Больше всего радости им обеим доставлял сад. Он был невелик, но весна щедро одарила его душистыми гроздьями сирени, уже начавшими отцветать. Несколько раскидистых деревьев, одевшихся свежей листвой, обещали в будущем образовать тенистый уголок, но большая его часть, которую засадил сам Юбер де Фонтенак, вернувшись из Индии, была отведена розам, причем самым редкими красивым сортам. Цветущий и благоухающий сад стал гордостью садовника Фрелона, художника по натуре, и наслаждением для Шарлотты и Леони.

Однажды днем, приведя в порядок целый книжный шкаф, Шарлотта отправилась отдохнуть под липы, прихватив с собой книжку. Но ей не читалось. Легкий ветерок весело шелестел листьями, пчелы гудели, ища цветок послаще, и Шарлотта забылась в пронизанном солнцем цветущем раю. Она огорченно нахмурилась, увидев, что к ней бежит Мерлэн, растеряв всю присущую ему солидную важность. Не иначе как визит. Шарлотта даже припомнила, что вроде бы слышала, как отворялись ворота.

— Что случилось, Мерлэн?

— Господин... господин граф де Брекур просит разрешения поговорить с госпожой графиней.

— Граф де Брекур?

— Да, мадам. Что ответить? Сказать, что вы больны?

— Ни в коем случае! Если отговориться болезнью, вероятнее всего, он приедет через несколько дней. Нет, Мерлэн, идите и приведите его сюда. Я приму его здесь.

Шарлотта внезапно почувствовала, что у нее перехватило горло, и перевела дыхание. Теперь ее душила не обида, а гнев. Она вспомнила их последнюю встречу. Шарль де Брекур обошелся с ней недостойно, он чуть ли не впрямую обвинил ее в гибели своей матери, любимой крестной Шарлотты, а саму Шарлотту назвал незаконнорожденной, потому что баронесса обманывала мужа неведомо с кем. И теперь он осмеливается переступить порог ее дома? Какие низкие обвинения он заготовил для нее на этот раз?

Увидев Шарля, появившегося в конце аллеи, Шарлотта отметила, что он ничуть не изменился. Та же безупречная строгая элегантность, то же холодное красивое лицо. Изменилась только походка. Он, очевидно, был ранен и утратил то гибкое покачивание, присущее морякам, привыкшим ходить по корабельным палубам и справляться с качкой. Теперь Шарль припадал на одну ногу, ходил с тростью, но не опирался на нее всей тяжестью, а отставлял с легкой небрежностью.

Остановившись напротив Шарлотты, он поклонился ей, коснувшись земли черными перьями шляпы. Она ответила на его почтительное приветствие легким кивком, не встала ему навстречу, не пригласила его сесть.

— Шарль де Брекур в моем доме? Удивительная неожиданность, — не скрывая иронии, заговорила она. — Уж не забыли ли вы здесь что-нибудь? В таком случае вам следовало мне написать, а не утруждать себя визитом.

— То, что я собираюсь вам сказать, лучше сказать лично. Я не жалею, что приехал. Должен отметить, что вы очень изменились и стали чарующе красивой женщиной. Я пришел принести вам извинения за то, как обошелся с вами вскоре после смерти матери. С тех пор я понял, как несправедливо было возлагать на вас вину за ее смерть. Вы и она были жертвами, но тогда я обезумел от боли и ярости, мне нужно было на кого-то их обрушить. К несчастью, случилось так, что я обрушил их на вас. Теперь я приехал сказать вам, что глубоко об этом сожалею.

— Разве служба в королевском флоте не предоставляет возможности обрушить свою ярость на врагов? Они подходят для этого лучше, чем юная девушка. Я полагаю, что именно так вы и поступали в дальнейшем. Иначе откуда ваша хромота?

— Удар голландской сабли, который мог обойтись мне гораздо дороже, потому что меня далеко не сразу переправили на берег. Но цель моего посещения иная.

— Какая же? Может быть, вы хотите сесть?

— Благодарю, с удовольствием — ответил Шарль без ложной стыдливости и расположился на другом конце скамейки. — До меня дошла весть, что вы стали жертвой банды грабителей, обворовавших этот дом.

— Вы хотите выразить мне сочувствие по поводу ограбления?

— Безусловно. Возможно, вы забыли, но именно в этом доме на свет появился не только ваш отец, но и моя мать.

— Вы правы, я почему-то никогда не думала об этом и понимаю, что вам далеко не безразлично все, что происходит с особняком Фонтенаков, хотя теперь он принадлежит мне.

— Он достался вам по праву, но я хочу сказать вам другое. До меня дошли слухи, что полиция, ища преступников, надеется одним ударом убить двух зайцев, считая, что грабители одновременно...

— Убийцы мадам де Фонтенак и господина де Ла Пивардьера? Я нахожу это естественным, потому что, по свидетельству слуг, банды похожи между собой как две капли воды. Убийцы и грабители мало чем отличаются друг от друга. И те и другие — злодеи.

— Я с вами не согласен. Первые радели о справедливости, а вторые разбойничали. Для меня крайне важно различие между ними.

— Вам важно различие? С какой стати?

— А с той, что это я казнил эту женщину и ее любовника. И я хочу, чтобы вы об этом знали. Вы, и никто другой.

В саду воцарилась мертвая тишина, не было слышно даже птичьего щебета, словно ужасное признание напугало все живые существа. Шарлотта побледнела. Она услышала слова Шарля, но они никак не могли дойти до ее сознания. Все еще не веря до конца самой себе, она, запинаясь, спросила:

— Вы... сами... осуществили возмездие?

— С помощью нескольких товарищей. Я посчитал себя вправе отомстить этим негодяям. Ведь как человеческая справедливость оставила преступников в покое.

— Те, кто напал на мадам де Брекур, были казнены.

— Вам показалось, что этого достаточно? Казнили жалкое отребье, за плату готовое на любое преступление. А я наказал тех, кто отдавал приказы, кто замыслил преступление и собирался отсидеться в тепле у камелька, пока другие будут убивать. Я отомстил за мою мать... и вашего отца, о чьей смерти до меня тоже дошли весьма определенные слухи. Вы должны быть мне благодарны.

— Не требуйте от меня слишком многого! Я хотела бы любить свою мать, как любит ее любой ребенок, но она сделала все, чтобы этого не случилось. Тем не менее я не могу вас благодарить за убийство матери. Однако... относительно Ла Пивардьера... да, за него я вам благодарна. Он не заслуживал ничего другого, и полиция продолжала его разыскивать. Я буду молиться за вас от всего сердца, вспоминая те времена, когда очень вас любила, и в память о моей любимой крестной. Ей я обязана всем. Только благодаря ей я не прозябаю в монастырских стенах!

Впервые за все это время Шарль де Брекур улыбнулся, и его улыбка была похожа на улыбку его матери.

— Мне трудно представить вас прозябающей где бы то ни было! Вы наделены той жизненной силой, которая так или иначе поможет вам справиться с любыми неприятностями. Теперь я рад, что моя матушка взяла вас под свое крыло. Она оказалась лучшим судьей, чем я.

Мерлэн вновь появился на дорожке и осведомился, соизволит ли графиня принять господина де ла Рейни. Видя, как смутилась его хозяйка, Шарль де Брекур искренне расхохотался.

— Уж не божий ли это перст? Можно сказать, справедливое возмездие. Вам достаточно сказать слово, дорогая, и мадам де Фонтенак успокоится в своем гробу.

Шарлотта вспыхнула от гнева.

— Пора перестать принимать меня за ту, которой я никогда не была! Предать гостя и своего кузена? Оскорбить память моей дорогой крестной? Вы забыли, что мы с ней обе принадлежим к роду де Фонтенак!

— Простите мне эту шутку сомнительного свойства. Я и в мыслях не держал ничего подобного. И все-таки подумайте: промолчав, вы становитесь моей сообщницей.

Шарлотта посмотрела кузену прямо в глаза.

— Я прекрасно это знаю и согласна стать вашей сообщницей. Было бы верхом лицемерия упрекать вас за то, о чем я иной раз мечтала. Бог будет судить нас обоих.

— Спасибо! А вот и господин де ла Рейни! Вы видите? Он уже появился в конце аллеи. У меня осталось несколько минут, чтобы передать вам...

Из обширного кармана своего темно-синего плаща Шарль де Брекур достал плоский футляр и с поклоном передал его Шарлотте.