всему остальному телу.

Он не отвечает мне, не признает моего существования, пока его резкие шаги сокращают расстояние в ночи. Мышцы на его спине напряжены, под черной кожаной курткой проступает рябь.

Это факт, что Джереми — крупный мужчина, возможно, самый крупный из всех, кого я видела, не считая Николая. Но сейчас он похож на огромное животное.

Нет, не животное.

Охотника.

Он преследовал меня с самого посвящения, и я была достаточно наглой, чтобы убежать один раз и остановить его во второй раз.

И, возможно, именно это привело нас к такому затруднительному положению. Возможно, именно так я оказалась мишенью для самого опасного человека, которого знаю.

Тот, чье имя шепчут в университетских залах, бойцовских клубах и на улицах. О нем ходят жуткие слухи, связанные с его именем.

Самый известный из них — о том, как он заставляет людей исчезать.

Мое тело напрягается при этом напоминании. Может, теперь моя очередь? Может быть, ему было весело мучить меня, преследуя меня повсюду, и теперь он предпримет следующий шаг, чтобы избавиться от меня.

— Джереми! — зову я снова, на этот раз гораздо громче.

Он смотрит на меня краем глаза, выглядя не иначе, как монстр в изысканной одежде.

— Значит, ты знаешь мое имя, но все же решила обращаться ко мне как к мудаку.

Я сглатываю. Он ведь не собирается это так оставить, не так ли?

— Я…

— Не надо.

— Ты даже не слышал, что я хотела сказать.

— Мне и не нужно. Если ты собираешься проболтаться, предварительно не обдумав это в своей голове, то это только еще больше разозлит меня.

Мой рот открывается, но я заставляю его закрыться.

Значит, он злится.

Трудно сказать, когда он все время выглядит сердитым.

Он тянет меня вперед, и я спотыкаюсь, чуть не роняя учебники, когда мы останавливаемся перед огромным мотоциклом.

Тот самый мотоцикл, на котором он ездил несколько раз.

Эта штука просто чудовищна, и рядом с ней я похожа на бродячую мышь. Джереми, однако, подходит под эту вибрацию.

В последний раз, когда я видела его на этой машине, он выглядел совершенно гармонично. Он стоял одной ногой на земле, в шлеме, а его руки бесстрастно висели на руле.

Джереми наконец отпускает мой локоть, и я сопротивляюсь желанию помассировать место, где его пальцы атаковали мою кожу.

Он достает шлем из сумки и наклоняется ко мне. Когда он находится рядом со мной, это очень плохо для моей самооценки, потому что единственное, о чем я могу думать в этой ситуации, — как сбежать.

Одна моя нога шагает за другой, и я вскакиваю, когда моя спина ударяется о мотоцикл.

Я рывком поднимаю одну руку вверх.

— Прекрати!

Он без труда отмахивается от нее, как будто это не более чем картонная подставка, а затем напяливает мне на голову шлем.

Я пытаюсь сопротивляться и хватаю его за запястье, чтобы оттолкнуть.

Он останавливается и молча смотрит на меня, так, что становится жутко.

Как он не хочет, чтобы я назвала его мудаком, когда он набирает сотню баллов за один только взгляд?

В тот момент, когда он перестает пристегивать шлем, моя борьба тоже прекращается. В основном из-за его взгляда.

— Если ты хочешь прикоснуться ко мне, все, что тебе нужно сделать, это попросить. Не нужно изображать из себя недотрогу.

Когда я понимаю, что обнимаю его запястье, пальцы тянутся к его теплой коже, на моих щеках вспыхивает жар. Теперь, когда не борюсь с ним, мне кажется, что я пытаюсь схватить его за руку или что-то в этом роде.

Я отпускаю его рывком, и он использует мое взволнованное состояние, чтобы закончить пристегивать шлем.

— Ты можешь меня отпустить? — спрашиваю я, на этот раз мягко, даже умоляюще.

Для человека, который явно получает удовольствие от насилия, противопоставить ему то же самое лекарство, вероятно, будет не так эффективно, как попытаться сделать прямо противоположное.

— Пока нет, — он хватает верхнюю часть моих книг, и я еще сильнее прижимаю их к груди, отчего его пальцы касаются моей груди.

Меня пронзает молния, и моя хватка на книгах ослабевает. Джереми практически вырывает их из моих рук.

В этом человеке нет ни одной нежной косточки.

Он сунул их в седельную сумку.

— Почему ты забираешь мои книги?

— Ты получишь их обратно, когда мы закончим.

— Что закончим?

Он бросает на меня взгляд, и я не могу не заметить пятно крови на его ладони, которое он получил, избивая тех парней.

А потом оставил их выть и стонать посреди улицы.

Именно таким человеком является Джереми Волков. Человек, который решает проблемы кулаками и любит красть чужие личности только для того, чтобы преподать им урок.

Так как же получилось, что я попалась в его сети?

— Ты узнаешь.

Его тон окончательный, запрещающий любые другие вопросы.

Он садится на свой мотоцикл и заводит двигатель. Я уверена, что он видит, как я вздрагиваю от громкого звука, и, если мне не показалось, его губы тоже подрагивают.

Я всегда ненавидела мотоциклы, спортивные машины и все, что имеет громкие двигатели и сумасшедшие лошадиные силы.

От сенсорной перегрузки у меня болят уши и хочется спрятаться в ближайшем укромном уголке.

Я окидываю взглядом свое окружение. Парковка, на которой он припарковался, изолирована, но впереди есть две дороги. Конечно, если я побегу, то смогу найти прохожего...

— Даже не думай об этом.

Я смотрю на Джереми, который сидит на своем мотоцикле и следит за каждым моим движением.