– Милорд, – позвал Конрад, – идите-ка сюда.

Дункан поспешно поравнялся с Конрадом. Тот показал пальцем на одно из тел. Глаза тела были открыты и смотрели на него.

– Ривер, – сказал Конрад. – Этот сучий сын еще жив. Покончить с ним?

– Не нужно, – ответил Дункан. – Он не уйдет отсюда. Пришел его последний час.

Ривер с трудом заговорил:

– Стендиш! Значит, еще раз встретелись…

– При несколько иных обстоятельствах, чем в прошлый раз. Ты ведь собирался снять с меня кожу.

– Они предали меня, Стендиш…

Ривер закрыл глаза.

– Они велели мне убить тебя, а я не убил.

– Не должен ли я благодарить тебя за это?

– Они использовали меня, Стендиш, чтобы убить тебя. У них самих кишка тонка для такой работы.

– Кто это «они»?

Глаза Ривера снова открылись.

– Скажешь ли ты мне правду? Поклянешься ли на кресте?

– Для умирающего – да, поклянусь.

– Есть здесь сокровище или было когда-нибудь?

– Нет сокровища и никогда не было.

Ривер закрыл глаза.

– Ну и ладно. Я просто хотел знать. Теперь можешь позволить своему самому большому увальню…

Конрад поднял дубину, но Дункан покачал головой.

– Не нужно. Это ничего не даст.

– Кроме удовлетворения.

– В этом нет удовлетворения, – возразил Дункан.

Эндрю подошел и встал рядом.

– Надо бы сказать несколько напутственных слов. Последний ритуал для умирающего. Я не облечен властью делать это, но просто несколько слов.

Ривер снова хотел открыть глаза, но не смог.

– Отгони этого ханжеского недоноска, – прошептал он чуть слышно.

– Ты ему не нужен, – сказал Конрад Эндрю.

– Последнюю милость, – прошептал Ривер.

– Что тебе?

– Разбей мою проклятую голову.

– И не подумаю, – сказал Конрад.

– Я лежу среди своих мертвых. Помоги мне умереть тоже.

– Ты и так скоро умрешь, – ответил Конрад.

Эндрю уронил посох и выхватил у Конрада дубину. Она взлетела вверх и опустилась. Оторопевший Конрад смотрел на свою пустую руку.

– Это напутственное слово? – Спросил Дункан. – Таков твой последний ритуал?

– Я оказал ему милосердие, – сказал Эндрю, выпуская дубину из рук.

Отойдя подальше от мертвых, они сделали привал. Уже близилась ночь. Со стороны болота доносились далекие причитания.

Порывистый ветер раздувал костер и уносил искры далеко к болоту.

«Болото – страшное место, – думал Дункан, сидя у костра, – страшное в своей протяженности, уединенности и дикости. Это не озеро, но и не болото, место многих медленных потоков, разделенных болотной тиной и камышами, с пятнами окон и ивняка. Попади в него – не выберешься.»

Конрад, сидевший по другую сторону костра, нарушил молчание.

– Удачно вышло, милорд. Мы не только спасли наши шкуры, но и вернули все наше имущество – меч, амулет и прочее.

– Мне очень жаль старого Седрика, – сказал Дункан.

– Надо было похоронить его, – отозвался Эндрю. – Он не то, что другие. Он много сделал для нас.

– Большой услуги мы ему все равно не оказали бы, – заметил Конрад. – Какую могилу не вырой, через день-два волки до него доберутся.

– И нельзя было задерживаться, – добавил Дункан. – У нас было всего два часа до темноты, а мне хотелось успеть подняться на дорогу.

Появился дух.

– Явился, наконец, – раздраженно сказал Эндрю. – Где ты шлялся все это время? Мы попали в такую беду…

– Я знаю, – ответил дух. – Я вернулся ночью и видел все. Я не показался, потому что я нематериален и помочь вам не мог, а немедленно полетел искать Снупи или кого-нибудь из его народа, чтобы позвать их на помощь. Но я никого не нашел.

– Ох уж этот Снупи, – проворчал Эндрю. – Ничего не стоит и такой же безответственный, как и ты. Верить ему нельзя, и не стоило труда искать его.

– Он помог нам однажды, – вступился Дункан. – С Иисусом-на-Холмах. Он предупредил нас, чтобы мы ушли оттуда и показал нам дорогу.

– Ну, иной раз он может чуть-чуть и помочь, – согласился отшельник, – когда захочет. Но надеяться на него нельзя. Положись на него – сломаешь шею. В нем глубоко заложено озорство.

– Счастлив сообщить, – сказал дух, – что сейчас опасности нет. Однако за теми холмами все еще могут быть безволосые.

– Они были здесь утром, – сказал Конрад, – и напали на Ривера.

– Знаю. Но они не задерживались.

– Ривер и его люди прятались, видимо, в расщелине, – предположил Дункан, – вот почему их никто не видел. Ты уверен, что безволосые не прячутся там?

– Уверен, – ответил дух. – Я как раз оттуда. Мне пришла та же самая мысль, и я пролетел по всей длине щели.

Он вздрогнул.

– Страшное место!

– За ней должен быть замок, по словам Снупи, – проговорил Дункан.

– Когда-то был замок, а теперь развалины, больше ничего. Груда камней, не лучше могилы. Стоят деревья, заросшие мхом.

Мег, скорчившись на своем месте у костра, в стороне от других, что-то бормотала про себя. Она подобрала несколько камешков и будто играла с ними.

– Ты бросаешь руны? – С отвращением в голосе произнес Эндрю. – Что они тебе говорят? Что ты в них видишь?

– Новую беду, – ответила ведьма. – Большие неприятности.

– У всех свои неприятности, бабушка, – сказал Дункан. – Такова уж человеческая доля.

– Не все имеют долю в непрятностях, – возразила Мег. – Беды не поровну делятся. У одних только дорога да беды, а у других ничего нет.

– Ты не можешь сказать, какого рода беда? – Спросил Конрад. – Мы бы подготовились отразить ее.

– Руны не говорят. Только то, что беда лежит на дороге впереди.

– Это все обман, – сплюнул Эндрю. – Жульничество. У тебя же не руны, а простые камешки. На каменных рунах магические знаки.

– Нехорошо ты говоришь, – сказал отшельнику Дункан. – Надо думать, женщина знает свое дело.

– Хорошо сказано, – одобрила Мег. – Я благодарю вас, сэр. Тот, кто знает это искусство, может взять любой камень, и он будет служить как надо. Секрет вовсе не в камне, а в знании того, кто их кидает.

– Скажи мне одно, – попросил Дункан, – я думаю, ты это знаешь. Что за плач мы слышали с болота? Печальные такие звуки.

– Это и есть печаль. Оплакивание мира, всех живущих на земле, людей и всего остального, что есть или было на свете до людей.

– Это кощунство, – возмутился Эндрю. – Я слышал это как-то, но ничего не сказал, а сейчас скажу. Библия говорит нам, что до человека никакой жизни не было, что вся жизнь была сотворена в один день. Так написано в книге бытия.

– Полегче, друг, – перебил его Дункан. – Есть крупные ученые, изучающие горные породы. Они думают по другому. Они находили отпечатки на камнях…

– Об этом я тоже слышал, – сердито возразил Эндрю. – Но я этому не верю. Все это софистика.

– У каждого свои убеждения, – согласился Дункан. – Не будем спорить. Мег, ты говоришь –печаль. От кого же исходит эта печаль?

– Не знаю. Знаю только, что таких мест, откуда идет плач, на земле много. Печальные места, покинутые, забытые. Там оплакивают мир.

Дункан сидел и слушал плач за весь мир. Звук шел издалека, не обязательно с болота, но откуда-то рядом с ним. «Есть какое-то тайное место, – думал он, – бедность и отчаяние собираются, как в фокусе. Плач о всех событиях, которые могли быть, но не произошли, потому что крестовый поход так и не состоялся и Иерусалим до сих пор в руках неверных; об Иберийских кораблях, которым не пришлось рассекать океанские волны чужих портов, и неизвестные страны все еще ждут их; о Европе, что все еще лежит в застое, пашет землю плугами, какими пользовались столетия назад, а крестьянство живет в темных нездоровых лачугах; все еще существует язычество, и даже чуть ли не рядом с великолепием церквей, воздвигнутых трудами и молитвами христиан для прославления господа.»

Силы зла, как говорил его преосвященство, кормятся и жиреют на человеческих несчастьях и делают упор на продолжение нищеты. Это зло в прошлом возникало во многих местах, в стратегических точках. Теперь оно появилось в Британии.