Анну-Марию, всю в слезах, силой забрали из объятий мужа и увезли в монастырь Жержи, расположенный близ местечка Шалон-сюр-Сон, то есть очень далеко от Сентонжа. Луи де Курбону пришлось бежать, дабы не оказаться под арестом.

Прибежище он нашел в Турине у своего родственника, месье де Сеннектерра, французского посла. Однако власть королевского указа настигла его и там. Де Курбон покинул посольство и стал скрываться в городе, где и умер некоторое время спустя в холоде и нищете…

Тем временем пресловутое правосудие обрушилось на головы невинных. В то время как Луи де Курбону приказали отрубить голову, кюре, который поженил влюбленных, был пожизненно изгнан из города, а несчастную мадемуазель Горри публично высекли плетьми и клеймили раскаленным железом. Месть разгневанной и чрезвычайно могущественной мадам де Мора пошла бы и дальше, но 11 февраля 1738 года женщина умерла…

Пережив столько утрат, Анна-Мария серьезно заболела. Стоило ей кое-как пережить воспаление мозга, которое чуть было не свело ее в могилу… как девушка заболела оспой. Сжалившись над ней, ее братья перевезли ее в монастырь Пор-Рояля. Постепенно она вновь обрела прежний вкус к жизни и даже согласилась выйти замуж, через двенадцать лет после страшных событий, за графа де Мерля, посла Франции в Португалии.

Замок Ла Рош-Курбон перешел к одной из сестер Луи, которая вышла замуж за Ля Мот-Уданкура, однако вскоре крепость ей наскучила, и она продала ее некоему месье по имени МакНамара (бретонцу с ирландскими корнями) а тот, в свою очередь, подарил замок своей дочери.

Затем, как и большинство его каменных собратьев, замок переходил через великое множество различных, но весьма безразличных рук. Ни один из его владельцев не хотел понимать ни его сказочную душу, ни стремительно увядающую красоту. И лишь благодаря Пьеру Лоти, о коем было упомянуто в самом начале нашего рассказа, тревожные предостережения были услышаны, и один щедрый меценат по фамилии Шенеро взял несчастный замок под свою опеку. Этот архитектурный шедевр, принадлежащий сегодня Кристине Селер Бадуа, внучке мецената, и ее мужу, по-прежнему оберегается с надлежащей внимательностью и заботой.

С XIII века, будучи резиденцией принцев-епископов страсбургских, замок Саверн сменил великое множество обличий. Поначалу он был военной крепостью, затем – небольшим замком в духе эпохи Возрождения и, наконец, во второй половине XVII века стал похож на тот самый Версальский дворец, что так и манил к себе всех европейских принцев.

При кардинале Фюрстенберге замок заметно увеличился в размерах и похорошел, однако окончательный вид он приобрел лишь в 1720 году благодаря стараниям другого кардинала – Армана-Гастона де Рогана, который разбил вокруг него прелестный парк, а работу над интерьерами доверил величайшему французскому архитектору того времени, Роберу де Котту. В результате король мог принимать у себя не только без стыда, но даже с почти королевским радушием, польскую княжну Марию Лещинскую, которую незадолго до этого обвенчал с королем Людовиком XV.

Молодой княжне приходилось влачить весьма жалкое существование. Она жила в нищете со своими родителями до тех пор, пока на нее не пал королевский выбор. Ей чрезвычайно понравился дворец, однако куда больше ее заинтересовала судьба савернских бедняков, коим она начала с мягкой настойчивостью помогать. Ну а имя кардинала Армана-Гастона вошло в анналы истории, ведь именно он первым принял новоиспеченную королеву Франции.

Почти пятьдесят лет спустя Саверном тоже заправлял кардинал де Роган, правда, разумеется, звали его по-другому. То был его племянник, кардинал Луи-Рене, который, будучи коадъютором своего дяди, получил в 1770 году по праву старшинства привилегию принимать у себя эрцгерцогиню Марию-Антуанетту, связавшую себя узами брака с будущим Людовиком XVI.

В отличие от кардинала Армана-Гастона, который был церковником старой школы, его племянник всюду старался проявить свой новаторский дух. Ему был совершенно чужд религиозный уклад жизни. Он был красивым, не слишком набожным, но скорее светским, умным и воспитанным. Знавший его Вольтер живо воспротивился расхожему мнению о том, что кардинал был просто туповатым простаком. На самом деле Луи-Рене был тонким дипломатом, страстно любил охоту, искусство, литературу, но более всего – симпатичных женщин. Будучи чрезвычайно щедрым, он ничуть не скрывал своих причуд, что привело его к поражению в ходе нашумевшего дела об ожерелье королевы.

На посту посла Франции в Австрии Луи-Рене нисколько не преуспел. Императрица Мария-Терезия не любила этого епископа-посла, чья разнузданная манера поведения претила ее суровым нравам. Об этом красноречиво свидетельствуют письма, которые она писала своей дочери Марии-Антуанетте, ставшей женой французского дофина. Разумеется, такие словесные обороты, как «неблагоприятный подданный», «прохудившаяся корзина» и «неисправимый» привели к тому, что юная принцесса, поначалу весьма благодушно настроенная по отношению к кардиналу (который так любезно принял ее в Страсбурге), в корне переменила свое мнение и стала практически ненавидеть его. А знаменитое письмо, якобы написанное кардиналом, в котором он высмеивает императрицу на предмет очередного раздела Польши, превратило Марию-Антуанетту в его злейшего врага. И положение только ухудшилось, когда девушка стала, наконец, королевой. Как раз в это же время кардинала Луи-Рене вызвали во Францию, где наградили его почетным титулом Главного духовника при королевской особе. Однако при всем при том было очевидно, что кардинал впал в немилость, что приносило ему истинные страдания. Дело в том, что Луи-Рене тайно любил Марию-Антуанетту. Любил с момента их пресловутой встречи в Страсбурге.

Он там и проживал по большей части: в Страсбурге, в замке Саверн. Увы, ночью 8 сентября 1779 года в крепости разгорелся страшный пожар, который уничтожил часть зданий. Принцу-епископу даже пришлось убегать из собственной опочивальни, объятой пламенем, в одной ночной рубашке. Однако чуть ли не на следующий же день кардинал решил отремонтировать замок. И не просто отремонтировать, а расширить его. Работу доверили молодому двадцатипятилетнему архитектору Салену де Монфору.

Поскольку старую часть замка от пожара удалось спасти, кардинал частенько наведывался в Саверн, чтобы проследить за тем, как продвигаются строительные работы (стоившие целое состояние), и принять у себя друзей.

В их числе была некая маркиза де Буленвиллье, жена бывшего прево[46] Парижа. Эта дочь богатого воротилы была уже не слишком молода и страдала от постоянных ревматических болей, в связи с чем приехала летом 1781 года в Страсбург, чтобы проконсультироваться с человеком, о котором говорила тогда вся Европа. Человеком этим был маг и целитель Калиостро, коему приписывались невероятные чудеса. Этот самый Калиостро некогда вылечил кардинала де Рогана от назойливой астмы, и с тех пор он стал вхож в круг его близких знакомых.

Тут стоит добавить, что несколькими месяцами ранее мадам де Буленвиллье подобрала на обочине дороги симпатичную нищенку-оборванку. Милая девчушка назвалась родственницей короля Генриха II (впрочем, она ею и вправду была). У Жанны де Сен-Реми де Валуа действительно в предках был некто Анри Сен-Реми, который, в свою очередь, приходился внебрачным сыном Генриху II. Таким образом, в жилах нищенки текла королевская кровь, о чем она не забывала лишний раз напомнить окружающим.