– Разумеется, у меня есть подходящий дом. Он пуст, если не считать двух слуг, которые живут там, чтобы содержать дом в порядке. Я отвезу вас туда чуть позже, Джейн, после того, как Марш вернется с новостями из конюшни моего брата. Кроме того, я должен завершить кое-какие дела. Так что давайте обсудим пункты нашего контракта завтра.

– Очень хорошо. – Джейн встала и взяла бинты. – Я должна уложить вещи, чтобы быть готовой ехать, когда вы попросите меня об этом, ваша светлость.

– У меня такое чувство, Джейн, – протянул Джоселин, глядя ей в спину, – что вы собираетесь содрать с меня три шкуры. У меня до сих пор не было любовницы, которая настаивала бы на контракте.

– Тем хуже для ваших любовниц. К тому же я еще не стала одной из них.

Джейн вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Сделала несколько шагов и остановилась, прислонившись к стене. Она вдруг почувствовала, что колени ее подгибаются, и ей лишь с огромным трудом удалось удержаться на ногах.

О Господи, что она натворила?

Почему согласилась? Ведь она, в сущности, согласилась…

Джейн сама себе удивлялась: неужели она не стыдится, не чувствует укоров совести? Нет, она испытывала лишь огромное облегчение. Теперь она знала, что не расстанется с ним сегодня же, не уйдет от него в никуда, чтобы больше никогда не видеть.

Трешем купил этот особняк пять лет назад. Он находился на тихой улице, в приличном районе. На отделку и меблировку дома Джоселин потратил немалую сумму. Слуги же, которых он нанял, были людьми весьма достойными и надежными. Двое из них все пять лет неизменно находились при доме, даже в то время, когда там никто не жил.

Джоселин любил этот дом, потому что он ассоциировался у него с миром, принадлежавшим только ему одному, – миром чувственных наслаждений и восторгов. Однако на сей раз, переступив порог вместе с Джейн, он вдруг почувствовал какое-то странное беспокойство…

Впрочем, Джоселин почти сразу понял, что именно его беспокоило. Ему казалось, что Джейн Инглби не место в этом гнездышке для любовных утех. Джейн – его содержанка, это верно. Он желал ее – это тоже верно. Его влекло к ней так, как мужчину влечет к женщине. И все же Джоселина что-то смущало…

– Джейкобс, – обратился он к слуге, встретившему его почтительным поклоном, – это мисс Инглби. Она поживет здесь какое-то время. Вы с миссис Джейкобс будете выполнять ее приказания.

Возможно, Джейкобса удивил выбор хозяина – Джейн была в сером плаще и в чепце, как и во время злополучной дуэли в Гайд-парке, – но он был слишком хорошо вышколен и не выказывал свое удивление.

– Мы сделаем все, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома, мисс Инглби. – Слуга поклонился Джейн.

– Благодарю вас, мистер Джейкобс, – ответила девушка. В следующее мгновение слуга бесшумно удалился, словно растаял в воздухе.

– Разумеется, слуг будет больше, – сказал Джоселин. Он взял Джейн под руку. – Вы хотели бы, чтобы я отдавал приказания слугам, или желаете распоряжаться самостоятельно?

– Я пока ничего не желаю, – ответила Джейн. Она обвела взглядом гостиную, устланную ковром цвета лаванды и обставленную мебелью с обивкой того же цвета. – Возможно, я пробуду здесь не более двух дней. Мы еще ни о чем не договорились.

– Но скоро договоримся, – сказал Джоселин. Он собирался показать Джейн столовую. – Завтра утром я приеду, чтобы обсудить условия контракта. Но сначала я хотел бы отвезти вас к модистке на Бонд-стрит. Она должна снять мерки.

– Спасибо, мне есть что надеть. Я предпочла бы носить свои платья, пока не стала вашей любовницей. Если мы договоримся, вы сможете прислать модистку сюда, если захотите. А на Бонд-стрит я ни за что не поеду.

– Потому что тогда все узнают, что вы – моя любовница? – спросил герцог.

Джейн нервно постукивала подушечками пальцев по полированной поверхности стола.

Не дождавшись ответа, Трешем вновь заговорил:

– Вы полагаете, что этого следует стыдиться? Уверяю вас, вы ошибаетесь. Шикарных куртизанок уважают в обществе не меньше, чем титулованных дам. К тому же у куртизанок, как правило, больше влияния. В качестве моей любовницы, Джейн, вы будете пользоваться всеобщим уважением.

– Если я стану вашей любовницей, ваша светлость, я не буду ни стыдиться, ни гордиться этим. С моей стороны это был бы шаг, предпринятый для того, чтобы как-то обеспечить себя. Я рассматривала бы свою жизнь как своеобразный род деятельности, как службу, устраивающую меня во всех отношениях, даже доставляющую некоторое удовлетворение.

Джоселин рассмеялся:

– Ты сказала – «доставляющую некоторое удовлетворение»? Весьма похвальное рвение. Поднимемся наверх?

«Неужели она действительно так бесстрастна?» – думал Джоселин. Но он уже убедился в том, что Джейн – отнюдь не бесстрастна. Убедился, когда обнимал ее ночью в музыкальной комнате. И даже в тот вечер, когда Джоселин поцеловал Джейн у двери ее комнаты, он почувствовал в ней желание. Желание, которое ему не составило бы труда разжечь до пожара, если бы он захотел. Но сейчас она была слишком уж холодна. Что это, маска? Может, попытка скрыть волнение?

Он все еще стоял у порога спальни, когда Джейн, сделав несколько шагов в глубь комнаты, вдруг повернулась к нему лицом.

– Я хочу внести некоторую ясность уже сегодня, – сказала она, пристально глядя на герцога. – Если я все-таки здесь останусь, все в этом доме должно быть переделано.

– В самом деле?

Переступив порог, Трешем обвел взглядом комнату. Широкая, красного дерева, кровать под балдахином, державшимся на украшенных затейливой резьбой столбиках, была застелена парчовым покрывалом; из той же ткани был и балдахин в розовых бутонах. Чуть прикрывавшие окна шторы из дорогого бархата широкими складками ниспадали к полу, устланному мягким толстым ковром.

И все – в сочных красных тонах.

– Да, в самом деле! – заявила Джейн с презрительными интонациями в голосе. – Этот дом – пародия на любовное гнездышко. А спальня – ужасная безвкусица. Здесь я ни за что с вами не лягу. Я буду чувствовать себя шлюхой.

Джейн Инглби была слишком уж своенравна, и, конечно же, ему следовало поставить ее на место, дать ей понять, кто в доме хозяин. Но, к сожалению, герцог не привык отстаивать свою точку зрения. Во всяком случае, он никогда не спорил с женщинами, которым платил за услуги интимного свойства, ведь ни одной из них не приходило в голову ему перечить.

– Вот что, Джейн… – проговорил Трешем. – Думаю, пора напомнить: не ты мне делаешь предложение, а я тебе. Да, тебе сделано предложение, которое ты можешь принять или не принять – как пожелаешь. Уверяю, многие бы ухватились за такой шанс…

Джейн молча смотрела на герцога. Встретив ее взгляд, Джоселин почувствовал себя неуютно.

– Я вижу, что ошиблась, ваша светлость, – сказала она, наконец. – Я думала, мы оговорим все условия. Но вы вновь приняли эту смехотворную позу аристократа-диктатора, чью волю не посмеет нарушить ни один смертный, находящийся в здравом уме. Я не могу принять ваше предложение. Прощайте.

Джейн шагнула к двери, но Трешем преградил ей дорогу, и она вынуждена была остановиться.

– Джейн, но что же тебе в этом доме не нравится? Ты первая выражаешь неудовольствие…

«Черт возьми, а ведь она права», – думал Трешем. Он сразу же, как только вошел, почувствовал себя неуютно в этом доме. У него возникло ощущение, что он оказался в чужом, совершенно незнакомом жилище, и то, что он увидел, вызывало… отвращение.

– Я передам свои ощущения в двух словах, – ответила Джейн. – Но могла бы найти и сотню слов, будь у меня время. Прежде всего, на ум приходят слова «мерзость», и «напыщенность». Ни того, ни другого я не выношу.

Трешем поморщился. Конечно же, Джейн права. Но ведь он обставлял гостиную и спальню, имея в виду женский вкус, а не свой собственный. Во всяком случае, ему казалось, что именно таковы женские вкусы и пристрастия. Эффи всегда чувствовала себя здесь как дома. То же можно сказать о Луизе, Маргарет и Бриджит. Что же касается спальни… Возможно, она действительно безвкусно обставлена, но при свечах обнаженное женское тело выглядит очень эффектно на красном фоне.