В замке шевалье занял комнату на первом этаже, оснащенную специальным вращающимся книжным шкафом, за которым располагался большой отсек. Там он мог в любой момент спрятаться, стоило только полиции заявиться в замок с обыском. А это случалось довольно часто, поскольку Фуше не терял надежды поймать террориста, который был до сих пор приговорен к смерти.

Однажды рано утром в Лимоэлан нагрянула очередная облава. Полицейские и солдаты явились в замок в сопровождении мадам де Шаппделен. Последняя прилагала все усилия, чтобы скрыть свою тревогу. Дело в том, что на этот раз Лимоэлан отказался прятаться, объяснив свое решение такими словами: «Сегодня свершится предначертанное. Меня арестуют, если на то будет воля Божья…»

Напряженная процессия подошла к двери комнаты. Полицейские уже хотели было войти, но тут мадам де Шаппделен открыла окно и воскликнула: «Посмотрите, господа, какой потрясающий рассвет!..» Это была всего лишь уловка, однако этого хватило, чтобы отвлечь внимание соглядатаев Фуше. Дверь так и не была открыта, и полицейские ищейки ушли без добычи…

Некоторое время спустя чета Шаппделен решила уехать в Америку, где их дожидалось немалое наследство, и сестра стала умолять Жозефа последовать за ними. Но шевалье отказался ехать без своей любимой девушки, с которой он не общался уже несколько месяцев. Вообще-то торопиться ему было некуда, поскольку до него дошли вести о том, что полиция обнаружила труп, примерно соответствовавший описанию его собственной внешности. Так что Фуше ошибочно считал его мертвым. Такой шанс упускать было нельзя: необходимо было уезжать из страны, чтобы министр и дальше пребывал в блаженном неведении относительно истинной сути вещей. Но Лимоэлан заупрямился. Он никуда не поедет без своей Анны-Марии!

Тогда мадам де Шаппделен удалось передать через отца Клоривьера письмо для брата девушки. Это было письмо, в котором Лимоэлан поведал своей невесте о том, что собирается уехать в Балтимор, и просил ее отбыть вместе с ним. Он ждал. Но в ответ ему пришла записка такого содержания: «Я вас любила и никогда не любила никого, кроме вас. Я по-прежнему вас люблю, но я приняла обет, который навсегда отделяет меня от вас. Вы живы-здоровы. Бог меня услышал. Да святится имя Его. Я же удалилась в монастырь и буду благодарить Его за оказанную мне милость всю оставшуюся жизнь…»

Монастырь? Какой еще монастырь? Один из самых суровых: аббатство кармелиток. Анна-Мария не только решила быть свято верна своему слову (уйти в монахини в случае, если Лимоэлан выживет), но также рассудила, что кому-то нужно искупить вину троих фанатиков, проливших невинную кровь. И этим «кем-то» стала она сама.

Раздавленный горем, Лимоэлан все же уехал в Америку вместе с Шаппделенами, переодетый в домашнего слугу. В Балтиморе он старался жить, как все, но не смог. Воспоминания об Анне-Марии и угрызения совести мучили его беспрестанно. Забыть о своем прошлом у него не получалось. И вот как-то вечером он постучался в ворота монастыря Святой Марии и примкнул к монахам-сульпицианцам под именем Клоривьера.

Смерть пришла к нему 29 сентября 1826 года, в монастыре Джорджтауна. Причем вся округа знала его, как человека исключительно доброго и милосердного. Но никому до сих пор не известно, умер ли он с миром, или же чувство вины мучило его до самой последней минуты…

Сегодня замком Лимоэлан владеет некий месье де Лоне, унаследовавший его от Шаппделенов. Посетить его, увы, не представляется возможным.

Когда в 1737 году Станислав Лещинский, бывший король Польши, тесть короля Людовика XV и новый герцог Лотарингский, поселился в Люневилле, он оказался в самом приятном месте во всей Европе, краше которого было не найти. Сам замок появился совсем недавно: прежний герцог Леопольд I Лотарингский поручил его строительство Боффрану в период с 1703 по 1720 год, чтобы избежать неприятной ситуации в Нанси, связанной с нахождением там французских войск во время войны за испанское наследство.

Станислав был правителем, отличавшимся довольно мягким, приятным и даже несколько патриархальным нравом, и в своем новом владении он ввел за правило особое искусство наслаждения жизнью. Стиль жизни был скопирован с дивного Версаля, как минимум, по степени элегантности и хорошего вкуса. В остальном же атмосфера в Люневилле радикально отличалась: здесь никогда не скучали, тогда как скука всегда была типичной каждодневной проблемой во дворце Великого Короля.

Каждый в этом уютном лотарингском дворце жил как ему захочется, не заботясь о запретах и ограничениях, о которых никто даже и не задумывался, а Станислав – меньше, чем кто бы то ни было.

Когда в 1748 году ему исполнилось шестьдесят, он все еще был довольно крепок и не страдал отсутствием аппетита, как за столом, так и в постели. Что же до последнего, то этот его аппетит иногда даже перекрывал первый. И не без последствий.

Сердцем бывшего короля – так же как и всем его маленьким двором – правила очень красивая женщина: маркиза де Буффле, полная грациозности вдова, чья мать, княгиня де Бово-Краон, была любовницей создателя Люневилля. Итак, Екатерина де Буффле чувствовала себя здесь как дома. Ей было тридцать четыре года, но внешне она выглядела лет на десять моложе благодаря своей свежести, а ее темперамент прекрасно сочетался с ее молодостью. По этой причине некоторые злые языки наградили ее хоть и поэтическим, но от этого не менее язвительным именем «госпожа Сладострастие».

Будучи натурой пылкой и страстной, эта маркиза любила веселье, знатное общество и остроумные игры, и она старалась окружать себя самыми блестящими знатоками в разных областях. Станислав, конечно же, с радостью одобрял подобный образ жизни. Таким образом, завсегдатаем тут стал Гельвеций, равно как и Мопертюи и президент парламента Эно, которые называли себя верными рыцарями маркизы. В замке бывал и любезный Дево, сборщик податей в Люневилле, которого друзья звали Панпаном, ибо он больше увлекался сочинением изящных сонетов и буриме, чем преследованием лотарингских налогоплательщиков. За это ему, без сомнения, были признательны все жители этого региона.

Естественно, в руках такой снисходительной хозяйки Люневилль быстро стал чем-то вроде убежища для всех, кто во Франции и за ее пределами не ладил с властями или с церковью. И действительно, даже некий Ля Галезьер, занимавший пост канцлера и назначенный Версалем для управления герцогством, не смог долго сопротивляться очарованию мадам де Буффле, начав буквально есть из ее рук. Герцог-король же прекрасно знал о вольностях, которые позволяла себе маркиза, и порой закрывал глаза на проделки своей милой подружки.

И вот однажды вечером, шепча нежности своей дорогой Екатерине, он вдруг понял, что не в силах… закончить фразу. Станислав замер на несколько мгновений, затем встал, надел халат и вышел, мягко объявив:

«Спокойной ночи, мадам! Мой канцлер доскажет вам все остальное».

Помимо новых любовников, мадам де Буффле обожала принимать у себя и новых знакомых, особенно если они были известными личностями. И вот однажды ей в голову пришла мысль пригласить в Люневилль человека, ненавидимого как Версалем, так и иезуитами, – любезного, беспощадного, остроумного и опасного господина де Вольтера.

Великий писатель получил приглашение, находясь в замке Сире, что в Бургундии, где он сожительствовал с маркизой дю Шатле. Надо отметить, что это происходило с безмолвного одобрения господина дю Шатле, который, будучи офицером короля, предпочитал проводить большую часть своего времени в армии. Естественно, мадам дю Шатле тоже была приглашена, и очень скоро начались сборы в Люневилль.