— Не знаю, сир. Ночью приехала закрытая карета, и меня перевезли в небольшой дом, который стоял, насколько я могу судить, посреди леса. Он был обставлен удобной мебелью и выглядел вполне приятно, несмотря на решетки на окнах. Мне прислуживала супружеская пара, я ни в чем не нуждалась, но со мной не говорили, на мои вопросы не отвечали, мне только улыбались, кивали или отрицательно качали головой. Я могла бы счесть слуг немыми, если бы не слышала, как они говорят между собой.

— Навещал ли вас господин де Лувуа? — спросил король, мрачневший все больше, слушая рассказ Шарлотты.

— Да, сир. Он приехал на следующий день после моего приезда и объяснил, что в те дни, когда не стало Ее величества королевы, было необходимо удалить меня от двора. Что ввиду большой срочности меня поместили в Бастилию, но потом было решено, что государственная тюрьма слишком суровое наказание для меня, поскольку я не совершила никакого преступления. Однако всем пойдет на пользу, если я какое-то еще время побуду вдалеке от двора.

Он утверждал, что Ваше величество не питает ко мне неприязни, но мне надо набраться терпения, пройдет время, и я вновь окажусь на свободе.

— Приезжал ли он потом?

— Еще один раз, чтобы узнать, как я себя чувствую, напомнить о необходимости терпеть и рассказать о Вашем величестве...

— Больше визитов не было?

— ...Нет, сир.

От внимания де ла Рейни не ускользнуло легкое колебание Шарлотты, а король между тем задал следующий вопрос:

— А теперь расскажите нам, как вам удалось бежать и как вы очутились в парке Кланьи?

— Как бы я ни желала свободы, но я никуда не бежала, сир. Меня выкинули из дома вон.

— Выкинули вон? Что это значит?

— Ночью, когда я еще читала, прежде чем пойти и лечь спать, в дом внезапно ворвалась дама в маске. Она осыпала меня проклятиями, грозила пистолетом, и я едва успела накинуть плащ, прежде чем она выгнала меня из дома, приказав катиться ко всем чертям. Лучшее, что может со мной случиться, сказала она, это встреча с голодными волками, если только они прельстятся такой падалью, как я. Я пошла через лес, шла, сама не зная куда...

Голос Шарлотты дрогнул, и она закрыла лицо руками. Мадам де Монтеспан наклонилась к ней и стала утешать.

— Интересный рассказ, не правда ли, сир? Я хотела, чтобы вы непременно выслушали его из уст Шарлотты, как бы горько ей ни было его повторять.

— Но кем могла быть эта женщина? — возмущенно спросил де ла Рейни.

— Кто может это знать? — ответила маркиза. — Зная, что дом принадлежит господину де Лувуа, первая мысль, которая приходит в голову, что эта женщина — его жена...

— Она тупа до крайности, — сообщил король. — И произносит три слова в час.

— Я знаю. Тогда, может быть, ревнивая любовница? Охотничий домик не был построен для того, чтобы приютить мадам де Сен-Форжа. Наш дорогой министр, вполне возможно, размещает там тайных дам своего сердца. Я с трудом представляю себе славную мадам де Лувуа, ставшую из-за неистовой ревности неумолимой фурией. А представив себе это, мне хочется смеяться...

— Мы обсудим это дело с Лувуа. Он сказал, что, приехав за... своей подопечной, он нашел дом пустым, двери были открыты настежь, слуги тоже исчезли.

— Что совсем неудивительно, зная его ужасный характер, — заметила мадам де Монтеспан. — Он был способен их избить до полусмерти, а потом отправить мужа на галеры, а жену в приют, пока не дождется отправки корабля в Луизиану или на какие-нибудь острова.

— Постарайтесь пролить свет на это странное дело, господин де ла Рейни! А вы, мадам де Сен-Форжа...

Людовик встал и взял Шарлотту за руку — маркиза помогла ей встать и поддерживала ее.

— Нуждаетесь в отдыхе.

— Она поживет несколько дней у меня в Кланьи.

— Ничего другого мы от вас не ждали, маркиза. Набравшись сил, она вступит в права наследства. Она знает, как погибла ее мать?

— Да, сир. Она должна была узнать всю правду.

— Да, конечно. И пока никаких новостей об убийцах, господин начальник полиции?

— Пока никаких, сир. Мы обшарили все места, где обычно нанимают головорезов, которым нипочем чужая кровь, но никаких следов не обнаружили. С каждым днем у меня крепнет уверенность, что эти люди были не из Парижа.

— Но Франция так велика! Мы понимаем, что вы делаете все возможное... Всего вам доброго, мадам де Сен-Форжа. Вы мне скажете, когда пожелаете вернуться на службу к герцогине Орлеанской и воссоединиться со своим супругом, что будет совершенно естественно. Не смейтесь, маркиза. Я не вижу ничего смешного в этих словах.

— О да, сир. Вы всегда отличались умением тонко шутить. Я-то знаю, что чем меньше будут видеться эти супруги, тем лучше будут себя чувствовать. Зато герцогиня Елизавета искренне хочет видеть возле себя свою бывшую фрейлину, к которой она так привязана. Тем более что в последнее время у нее совсем немного поводов для радости.

— А кто в этом виноват? Мало того, что она несдержанна на язык, у нее еще и очень дерзкое перо!

От доброжелательности короля мало что осталось, его тон внезапно стал резким. Шарлотта, заметив перемену, решила заговорить, хотя приглашения еще не последовало.

— Я буду счастлива вернуться на службу к герцогине, которая всегда была добра ко мне, но сначала я предпочла бы пожить у себя... в Сен-Жермене.

Мадам де Монтеспан скривила губы.

— Неужели вы хотите вернуться в дом, где произошла эта ужасная трагедия? Вы не боитесь, что вас будут преследовать кошмары?

— Это единственное место, которое я могу назвать своим домом, к тому же это дом моего отца. Пока был жив мой отец, я была в нем счастлива. Его тень будет защищать меня от других... недобрых.

— К тому же старые слуги на месте и в доме все в порядке, — вмешался в разговор де ла Рейни.

— Все это не отменяет двух повешенных!

— Мы не знали, что вы суеверны, маркиза, — сказал король с ехидной улыбкой. — Вы такая отважная!

— Только днем, сир! Ночью я боязлива и ненавижу сумерки.

— А я их люблю, — тихо проговорила Шарлотта. — И прошу соизволения короля, будучи в первую очередь его покорной служанкой.

Король вновь взял руку Шарлотты и задержал ее в своей.

— Вы получили его, милая графиня. Мы одобряем и ваше мужество, и ваше послушание. Но не запирайтесь в четырех стенах надолго. Вы слишком молоды для уединения. А герцогиня Елизавета будет рада обрести возле себя подругу.

И король легко коснулся губами маленькой ручки, в то время как Шарлотта присела в глубоком реверансе. Глаза бывшей фаворитки заинтересованно вспыхнули.

— Благодарю вас, Ваше величество, — сдержанно ответила Шарлотта.

Преклонив колени у маленького алтаря семейной часовни в церкви Сен-Жермена, Шарлотта пыталась погрузиться в молитву, но давалось ей это непросто: она не узнавала привычного с детства храма, который уменьшился ровно наполовину.

Три года тому назад, когда она была в Испании, буря разрушила часть обветшавшей церкви, церковь и в самом деле была очень старой. Король поспешил восстановить ее, обратившись к Мансару, а знаменитый архитектор, торопясь, в свою очередь, вернуть горожанам — во дворце была своя часовня — возможность слушать мессы, обошелся без разрушенной части. По счастью, надгробия Фонтенаков, помещавшиеся в часовне Святого Юбера, уцелели вместе с часовней.

Перед тем как войти к себе в дом, Шарлотте хотелось помолиться на могиле отца, положить букет новогодних роз и зажечь свечу. Она знала, что тут лежит и ее мать, после смерти навеки соединившись с тем, кого убила, но она запретила себе об этом думать. Вся ее любовь была обращена к доброму и любящему отцу, о котором она всегда думала с нежностью. Жестокую правду, которую посмел ей бросить в лицо кузен Шарль де Брекур, сын ее обожаемой крестной, после ее гибели, Шарлотта принять отказалась. Не могло того быть, чтобы спящий здесь Юбер де Фонтенак не был ее родным отцом. Он любил ее всем сердцем.