— Я ничего об этом не знаю, — раздраженно ответил Малкольм.

— Вы не знаете, что она плыла на «Титанике»? Что во время катастрофы погибли ее родители? — Если они женаты, то она не слишком-то близка со своим мужем.

— Да она была тогда совсем маленькой, — с сомнением сказал Малкольм.

— Ей было шесть лет, но подобные психические травмы не проходят бесследно.

Малкольм кивнул, думая, что это многое объясняет в поведении Эдвины. Его как-то никогда не волновало, почему за Алексис присматривают не родители, а Джордж и бдительная сестра. По правде говоря, ему было все равно, а Алексис сама ничего не рассказывала о своем прошлом.

Доктор продолжал:

— Она убежала от родителей в ту ночь, кто-то случайно нашел ее в каюте и бросил девочку с борта тонущего «Титаника» в последнюю спасательную шлюпку, уже спущенную в воду. Она встретила родных только на корабле, подобравшем их. Я думаю, это была «Карпатия».

Он нахмурился, вспоминая. Тогда он был судовым хирургом на «Франкфурте», они приняли последние сигналы бедствия с «Титаника», но не могли подоспеть на помощь, потому что находились слишком далеко от места катастрофы.

— Я вынужден предложить вашей жене успокаивающие средства до конца плавания. Иначе, боюсь, ей не вынести путешествия. Она кажется… м-м… очень хрупкой.

Малкольм тяжело вздыхал, слушая врача. Всю жизнь мечтал плыть на корабле с истеричной девчонкой, чье семейство утонуло с «Титаником»… и как, черт подери, они станут возвращаться в Штаты, когда придет время?! Может, тогда это будут проблемы Джорджа или Эдвины, если их бегство раскроют, но он был уверен, что их не найдут. Он в безопасности, а позже может даже выставить им свои условия. К тому времени Алексис будет полностью принадлежать ему и им придется с ним считаться. Всегда.

— Я не возражаю, — согласился Малкольм. По крайней мере он будет свободен во время плавания и проведет его в свое удовольствие.

— Можно забрать вашу жену в лазарет, сэр?

— Разумеется, — улыбнулся Малкольм и, махнув рукой, отправился в бар.

Доктор с помощью медсестры перенес Алексис в лазарет.

Она спала все время их путешествия, просыпаясь, только чтобы принять очередную дозу снотворного. Она смутно понимала, что находится на пароходе, и в темноте не раз кричала и звала маму. Но ее мама не приходила. Появлялась только женщина в белом халате, произносившая непонятные слова, и Алексис думала, не тонут ли они. Потом она оказывалась в другом месте… Может быть, здесь она наконец увидит маму… или это только Эдвина?..

Эдвине плавание на корабле стоило огромного напряжения всех ее духовных и физических сил. С единственным небольшим чемоданом, в который она в спешке побросала самые необходимые вещи, Эдвина заняла каюту первого класса. Даже предстоящее плавание через океан не могло ее остановить. Она должна попасть в Лондон и выручить Алексис.

Эдвина прочитала ее нелепое письмо, в котором сестра утверждала, что она счастлива с Малкольмом и верит в их прекрасное будущее. Но Эдвина очень сомневалась в искренности письма Алексис. Девчонке всего семнадцать лет, и она наверняка стала жертвой каких-то коварных замыслов этого бездарного мерзавца.

Эдвина вообще жалела, что взяла Алексис в Голливуд и позволила ей сняться в фильме. Все, больше никакого кино! Она вернется к спокойной жизни в Сан-Франциско, как только отделается от Малкольма Стоуна. И если очень повезет, дома ничего не узнают о том, что случилось в Нью-Йорке. Эдвина была готова на все, лишь бы защитить сестру, и только желание помочь ей заставило Эдвину сесть на корабль.

Горничная проводила ее в каюту, где Эдвина, свернувшись в клубочек, уютно устроилась в кресле и закрыла глаза, стараясь не вспоминать свое последнее путешествие на пароходе и все, что произошло в ту страшную ночь.

— Могу я вам чем-нибудь помочь, мадам? — спросил ее внимательный стюард, но бледная как смерть Эдвина покачала головой, силясь улыбнуться. — Возможно, если мадам поднимется на палубу, она почувствует себя немного лучше?

Он как истинный француз был очень заботлив, но Эдвина вновь покачала головой и поблагодарила его.

— Боюсь, что мне ничего не поможет, — сказала она.

Когда они выходили из нью-йоркского порта, Эдвина вдруг подумала о медовом месяце Хелен и Джорджа. Она раз двадцать повторила Фанни и Тедди, что, если позвонят Хелен или Джордж, говорить им, что у них все прекрасно, а ее и Алексис нет дома. Она понимала, что Джордж будет поглощен своей женой и вряд ли станет часто звонить.

Дома знали, что она поехала в Лондон, правда, брат и сестра не подозревали, какое это страшное испытание для Эдвины. Фанни и Тедди были такими маленькими, когда погибли родители, что вообще едва помнили «Титаник». Но память их старших сестер сохранила все подробности той трагической ночи, и путешествие на пароходе было и для Алексис, и для Эдвины мучительным испытанием.

В первый вечер Эдвина обедала в каюте, и стюард разочарованно отметил, что она почти ничего не ела. Он никак не мог понять, что же ее беспокоит, и решил, что это морская болезнь. Странная пассажирка не выходила из каюты, почти не прикасалась к еде и, когда бы он ни появился, всегда выглядела какой-то больной и бледной. Она походила на человека, страдающего от горя или ужасной душевной травмы.

— Мадам сегодня опять грустит? — спросил он с отеческой заботой, в очередной раз входя к ней.

Эдвина улыбнулась ему, отрываясь от письма к Алексис. В нем она высказывала все, что думает о ее побеге и о возмутительной связи с Малкольмом. По крайней мере письмо отвлекло ее от мрачных мыслей, связанных с предыдущим путешествием.

Молодая и красивая женщина, но слишком серьезная, решил стюард.

На следующий день он подумал, уж не писательница ли она. Он уговаривал ее выйти на палубу. Такой чудесный день, светит солнце, море тихое, а она такая бледная и грустная. Стюард предположил, что, может быть, она бежит в Европу от несчастной любви.

Наконец, когда он стал приставать к ней с советами в очередной раз, Эдвина улыбнулась, встала и согласилась пойти прогуляться. Но она с трудом подавила в себе ужас, когда, накинув пальто, поднялась на прогулочную палубу.

Она старалась не замечать обстановку на палубе «Парижа». Всюду висели спасательные шлюпки, и на них Эдвина тоже старалась не обращать внимания. Она посмотрела на воду, и это вызвало в памяти картины прошлого. Нигде нельзя было укрыться от воспоминаний. Хотя все случилось давно, но как, оказывается, свежо в памяти. Иногда Эдвине даже приходилось напоминать себе, что она не на «Титанике».

Возвращаясь к себе, Эдвина услышала звуки музыки, и ее глаза наполнились слезами. Она вспомнила, как танцевала с Чарльзом, а родители смотрели на них и улыбались. Ей хотелось убежать от воспоминаний, от знакомой мелодии, и она устремилась в свою каюту, ничего не видя перед собой.

По пути она налетела на какого-то мужчину и буквально упала в его объятия.

— О…о… — Она едва устояла на ногах, и незнакомец поддержал ее сильной рукой.

— Простите, ради бога… с вами все в порядке?

Она посмотрела вверх и увидела высокого красивого блондина лет сорока. На нем безупречно сидел костюм, поверх которого было накинуто пальто с бобровым воротником.

— Я… да… извините…

Она при столкновении выбила у него из рук книгу и газету, и то, что он проводил свободное время за таким обычным занятием, как-то успокаивающе подействовало на Эдвину. Самой ей только при одной мысли о пароходе хотелось надеть спасательный жилет.

— Вы уверены, что с вами все в порядке? — снова спросил он.

Из-за своих черных волос Эдвина казалась особенно бледной, и он боялся, как бы она не потеряла сознание. Она выглядела так, будто ее лихорадило.

— Да… со мной все хорошо. — Эдвина слабо улыбнулась, и он выпустил ее руку. Она заметила, какая у него теплая улыбка. — Извините, я была такая неуклюжая. Я задумалась…