Вероятно, все они имели в таборе мужей, но Василий мог не опасаться, что ему всадят нож в спину, когда он будет покидать табор. Для цыганок было в порядке вещей отдаваться за деньги, в этом заключалась их профессия, и, если партнер не был цыганом, никто не возражал. Но стоило какой-нибудь из них бросить неосторожный взгляд на своего соплеменника, как муж готов был уже убить ее. Цыгане жили и умирали по своим особым законам, за исполнением которых ревностно следил их «бульбаши».

Василий был так поглощен своим занятием, что даже не заметил, как табор внезапно затих, а потом так же внезапно ожил, не слышал он и того, как подъехали его друзья. Поэтому Штефан с Лазарем некоторое время просто сидели на некотором расстоянии и наслаждались спектаклем. Для Штефана это зрелище было тем более захватывающим, что он никогда еще не видел, как его кузен раскидывает сети своей любовной магии: ведь Штефан сам бывал занят точно тем же, когда с тремя ближайшими друзьями отправлялся на поиски наслаждений.

Василий тем временем стремительно продвигался вперед: одежда летела во все стороны, и, судя по всему, он уже забыл, что обычно делами такого рода занимаются в некотором уединении. А может, просто достиг такой точки, когда уже ничто не имеет значения.

. Одна из его поклонниц заметила зрителей, но, как видно, для нее это было неважно, ибо она была очень занята тем, что ласкала могучую мужскую грудь, только что бесстыдно обнаженную ее подругой. Ничего удивительного – таково уж было воздействие Василия на женщин. Его общество заставляло их забыть о скромности, морали и общественном мнении на всю оставшуюся жизнь. Где бы он ни появлялся и что бы ни делал, женщины тут же начинали искать с ним встречи, а встретившись, рвались к нему в постель. В то время как другим приходится долго и мучительно добиваться благосклонности женщин, Василию достаточно было войти в комнату и поманить пальцем любую. Собственно говоря, хватало только его присутствия – женщины сами тянулись к нему.

Его мужественная красота всегда манила слабый пол, но его друзьям от этого тоже немало перепадало, и потому они не завидовали его удаче. И хотя на первый взгляд могло показаться, что успех у женщин – самое главное для Василия, впечатление это было обманчивым. Не всю свою жизнь он посвятил погоне за любовными утехами – по крайней мере большую ее часть проводил совсем иначе.

Василий был отлично сведущ во всех четырех воинских искусствах и во время коронации Штефана исполнял многочисленные обязанности. Но особенно серьезно он относился к своей обязанности члена королевской гвардии – Василий был личным телохранителем Штефана и ни в коем случае не оказался бы здесь, если бы знал, что вечером король собирается покинуть дворец, а вот приехал бы сюда Штефан, если бы не Василий, – спорный вопрос. Прежде чем заняться собственными делами, Василий неизменно справлялся у короля, не нужен ли он.

В этот момент ублажавшие Василия гурии решили наконец потребовать удовлетворения собственных взбудораженных желаний, и, чтобы сохранить мир и спокойствие, Штефан звучно кашлянул: он не мог позволить Лазарю поддаться искушению поддразнить Василия, упрекнув того в нескромности. Штефан знал, что дело кончится потасовкой, хотя потом они оба лишь посмеялись бы над этим.

Уловка не сработала – Василий не услышал кашля. Вторая попытка привлечь его внимание тоже не увенчалась успехом.

Тогда Лазарь довольно громко заметил:

– Цыгане давно бы уже разбогатели, если бы догадались продавать билеты на это представление. А потерявший терпение Симон добавил – Похоже, что Василию все равно. А зрелище, черт побери, будет почище, чем новая пьеса, которую уже вторую неделю играют в театре «Гранд».

Василий встрепенулся и со стоном уставился на них; но стон был вызван не замешательством, а тем, что его прервали.

– Как вы, черт возьми, нашли меня?

– Ты ведь сказал Фатиме, куда собрался, – пояснил Штефан и, бросив взгляд на женщин, даже не попытавшихся привести в порядок одежду, которой на них оставалось не так уж много, добавил:

– Кстати, она не возражает?

– У Фатимы на меня не больше прав, чем у меня на нее. Она получила свободу, чего же еще ей надо?

– Мужа.

– Всякий раз, когда я заговариваю об этом, она плачет, – сказал Василий с таким отвращением, что вся троица дружно расхохоталась. Фатиму подарил Василию Великий Визирь Турции, и она была красивой и чувственной девушкой, обученной всем женским ухищрениям, позволяющим доставить мужчине удовольствие. Возможно, Василий и подарил ей свободу, но слабо верилось, что он достаточно часто предлагал Фатиме найти ей мужа.

Василий не обиделся на насмешку, но был чрезвычайно раздосадован тем, что их неожиданное появление помешало ему должным образом распорядиться тремя парами великолепных обнаженных грудей.

– А ты как здесь очутился, Штефан? И почему мне никто не сказал, что сегодня вечером ты собираешься куда-то поехать?

Усмехнувшись, Штефан внимательно поглядел на кузена:

– Если бы ты не поленился принять гонца от матери в любой из трех минувших дней вместо того, чтобы делать вид, что тебя нет дома, ей не пришлось бы обращаться ко мне с вопросом, куда это я тебя услал. Кстати, а как ты ухитряешься не встречаться с ней во дворце.

Василий нетерпеливо провел рукой по золотистой шевелюре:

– Это нелегко. И ты, значит, объяснил ей, что никуда меня не отсылал?

– Нет, я только пообещал найти тебя и прислать к ней как можно скорее. Почему ты ее избегаешь, кузен?

– Потому что всякий раз, получив от матери официальное приглашение, я готов биться об заклад, что мне это будет не по душе. Она опять начнет меня пилить и убеждать, что пора жениться, как три месяца назад, или отчитает за мою последнюю интрижку.

– Какую? – полюбопытствовал Штефан.

– Ту, о которой ей удалось прознать. Так как у Василия в столице была не одна любовница, а сразу три, не считая Фатимы, обосновавшейся у него дома, а также несметного количества других женщин, постоянно вешавшихся ему на шею, то комфорт, с которым он расположился в таборе, был достоин всяческого удивления. Как и любой другой мужчина, по крайней мере свободный от любви к определенной женщине, Василий, в отличие от Штефана, любил разнообразие, но вкусил его уже столько, что любой другой на его месте давно бы уже пресытился.

– Может, ты пошлешь меня куда-нибудь? – с надеждой спросил Василий. Штефан рассмеялся:

– Только не сейчас – ведь я обещал тетке доставить тебя даже лично, если потребуется. На этот раз, дружок, тебе придется смириться с нравоучениями, пилежкой и язвительными упреками. А в следующий раз предупреди заранее, и я пошлю тебя хоть в Австрию, хоть во Францию, и даже на несколько месяцев, хоть и не вижу в этом большого смысла, потому что, когда ты вернешься, твоя мать будет тут как тут. Ты бы лучше подумал над тем, чего она от тебя добивается.

– Чтобы я женился? – фыркнул Василий. – Да это просто смешно. Меня никогда бы не удовлетворила только одна женщина.

– А кто сказал, что ты должен ограничивать себя?

Василий бросил на Штефана кислый взгляд:

– У твоей королевы старомодные представления о верности, говорю это на случай, если ты сам еще не заметил. Господи, да если я женюсь, мне придется скрывать это от Тани, иначе она возьмет с меня клятву, чтобы в мою постель допускалась только графиня и никакая другая женщина.

Симон с Лазарем рассмеялись еще до того, как он, закончил свою тираду, но Штефану было не до смеха.

– Таня тебе что-нибудь об этом говорила?

– Только то, что мне следовало бы посвятить как можно больше времени поискам настоящей женщины, то есть столько же, сколько я трачу на погоню за недостойными. Уж не знаю почему, но она вбила себе в голову, что я несчастлив. Ты можешь такое вообразить? Да я и помыслить не могу о том, чтобы стать счастливее!

– Она влюбленная женщина, – заметил Лазарь, – а влюбленным женщинам хочется, чтобы все вокруг тоже были влюблены.