Речь худо'жественная, языковая форма выражения образного содержания произведений словесного искусства (см. Поэзия и проза). Художественная выразительность образа (см. Художественный образ) зависит от мотивированности в конкретном контексте использованных автором речевых средств, материально же они могут ничем не отличаться от словарных и грамматических средств общенародного языка, а также от отдельных фактов диалектной речи, просторечия и жаргонов, деловой и научной прозы, возможных и в Р. х. Так как творческий характер в той или иной степени отличает всякую «живую» речь, противопоставленность ей Р. х. обнаруживается лишь в плане содержательного применения, глубинного функционирования языка в художественных произведениях. Для Р. х. типично непрерывное использование эстетической (поэтической) функции языка, подчинённой задачам воплощения авторского замысла, тогда как в иных видах речи она проявляется лишь спорадически. Это отличает, например, Р. х. в таких минимальных текстах, как пословицы, поговорки, загадки, от случаев их воспроизведения в обычной коммуникации, а также от образности отдельных афоризмов, некоторых «крылатых слов», «бонмо» и других фактов игры со словом. Однако четко разграничить Р. х. и, например, красноречие в ораторском искусстве едва ли возможно.

  В Р. х. язык выступает не только в качестве средства отображения внеязыковой действительности, но и в качестве предмета изображения. В драме, например, «речи персонажей» нередко получают характерологические функции, но и за её пределами для Р. х. типично активное воспроизведение и преобразование действительности самого языка, сознательное воздействие на неё. При этом особенности Р. х. проявляются и в самих способах организации наличных и вновь создаваемых языковых элементов, в их отборе, сочетании и употреблении. Те «приращения смысла» (В. В. Виноградов), которые они получают в динамической структуре художественного текста, зависят как от их потенциальной выразительности в системе языка, так и от приобретаемых ими внутритекстовых связей в композиции и сюжете произведения. С этой точки зрения, например, акцентируются связи слов в позиции рифмы, а на собственно семантическом уровне — связи собственных имён с их перифразами. В составе произведений должны быть целенаправленно объединены и подчинены замыслу все уровни языка, поэтому в Р. х. становится относительной автономность таких явлений, как синтаксические инверсии, контрастные сопоставления в лексике, преобразование фразеологизмов, использование сравнений и иносказаний, метафор и каламбуров, звукописи и парономазиии т.д. вплоть до смысловых функций у метра. Там, где некоторый художественный текст не обнаруживает семантических тропов, может усиливаться роль прямых значений слов и связей между ними, лексических и иных повторов, роль интонациииритма и других способов выражения образов автора и персонажей. [Ср., например, особый «тон» стихотворения А. С. Пушкина «Я вас любил...», «внутренние диалоги» (М. М. Бахтин) героев в романах Ф. М. Достоевского, особую многоплановую значимость подбора обычных слов и фраз в драматургии и прозе А. П. Чехова, оппозицию авторского и «чужого» слова (цитатного или иного типа; например Сказ, Стилизация, несобственно-прямая речь) в творчестве А. А. Блока.]

  Специфика Р. х. обусловлена её подчинением задачам духовного освоения мира. С первых шагов художественного познания оно было направлено на наиболее сложные явления жизни и общества и не могло осуществляться без выхода за пределы уже известного языка. В новое время ни язык науки, ни один только нормированный литературный язык не удовлетворяют требованиям литературы— ей необходима более широкая, свободная и подвижная система языковых средств. Такую систему имеют в виду, когда говорят о поэтическом (художественном) языке (см. Язык поэтический) и о Р. х. как «... особом модусе языковой действительности» (Винокур Г. О., Избранные работы по русскому языку, 1959, с. 256). От первоначального коллективного мифотворчества до современного многообразия личностных форм литературных произведений Р. х. развивается в условиях взаимодействия традиций и новаторства. На протяжении веков она сохраняет многие фигуры стилистическиеи тропы, лишь постепенно освобождается от отдельных безымянных устойчивых беллетристических формул. Однако если фольклор с его «поэтикой тождества» культивировал так называемые постоянные эпитеты, зачины и т.п. приёмы (см. Народное творчество), то эволюция литературы связана с возрастанием роли индивидуально-нового в функциях и структуре отдельных традиционных средств Р. х.

  Это особенно заметно в переломные эпохи, когда становление нового художественного метода непосредственно связано с далеко идущими собственно языковыми преобразованиями. Так, развитие реализма в русской литературе 19 в. было органически связано с преодолением старого «поэтического языка» как относительно жестко регламентируемой системы средств (применение которых было ограничено, в частности, жанром и «высоким» или «низким» сюжетом), с последовательным снятием ряда обязательных предписаний и ограничений. Борьба, сопровождавшая в 20 в. осознание эстетики социалистического реализма, также велась и против произвольных запретов в области Р. х., типичных для нереалистических и модернистских течений конца 19 — 20 вв., например против антидемократической узости словаря и нарочито зыбкой многосмысленности слова у символистов, против попыток ряда футуристов отбросить весь прошлый художественный опыт, установок имажинизма на самоценный «каталог» образов и др. Позднейшие манифесты итальянского герметизма или французского «нового романа» (с его требованием порождения текста из случайных связей между словами) явно противоречат определившимся тенденциям современной Р. х. к «обмирщению». Показательно, что многие крупнейшие художники слова в 20 в. ломают рамки тех норм Р. х., которые провозглашались ими в групповых декларациях. Современная Р. х. развивается прежде всего как индивидуально-авторская, и писатель сам вырабатывает «норму» своей Р. х. Он может значительно менять её от произведения к произведению, но обычно сохраняет существенное ядро языковых особенностей, позволяющее и в Р. х. опознать его стиль. Эти особенности читатели соотносят не только с нормами общелитературного языка, но и с нормами других писателей, а также с некоторым средним беллетристическим уровнем Р. х. Испытывая сильное влияние разговорной речи и тонко преобразуя её, Р. х. нередко затушёвывает индивидуальное в тексте и требует особо активного читательского восприятия. Для отдалённых эпох приходится восстанавливать то «чувство нормы», естественное для современника, которое уже утрачено потомками т. е. осознавать обоснованные отступления от разных видов норм в Р. х. (см. Л. В. Щерба, «Спорные вопросы русской грамматики», в журнале «Русский язык в школе», 1939, № 1, с. 10).

  По сходствам и различиям между индивидуальными нормами Р. х. опознаются и творческие течения и направления. В совокупности эти нормы отражают весь спектр художественного «видения мира», характерный для данного общества, поэтому некоторые исследователи рассматривают такую совокупность как один из признаков понятия «стиль эпохи». Это понятие остаётся спорным, но несомненно перспективно историко-типологическое изучение Р. х., в котором научная история литературы заинтересована как в изучении литературных форм и которое составляет одну из задач лингвистической поэтики. Другая её задача — разработка теории Р. х. Объективной трудностью на этом пути является, во-первых, сложность Р. х., не допускающая отвлечения от индивидуального, что было типично для собственно лингвистических подходов к любым видам текста, во-вторых — традиционное ограничение объекта лингвистики рамками предложения. В последние годы заметно сближение так называемой «лингвистики текста» с той частью поэтики, которую условно именуют «транслингвистикой» (имеющей дело с анализом более крупных фрагментов текста и текстом в целом). Ещё одна трудность — необходимость систематизировать сам материал Р. х., прежде всего в отношении слова. Уже подготовка «Словаря языка Пушкина» (1956-61) обнаружила исключительную трудоёмкость подобных работ и принципиальное различие между обычным лингвистическим словом и словом — носителем образного содержания. Поэтому наряду с такими фундаментальными трудами издаются (чаще всего с помощью ЭВМ) десятки более простых «цитатных сумм», или конкорданций, к произведениям писателей разноязычных культур, а также словоуказателей («индексов»). Их быстро растущий корпус позволяет сопоставлять лексику писателей и функции различных слов в огромном количестве контекстов. ЭВМ используются и в исследовании некоторых характеристик стихотворной речи (см. Стиховедение), однако в изучении многих других особенностей Р. х. машины пока мало могут помочь филологам. Наконец, трудность, которую преодолевают лишь немногие работы по поэтике, состоит в необходимости обобщения результатов анализа как отдельных сторон Р. х., так и их взаимодействия и связей с действительностью. Отношения между формой и содержанием в отдельных контекстах и целостном тексте могут быть полностью осмыслены только на фоне всего многообразия типов таких отношений, одни из которых освоены поэтическим языком (писатели-«беллетристы»), а другие — только осваиваются им («новаторы») или уже выходят из употребления («архаисты»).