Конь Александры исчез.

– Дама, по крайней мере, спросила у тебя дорогу? – осведомился он у лакея, вскакивая в седло, и этот вопрос вызвал у слуги замешательство.

– Дама?

– Ну, та девица, что приехала со мной! – рявкнул Василий.

– Нет, мой господин, но я слышал, как она приказала своей собаке разыскать какую-то Дашу – право, не знаю, кто она такая.

Не особенно обрадованный, Василий поспешил к родительскому дому, надеясь догнать Александру до того, как та угодит в очередную историю. Однако по дороге он никого не увидел и к тому времени, когда нашел свою мать в оранжерее, уже запыхался от гонки.

Не сознавая, что делает, он заорал:

– Где она?

Мария преисполнилась праведного гнева:

– И так ты приветствуешь мать после трехмесячной разлуки?

– Мама, Александра здесь?

– Нет, по-моему, – фыркнула она. – А разве она не с тобой? Пока что здесь только ее слуги, последний приехал несколько минут назад.

Услышав это сообщение, Василий задумался.

– Этот последний был женщиной? Мария нахмурилась:

– Я думаю, это возможно. Я хочу сказать, что теперь, когда ты об этом спросил, я уверена, что… да, пожалуй, это была женщина.

Обессиленный, Василий рухнул на ближайшую скамью. Мария внимательно вгляделась в него и подозрительно спросила:

– Уж не хочешь ли ты сказать, что она и есть баронесса Русинова.

Пережитое беспокойство должно было вызвать у Василия гнев, но вместо этого он поймал себя на том, что улыбается:

– Боюсь, что да.

Мария пришла в ужас:

– А я отправила ее в девичью к служанкам!

И тут Василий расхохотался.

– Я просто сгораю от стыда, – говорила Мария сыну вечером в гостиной. – Почему она ничего не сказала?

Они ожидали Александру, чтобы сесть за стол. Василий уже побывал во дворце, чтобы известить короля о своем возвращении, но Штефан был занят совещанием с министрами и передал графу, что ждет его у себя завтра, и у Василия осталось совсем немного времени, чтобы вернуться домой и переодеться к обеду, который устраивала мать, – ни за что на свете он не согласился бы его пропустить, а кроме того, еще и успеть успокоить Фатиму.

Девушка являла собой пример безграничного отчаяния. Она рыдала не переставая, и хотя раньше при виде ее слез Василий готов был уступить Фатиме во всем, на этот раз он ничего не мог поделать, так как знал Алин и ее умение до всего докапываться, тем более что слуги баронессы оказались слишком умны и проворны. Поэтому граф решил, Что гораздо легче на время отослать Фатиму, чем снова рискнуть навлечь на себя и девушку Гнев Александры. Но даже когда граф сказал Фатиме, что изгнание будет временным – как он надеялся, – она оставалась безутешной.

Конечно, самым легким способом утешить бившую рабыню были любовные ласки, но – невероятная вещь! – у Василия не возникло ни малейшего желания это сделать. Маленькое изящное тело Фатимы уже не будило в нем прежней страсти, и все, о чем он мог думать, были сладострастные изгибы и великолепные груди, такие огромные, что не хватало рук, чтобы удержать их, ..

Господи! Он снова это вспомнил!

Усилием воли Василий сосредоточился на беседе:

– Александра ничего не сказала, потому что она равнодушна к таким вещам. С таким же успехом ты могла бы устроить ее в конюшне, и она была бы довольна и счастлива.

– Что за чушь! – возмутилась Мария. – И почему она так странно одевается? Что-нибудь случилось с ее платьями?

Василий пожал плечами:

– Она привезла с собой целую гору сундуков, но я и понятия не имею, есть ли там хоть одно платье. Я никогда не видел ее в другой одежде, кроме той, в которой она приехала сюда, Глаза Марии сузились: она явно была недовольна сыном.

– Я смотрю, ты продолжаешь насмехаться? Право же, Василий, я не вижу здесь ничего забавного.

– Не могу выразить, мама, как я рад это слышать. Но, откровенно говоря, сегодня ты Вряд ли увидишь что-нибудь забавное.

– И что это значит?

– Должно быть, он имеет в виду меня, сударыня, – сказала Александра, входя. – Ваш сын с трудом переносит мое общество и Считает, что и вы тоже не сможете меня терпеть.

– Но, дорогая, что навело вас на такую мысль? Василий еле удержался от смеха. Графиня на секунду замешкалась, ибо Алин по-прежнему была в том нелепом костюме, в котором приехала, – она сняла только плащ и шапку. Мария вспомнила, как Василий говорил, что никогда не видел свою невесту в платье, и бросила на сына пронзительный взгляд. Как ни в чем не бывало, Александра продолжала:

– Если вы мне не верите, мадам, спросите его. Граф просто презирает меня.

Василию следовало бы догадаться, что вечер пройдет совсем не так, как он рассчитывал.

Конечно, мать будет шокирована ее откровенностью, но, судя по всему, ему тоже порядком достанется.

Мария опять возмутилась:

– Василий, скажи ей, Что это не правда. С ленивой улыбкой граф снизошел до ответа:

– Конечно, не правда. Мое отношение к тебе, Алин, никак не похоже на презрение. Презрение – такое холодное чувство, а мое гораздо теплее…

Баронесса сделала вид, что не заметила намека, и, изогнув бровь, продолжала елейным тоном:

– Значит, ради твоей матери мы должны лгать?

– Да нет, черт возьми, я не презираю тебя!

– Василий, – укоризненно вмешалась Мария. Граф вздохнул. Надо взять себя в руки, а то он не доживет до конца обеда, а самодовольный взгляд Александры как раз предназначен для того, чтобы снова вывести его из терпения.

Маленькая ведьма! Она нарочно старается его допечь!

– Прости, мама. Почему бы нам не признать, что знакомство состоялось, и не сесть за стол? Мария поспешно согласилась:

– Прекрасная мысль, но… Александра, может быть, вы сначала смените свое…

Александра одарила графиню таким невинным взглядом, какого Василий не видел ни разу в жизни:

– Сменить что?

Василий знал, что все это – сплошное притворство, но его мать попалась на удочку:

– Ну, вашу одежду, дорогая. У нас принято одеваться к обеду.

– Но я одета…

– Нет, я хочу сказать…

– Оставь ее, мама, – перебил Василий. – Ей-богу, я искренне считаю, что у нее нет платьев.

– Конечно, есть, – возразила Александра. – Как ты думаешь, а что в тех чемоданах, которые мы привезли?

– Кнуты и кинжалы, – с каменным лицом ответил граф.

Александра Искренне рассмеялась, и Василий очень удивился.

Этот смех пробудил в нем теплые чувства к девушке, и он улыбнулся, но Мария оставалась такой же серьезной.

– Мы поговорим о ваших туалетах завтра, Александра, – сказала она, вставая. – А теперь, Василий, проводи нас в столовую.

Он послушно встал, размышляя, не лучше ли было заранее хотя бы намекнуть матери, каковы застольные манеры его невесты.

Если Мария случайно оскорбила бы Александру, та могла бы вспылить, и последствия этого могут быть самыми непредсказуемыми.

Но оказалось, что, граф волновался напрасно. Просто он забыл, что Алин привыкла не обижаться, если ей делали замечания по поводу ее необычного поведения. И действительно, Мария довольно долго не замечала, что Александра ест руками, а когда, наконец, заметила, то была не столько шокирована, сколько смущена. Впрочем, временами Мария и сама бывала на редкость прямолинейной.

– Вас никто не учил достойно вести себя за столом, дорогая?

Александра пожала плечами:

– Учили, наверное, но это было так давно, что я все забыла.

– Почему же вы не продолжили уроки хороших манер?

– Да вы, должно быть, шутите! – Алин рассмеялась, – Возиться со столовыми приборами – потеря времени. А я могла бы посвятить его своим «деткам».

На сей раз Мария была скандализована, и ее, золотистые глаза обратились к Василию:

– Ее деткам?

– Лошадям, мама. И снова шок:

– Ты называешь ее деток лошадьми?

– Нет, – терпеливо возразил Василий. – Это она лошадей называет своими «детками». Алин увлекается коневодством.

– Это не смешно, Василий!