Вынести это мог не каждый.

Комендант резко взмахнул рукой, прекратил допрос и вызвал автоматчиков.

Было два часа ночи, когда в двери домов забарабанили приклады автоматов.

Как стало известно впоследствии, под утро Фридрих Гук приехал в Калач к начальнику немецкой ортскомендатуры[3]. В кабинете у него сидел начальник полиции Попов. Между ними состоялся такой разговор:

— Господин майор, я прибыл к вам с весьма срочным делом, — доложил Гук.

— Срочным?

— Да.

— Оно касается меня лично?

— Не думаю.

— Тогда господин Попов может остаться? Он мне необходим.

— Господин Попов здесь кстати. Это касается и полиции.

— О, это интересно. Итак, слушаю вас.

— В моем хуторе в последнее время было зарегистрировано несколько нарушений вашего, господин комендант, приказа. Кто-то воровал на складе наше продовольствие, выводил из строя мотоциклы. Стали появляться листовки.

— Партизаны?

— Да, это были действия партизан.

— Почему же вы не поставили меня в известность? Почему я ничего не знал? Вы слишком рискуете собой, господин обер-лейтенант… Хорошо, мы поговорим об этом позже. Где эти партизаны? Вы напали на их след?.. Сколько потребуется солдат, чтобы их уничтожить?

— Не волнуйтесь, господин майор. Я уже арестовал их.

— Как? Арестовал? Без сопротивления? И они еще живы?

— Они дети, господин майор.

— Разве дети бывают партизанами? Как вы считаете, господин Попов?

Попов сказал:

— Кто против порядка и немецкой армии, тот, значит, партизан.

— Разумно, — одобрил майор. — Слышали, обер-лейтенант?

— Я хотел сказать это же, господин майор.

— Следовательно, вы их считаете партизанами?

— Да.

— Тогда почему же они еще живы? Их много?

— Двадцать человек.

— Сколько старшему?

— Тринадцать.

— А самый младший?

— Восемь.

— Вы ничего о них не знаете, господин Попов?

— Полиция не располагает фактами. Хотя, знаете, однажды вербовский староста высказывал мне некоторые свои подозрения. Там были какие-то два брата. Кажется, Тимонины.

— Что же вы предприняли?

— Приказал старосте внимательно следить за этими братьями.

— Следить? Вы плохой нам помощник, господин Попов. Подумайте о том, что я сказал. А сейчас берите своих полицейских и немедленно выезжайте в хутор.

— Санкция?[4] — спросил Гук.

— Да.

— В каких пределах?

— Все двадцать арестованы?

— Пока восемнадцать.

— Когда будет двадцать, — майор помедлил, потом спокойно закончил, — расстреляйте через одного…

Гук молчал.

— Вам непонятно?

— Будет исполнено, господин майор. — Гук отрапортовал и пошел к двери.

— Одну минуту, господин обер-лейтенант. Не спешите… Я думаю, процедуру расстрела следует поручить господам полицейским. Как вы считаете, обер-лейтенант?

— Отличная мысль, господин майор.

— А вы, господин Попов?

— Приказ есть приказ. Будет исполнено, господин майор.

— Вот и хорошо… Мы доверяем вам. Надо поменьше в эти карательные санкции, не требующие особой сложности, вмешивать наших солдат. Не забывайте о репутации немецкой армии, господа. Вы свободны. Хайль Гитлер!

— Хайль!

Аксен на рассвете ушел в займище. Он еще ничего не знал об арестах. Очередь до Тимониных не дошла.

Сегодняшний визит в займище должен был решить многое. Аксен хотел последний раз посоветоваться с раненым командиром и нынешней же ночью увести ребят в лес. План был смелый. О последствиях Аксен не думал.

На траве и на тонких ветвях деревьев лежал иней. Земля казалась поседевшей. Аксен останавливался и осторожно оглядывался по сторонам. Опасности не чувствовалось. К восходу солнца он добрался до леса и без труда отыскал узкую тропинку, которая вела к знакомому шалашу. Командир дремал.

— Здравствуй, браток, — хмуро поздоровался он, раскидывая сено и заворачиваясь в старый ободранный полушубок.

Этот полушубок Аксен раздобыл на чердаке у себя дома.

— Что невеселый? — спросил Аксен.

— Холодно, браток. Промерзну я тут. И костра не разведешь. Убираться надо. К своим. — Он зябко передернул плечами и закурил сигарету.

— Слабые, — хрипло бросил он сквозь выступившие слезы.

Аксен с тревогой следил за своим другом. Но все-таки робко намекнул:

— Ночью уходить собрались…

— Куда это?

— В лес. Весь отряд уйдет. Партизан искать будем. — Аксен мельком глянул на бородатое лицо, заметил, как блеснули глаза, и горячо продолжал: — Уйдем в лес, винтовки у нас есть, за Ляпичевыми хуторами знаю рыбацкие землянки, поселимся там. Потом видно будет.

Командир сделал крепкую затяжку, отшвырнул сигарету, приподнялся.

— Нас двадцать человек, — снова заговорил Аксен. — Двадцать… Это много. — И вдруг, нагнувшись к раненому, горячо спросил: — Хочешь командовать отрядом? Хочешь?

Командир не сдержал волнения, охватившего его. Он ласково положил руку на плечо Аксена, заглянул в смышленые глаза.

— Э-эх, браток, — тепло, по-отцовски сказал он и погладил шершавой ладонью теплый затылок Аксена. — Не знаешь ты, что такое война.

Аксен обиделся:

— Не хочешь, да?

— Не в этом дело. Ну, убьем мы пяток или десяток немцев. А потом они просто переловят нас. Я уже говорил тебе, как бороться. Не имею я права разрешить вам то, о чем ты говоришь. Вам надо жить после войны, когда мы выгоним фашистов с нашей земли.

— Значит, нам ждать?

Командир вздохнул:

— Не понимаешь… Не ждать — действовать. Но умно. Если уж в хуторе нельзя дальше, опасно вам, уходите в лес. Но продолжайте делать то, что делали. И не лезьте в открытый бой. Погубите себя.

Аксен задумался. Все-таки он был не согласен с этими разумными советами.

— А я должен уходить, — продолжал командир. — Нога — ничего, можно идти. Воевать надо. Так что, давай прощаться.

Аксен отвел глаза.

— Ну, парень, ты что?

Аксен молчал.

— Дел у вас много. Да вы и так молодцы. Расскажу о вас нашему командованию. Вы вот что, Аксен… Хорошенько запоминайте, куда немцы передвигаться будут, по каким дорогам. Ладно? Может случиться, что разведчики к вам заглянут. Вот и поможете.

Аксен насторожился.

— А местом встречи давай назначим вот эту полянку. Согласен?

— Правду говоришь?

Командир молча с укором посмотрел на Аксена. И Аксен понял, что обидел его своим вопросом.

— Буду ждать, товарищ командир, — сказал он, виновато опустив глаза.

— Если я дойду благополучно… Но ты все равно собирай сведения о немцах. Пригодятся. Ясна задача?

— Понятно.

— А теперь дай я тебя обниму. И беги в хутор.

Командир крепко обнял Аксена.

— Ты уйдешь ночью? — спросил Аксен.

— Утром.

— Я прибегу.

— Не надо.

— Прибегу, — упрямо сказал Аксен.

Ночью были арестованы Анатолий Семенов, братья Василий и Николай Егоровы, Костя Головлев. Утром немцы возобновили облаву. Асмус посоветовал коменданту взять с собой Ванюшку вместо приманки. На лице Ванюшки не было ни одной царапины, никто не догадается, что его били в комендатуре. Пусть казачонок идет впереди, как будто он собрался в гости к друзьям.

Коменданту понравилась эта «оригинелл идее».

Михина привели из чулана, куда его бросили после допроса, и заставили умыться, причесаться и привести себя в порядок. Ванюшка робко улыбнулся, подумав, что мучения кончились и его отпускают домой. Но, когда он умылся, Асмус растолковал, чего от него хотят.

— Говорить нельзя. Одно слово, и мы убьем тебя, — выразительно добавил он.

Михин задрожал.

На охоту за казачатами отправился и сам комендант. Почетный эскорт из переводчика и двух автоматчиков сопровождал Михина на расстоянии тридцати шагов. Миновав переулок, свернули к небольшому дому. Здесь жил Максимка Церковников.