Она была права. Это была моя ошибка. Услышав, о таинственном, «нечистом» месте, решил, что это нечто другое, чем садистская душегубка.

– Вставай, одевайся, – попросил я, чтобы не продолжать неприятный разговор. – В любом случае, это гнездо нужно было уничтожить.

– И как ты это хочешь делать? – спросила Матильда, поднимаясь с постели.

– Сожжем и все дела. Я вчера твоего красавчика об этом предупредил. Он начал торговаться и предложил мне убраться отсюда, пообещав за это сохранить жизнь.

– Может быть, правда, давай уедем подобру-поздорову?

– Не получится, – покачал я головой, – он или они, отпускают только меня, а тебя хотят оставить. Да и в любом случае, ни на какие договоренности я бы с ним не пошел.

Матильда слушала и медленно одевалась в военную форму.

– А вдруг они тебя убьют? – с тревогой, спросила она.

– Это невозможно, – ответил я, – Я знаю, что вернусь в свое время, так что хотя бы до той поры за свою жизнь могу быть спокоен. Покалечить меня могут, а вот убить вряд ли.

Это было правдой. В сороковые годы двадцать первого века я узнал, что в начале десятых годов мне выдали новые, электронные документы. Это почти гарантировало, что до того времени я доживу. Я говорю, почти, потому что параллельных вариантов истории, как написал в своем математическом трактате Пузырев, может быть множество.

Когда Матильда кончила туалет, мы с ней спустились вниз, в залу. Двери оставались на внутренних запорах, и никаких девушек и старушек там не было. Мы наскоро позавтракали своими припасами. Само собой, речи о том, чтобы пить наркотическое вино, больше не шло, хотя мне, если честно, было бы интересно попробовать на себе его действие. Я вспомнил, как Одиссей слушал песни сирен завлекавших путешественников «в пучину вод». Спутники привязали его к мачте, чтобы он не бросился с корабля в море. Возможно, при других обстоятельствах я бы пошел на такой же эксперимент, но сейчас не рискнул. Еще ночью у меня появилось чувство, что хозяева дома любыми способами постараются нас переиграть.

Прежде чем выходить из дома, я проверил оружие, поправил кремни и подсыпал порох на полки. Мистических недругов я не боялся, вчерашняя встреча это подтвердила, а вот земные, если таковые окажутся, вполне могли сильно испортить нам настроение.

– Ну что, пошли? – сказал я Матильде, когда мы были готовы.

– Сначала посмотрю, что делается снаружи, – предусмотрительно сказала она. – Не нравится мне здесь, очень не нравится. Мало ли что…

Мысль была здравая, и мы, сколько могли, осмотрели двор. На первый взгляд, ничего подозрительного там не оказалось, но Матильда сказала, что у нее плохое предчувствие и ей кажется, что в прежде плотно прикрытых воротах появилась щель. Я возразил, что ворота могли открыться и от ветра, но, потом согласился что в нашем положении лучше перестраховаться.

– Посмотрю сверху с башенки, в ней есть окна на все стороны, – решил я. – Ты со мной?

– Нет, лучше подожду здесь, если что, я выстрелю из пистолета.

Я кивнул и пошел наверх. Вчера, когда мы обыскивали дом, в теремную башню я не заглядывал, просто, за хлопотами упустил ее из виду. Туда из антресольного этажа вела временная лестница, какая-то очень хлипкая и ненадежная. Осторожно, чтобы не свалиться, я поднялся по ней наверх. Там открыл крохотный лючок и заглянул в башенку и вспомнил песню: «Живет моя отрада в высоком терему, а в терем тот высокий нет хода никому».

Горенка была пуста, только под одним из двух окон лежали два сенных тюфяка. Я с трудом протиснулся в лаз и сразу же пошел к окну. Пахло в комнатке так же, как вчера ночью от старухи с колокольчиком. Это было странно, привидения, как мне казалось, не пахнут нищей старостью.

Сверху половина двора была видна как на ладони. Однако ничего подозрительного там не оказалось. Я перешел к другому окну. Через него были видны ворота и подход к дому. Там тоже никого не было. Делать в тереме больше было нечего, и я собрался вернуться вниз, но заметил висящий на вбитом в стену гвозде, колокольчик. Я его снял и позвонил, звук у него оказался тот же, что я слышал ночью. Это было не менее странно, чем специфический старческий запах. Приведения свои причиндалы на стены не вешают!

– Во дворе никого не видно, – сказал я Матильде, возвратившись в залу, – но в доме явно кто-то есть и не бестелесный. Нужно тут все обыскать…

– Погоди, – прошептала она, указывая пальцем на входную дверь, – там кто-то есть, я слышала, как там скребутся.

Мы с ней на цыпочках прошли в сени и прижались щеками к полотну двери. Однако ничего кроме собственного дыхания я не услышал. Так мы простояли несколько минут, потом снаружи что-то брякнуло. Тот же звук, видимо, услышала Матильда и предупредительно подняла вверх указательный палец.

Я жестом позвал ее вернуться в залу, и мы на цыпочках ушли из сеней.

– Ждут, когда мы выйдем, – сказал я. – Жаль, сверху не видно, сколько их там. Ладно, пока они сюда не лезут, я еще раз обыщу дом.

– Ты, правда, думаешь, что тут кроме нас еще кто-то есть? Все же двери на запорах!

Я еще раз, подробно, рассказал о бестелесной девушке и старухе с колокольчиком. Вытащил его из кармана и тихонько встряхнул. Послышался тихий мелодичный звон.

– Я тоже его слышала, – задумчиво сказала Матильда, – только решила, что звон мне снится.

– Похоже, что они прячутся в доме, Думаю, в тереме не просто так лежат тюфяки, к тому же там пахнет старухой. Нужно искать подполье, больше им укрыться негде.

Как всегда бывает, если есть цель, то все оказывается проще, чем представляется. На лаз в подполье мы наткнулись почти у себя под ногами. Полы в доме были сделаны из широких плах, и незаметный люк в подполье находился в самом дальнем углу. На нем не было кольца, видимо, потому мы и не обратили на прорезь в полу внимание. Открыть его оказалось не просто, нечем его было подцепить доски. Пришлось всовывать в щель кончик кинжала с риском его обломить. Однако все обошлось. Я откинул крышку и крикнул в черную духоту:

– Эй! Я вас вижу, вылезайте наверх!

Сначала никто не отозвался. Пришлось повторить приглашение в более грубой и категоричной форме. После этого там послышался женский плач.

– Выходите, – позвал я, – мы вам ничего плохого не сделаем!

Нам поверили и обе ночные гостьи, боязливо поднялись в залу. Вид при дневном освещении у них оказался совсем не таинственный, обычная старуха и худенькая девушка лет двадцати с тупым, бессмысленным взглядом.

Бабка тихонько подвывала и, не переставая кланялась, девушка с тупым равнодушием смотрела на нас, никак не проявляя своего отношения к происходящему.

– Пощадите, родимые, – умильно заглядывая нам в лица, попросила старуха. – Не обижайте сирот!

– Бабушка, кто хозяин этого дама? – спросил я, стараясь, чтобы голос звучал ласково.

– И-и-и-и… – завела она, продолжая отвешивать земные поклоны.

Больше я вопросов не задавал. С первого взгляда стало понятно, что толку от них мы все равно не добьемся, только зря потеряем время. Непонятно было другое, что теперь с ними делать. Похоже, эти женщины здесь жили постоянно, и если я, как намеревался, сожгу усадьбу, они окажутся у меня на шее.

– Настоящие юродивые, – тихо сказала мне Матильда, с первого взгляда, оценив новых персонажей.

Я сам как-то прикидывался юродивым, имел о «предмете разговора» какое-то представление, потому в явное безумие этих женщин не поверил.

– Побудь с ними, только смотри за ними в оба, – попросил я, – а я спущусь и проверю, что там внизу.

Пока я от лампадки зажигал свечу, старуха своим плачем завела девушку, и они начали рыдать вдвоем. Матильде это не понравилось, она отошла к окну и смотрела во двор.

– Ты будь осторожнее, – попросил я, – мало ли что им придет в голову. Если что – стреляй.

Матильда согласно кивнула, и я спустился вниз. Здесь было душно, пахло затхлостью, сыростью и древесным грибком. Подполье оказалось небольшое, но любопытное. Главной его достопримечательностью была запертая на замок дверка, врезанная в фундамент, она вела, скорее всего, за пределы строения.