— Ваш сын подхватил особую лихорадку, которую разносят насекомые в Азии. Из-за неё может произойти обезвоживание и летальный исход. Он выезжал туда в ближайшие дни, недели? — доктор Сизов внимательно посмотрел на Элизабет и Романа Вольф.

— Да… Мы буквально сегодня прибыли из Кореи. По делам фирмы ездили.

— Роман! — возмущенно воскликнула Элизабет. — Ни на день тебе ребенка доверить нельзя! За кого я замуж вышла?!

— За человека, в которого влюбилась, — нежно улыбнулся он жене. — А наш сын уже взрослый мужчина. У него невеста есть! — немного возмущенно под конец выдал Роман, переводя взгляд на меня. Дальше вслушиваться я не стала и прикрыла веки, сидя на мягкой скамье, вдыхая больничный запах и начиная дремать…

Закатные солнечные лучи пробивались сквозь листья деревьев, небо пылало алым на горизонте, а чуть выше отдавало нежно-лиловым оттенком. Ветер волной прошелся по высокой изумрудной траве, принося пряные ароматы летнего вечера. Солнце постепенно уплывало, даря последние яркие, теплые лучи.

— Лина… — Ярослав лежал головой у меня на коленях и нежно улыбался. Затем протянул руку и надел на голову венок из трав и одуванчиков. Я хихикнула когда выбившаяся травинка щекотнула мне нос.

— Что? — мягко улыбнулась я, глядя на него и проводя рукой по мягким светлым прядям. Он прищурил глаза и протянув руку, коснулся моей щеки, сердце трепыхнулось и меня как будто окутало теплом. Такая нежность скользила в его движениях, взгляде… Я нагнулась к нему, и теперь нас разделяли только пару сантиметров. Он приподнял голову и коснулся своими губами моих… И прикосновение это было как легкий, теплый, весенний ветерок.

— Я люблю тебя… — прошептала, тихо прикрыв глаза, чтобы не смущаться, но он услышал и также шепотом ответил:

— Я знаю, и я тебя, — я открыла глаза и с ужасом увидела как он исчезает. Растворяется в воздухе. Очертания его тают, и вот пустота. Вокруг. Всё как будто вымерло. Настала глубокая ночь и только ветер тоскливо взвыл в кронах деревьев.

— Нет… Нет! Не-е-ет!!! — вырвался из души крик.

— …ись! Да что же это такое! Да проснись же! Деточка, — услышала я голос. И всхлипнула. — Ну-ну, кошмар приснился? Ничего, сейчас сестричку позову, она тебе успокоительного накапает, — я открыла глаза. Надо мной склонилась пожилая женщина. Я резко поднялась, чуть не столкнувшись с ней лбом и ошарашено огляделась по сторонам. Затем вскочила и побежала в палату, где лежал Ярик, за спиной раздался лишь удивленный оклик. Резко распахнув дверь, я застыла каменным истуканом, вглядываясь в его бледноватое лицо. Прислушиваясь в спокойному дыханию. Тихо закрыв дверь, подошла к кровати и уселась на стул рядом.

— За что же я тебя полюбила? — прошептала, пристально вглядываясь в его спокойное лицо. Буря эмоций, сейчас пылавшая во мне, загорелась еще сильнее, когда его густые, в тон бровей, ресницы дрогнули и он открыл глаза, затем губы расплылись в широкой улыбке, Ярик повернул ко мне голову.

— За то, что я самый обаятельный и привлекательный, а так же просто великолепный. Эх… И стоило только серьезно заболеть, — насмешливо изогнул он брови. Я возмущенно уставилась на него, чувствуя как лицо идет красными пятнами от смущения.

— Ты о чем? Ну, то, что скромности тебе не занимать… — попыталась съехать с темы.

— Ангелочек, я глухотой не страдаю. У меня просто болит голова…

— Ага, а еще какая-то серьезная лихорадка. Тебе послышалось.

— Что именно? — сделал он серьезное лицо, правда, глаза так и искрились смехом.

— Что я тебя любл… Ах ты, паршивец! — выдала я и отвернулась. На данный момент, я чудно переливалась всеми оттенками алого.

— Ты такая милая, когда краснеешь… — его глаза смешливо прищурились и он протянул ко мне руку, тыльной стороной ладони огладив щеку. Я вздрогнула, вспоминая сон.

— Я — не милая, я — злая, — припечатала, но не отстранилась.

— Знаешь, я тоже… Тебя люблю, — я застыла и округлила глаза. Поерзала на стуле, затем встала и отправилась деревянной походкой к двери.

— У тебя горячка… Вот потом вылечишься, выздоровеешь, пожалеешь о своих словах и вообще я ничего не знаю, и не слышала, и не говорила… — бубня это всё под нос, я открыла дверь и вышла, за спиной послышался тихий смех перешедший в кашель. “Надо поспать, а то бред несу… Заговариваюсь, еще и этот…” — уже мысленно бурчала я, бросила взгляд на закрытую дверь, а затем оперлась об стену. Губы расплылись в дебильной улыбке. “Дура” — мысленно констатировала и хихикнула.

Иногда кажется, что мир перевернулся. Меняется мнение, мысли, чувства… Саму жизнь ты видишь с какой-то другой стороны. Открываются новые, раньше не ведомые тебе стороны. Как будто я снова маленький мальчик, открывающий для себя мир. Черт побери! Да я как маленький щенок, с восторгом жду следующего дня! И её… Я лежал на больничной койке и смотрел в потолок. Гладкий, выбеленный потолок, пересекала едва-едва заметная трещинка. Она зигзагами извивалась по потолку и к концу разбивалась на две. А может наоборот. Это две трещинки перешли в одну? В палату вошла медсестра. Хрупкая, глаза пугливые, опущены в пол. Сама она очень даже симпатичная, но в ней присутствовала некая скромность и отчужденность, что возможно отпугивала от неё поклонников. Я думал, такие девушки вымерли… Ну, почти. Лина конечно не такая, но иногда на неё находит. Занудство находит. Девушка поздоровалась со мной, робко улыбнулась и подошла снять капельницу.

— Кхм… Сегодня вечером у вас капельница.

— О-о-о, — насмешливо протянул я. — Как никогда, был в этом уверен!

— Последняя, — уточнила она. Я удивленно приподнял брови, а затем с подозрением на неё посмотрел. — Завтра утром, вас осмотрит врач. Если всё будет в порядке, то вас выпишут.

— Ура-а-а!!! — заорал я, забыв о том, что нахожусь в больнице. — Господь услышал мои молитвы! Месяц доставания его из этого Ада, привел к успеху! — в порыве эмоций, я поднял руки к потолку, а затем подскочил к медсестре и закружил её в объятьях. Девушка ошарашено смотрела на меня с окаменевшим выражением лица, но тем не менее, её щеки начали наливаться ярким румянцем, а я не обращая на это внимания скакал с ней по палате. Послышался грохот резко захлопнутой двери. Сразу застыл на месте. Затем поставил девушку на пол и, отойдя от неё на пару шагов, медленно повернулся на звук. Лина стояла, опершись плечом о косяк, а на губах играла ну, о-о-очень добрая и нежная улыбка. У меня мороз по коже побежал. Вспомнилась мама. Она обвела взглядом комнату, посмотрела на медсестру, на меня.

— Добрый день, — сказала девушка. Такой я её ни разу еще не видел. И если ляпну нечто на подобии «Это не то что ты подумала», то за последствия не ручаюсь.

— Я… пойду? — робко спросила медсестра. Лина и я синхронно кивнули и девушка быстро ретировалась, тихо прикрыв за собой дверь.

— Смотрю, ты уже выздоровел? — короткая, но внушающая опасения пауза. — Я рада, — сказала она и пройдя по комнате, села на стул возле кровати. Я почувствовал некую зарождающуюся злость, её холодность меня раздражала в данный момент.

— Я рад, что ты пришла меня проведать, — перенял её спокойствие. — Меня завтра выписывают, — подошел к кровати и с размаху на неё упал. Из подушки выбился пух и разлетелся по комнате. Лина чихнула и хихикнула. Напряженная атмосфера сразу развеялась.

— У тебя лицо, как у обиженного ребенка… У которого отобрали конфетку. Апельсинку будешь?

— Издеваешься? Ты мне эту гадость практически каждый день приносишь. И главное то, что ты знаешь, что я цитрусовые терпеть не могу! — возмутился я, морща в недовольстве нос.

— Можешь, не можешь… Зато, витамины! — занудно-поучительным тоном закончила девушка. Я недовольно фыркнул, но раздражение как рукой сняло. Вообще на неё долго злится не могу. Лина тоже перестала изображать «добрую» инквизицию. У нас вообще отношения стали странные… но, конечно, лучше чем было раньше.