- Ты не атлант, и не бореец, а подлый выродок! – сказал Промеат и отвернулся.

Матери и вожди молча ждали. Большинство гостей спешило выбраться из зала. Когда схватываются боги, простым охотника лучше быть подальше. Многие помнили, как под Джиером вызванные Громовержцем молнии валили своих и чужих…

Ор решил, что время пришло:

- Севз, ты не забыл, что я когда-то спас тебя?

- Человек не может спасти бога, - поправил Громовержец, - но верно, ты помог мне. Говори, чего хочешь за это?

- Отпусти Приносящего свет.

- Не могу! – Севз развел руками. – Матери решили, что его испытают духи. Как я нарушу их волю?

Тогда Ор выдернул нож и прыгнул на Севза. Отяжелевший от еды и некты, тот вряд ли успел бы отразить удар. Но более молодой, длиннорукий Пстал, медленный, когда приходилось думать, дубиной действовал мгновенно. Мелькнув в воздухе, она настигла гия и ударила по голове. Ор упал у ног Севза. Тот остановил Пстала, вновь поднявшего дубину:

- Вот теперь я верну долг! Заберите его, - кивнул он борейцам, - а завтра после полудня отпустите.

Двое молодых воинов подхватили гия под руки и поволокли из зала. Им пришлось посторониться – навстречу, окруженная борейцами, шла жрица из Умизана.

- Зачем ты прислал за мной стаю воинов? – спросила она. – Хватило бы и одного вестника.

- Помолчи, женщина! – Севз говорил торжественно. – Матери и вожди подозревают, что ты помогла вот этому своему соплеменнику подделать жребий. А сегодня поссорила оолов с ибрами. Вы оба будете испытаны птицами на священной скале.

- Ах вот оно что! – вскрикнула жрица. – Губя Промеата, ты решил заодно отделаться от меня! А если я расскажу вождям…

Но вожди устали от обвинений и разоблачений, томились своим решением и хотели одного: поскорее добраться до стоянок вокруг Атлы. Никто не слушал, о чем кричала атлантка, всегда глядевшая на них с высокомерным презрением.

- Акеан! – позвал Севз.

Но благородный отпрыск титанов, верный сообщник Майи и расторопный прислужник будущего властелина Востока не отозвался. Услышав, как Севз торгуется с Гехрой, он, пригибаясь за спинами, выбрался из зала, отвязал коня и давно уже скакал в густеющих сумерках к багровым от заката горам.

- Кто знает дорогу к Скале Коршунов?

- Я! – кинулся Ип. Душу его теплой волной обдало счастье – служить истинному Господину!

Погруженный в мысли Промеат открыл глаза – узнать, отчего стихли шаги. Майя, до этого яростно метавшаяся по тесному подземелью, замерла у стены. Лунный свет из узкого окошка упал на лицо жрицы, ее губы медленно раздвинулись в улыбке.

- Что это ты развеселилась? – Приносящий с любопытством глядел на Майю.

- Поняла! Теперь поняла, почему мы оказались тут вдвоем!

- Видно, боги решили пошутить.

- Ха, боги! – Майя тряхнула головой, отбрасывая спутанные волосы. – Богам нет дела до нашей возни. Просто Севз просил твоей головы, а Гехра взамен потребовала мою! Кругломордая бореянка научилась торговаться! Теперь Быку несдобровать!

- Я знал, что схватки не миновать, но не ждал от него такой обдуманной низости, - сказал знаток.

- Тут, конечно, я помогла. Обидно! – добавила жрица, помолчав. – Троих властных я кормила замыслами из рук, и ни один не стоил того! Все же я ошиблась в игре – выбрала не тот камень!

- Кого еще было выбирать? Не меня же!

- Только тебя! – ответила жрица серьезно.

- Я не играю в игры, замешанные на предательстве.

- Ты обвиняешь в предательстве меня? – Майя поджала губы. – Но что такое я? Ну, выдавала одним полководцам планы других. Кстати, это я подкинула тебе весть, что Тифон идет на Акор – надо было осадить Наследника. Ну, притворялась, лгала, распускала слухи. Но все это меркнет по сравнению с тем, что сделал ты. Если уж искать настоящего предателя, то страшнее тебя нет. Ты – честный, добрый, справедливый – отдал на растерзание врагам родину! И ты не только разрушил Срединную, но ухитрился убить ее душу! Я согласна, наши правители не стоили доброго слова. Но, уничтожив их, ты разрушил то, что мы растили двенадцать веков. Уже не для кого будет мастерам делать украшения, незачем знатокам искать тайны, певицам – выдумывать песни, художникам - расписывать храмы или отливать статуи. Дикие уплывут, пахари вернутся на поля, но их внуки сами станут дикарями…

- По-моему, это не я, а кто-то другой силился растоптать Срединную и притом с твоей помощью, - отрезал знаток.

- Без тебя он ничего бы не сделал, - возразила Майя. – Но и ты бы один не удержался. Не Севз, так другой оседлал бы твои победы.

Промеат промолчал. Он никогда не понимал прелести тонких политических ходов, а хитрые и коварные люди вызывали у него отвращение. И все же слова Майи больно задели его.

На боку одного из холмов западнее Атлы краснела отвесная, словно стесанная гигантским топором скала. Под ней была сооружена невысокая каменная ступенька, ажурная ограда отделяла место у скалы от широкой мощеной площадки, где в старые времена собирались столичные любители зрелищ.

Ранним утром к скале подъехали два десятка кудлатых всадников, окружавших привязанного к коню Промеата. Пленник был один, Майя на рассвете приняла яд, то самое зелье яптских знахарок, которым заговорщики отравили на Канале медведей охраны.

Борейцы развязали пленника и подвели к скале. Ип ремнями притянул запястья знатока к позеленевшим кольцам, вбитым в стену, и отступил, любуясь сделанным.

- Воины! – окликнул Промеат борейцев. – Убейте, не оставляйте коршунам.

- Не бойся, Приносящий, - ответил старший, - птицы не тронут тебя. Я верю, что ты невиновен.

- Слушай, воин, это место казни. Здешние птицы приучены убивать любого.

- Нет же! – убежденно сказал бореец. – Молниеносный все объяснил нам. В полдень мы вернемся и отвяжем тебя.

- Что же, прощайте, - грустно усмехнулся Промеат.

Борейцы торопливо сели на коней и заспешили прочь. Обернувшись, старший увидел, как над скалой закружились бесчисленные коршуны.

Неумело трясясь на лошади, Ип весело болтал. Борейцы ехали молча, сверкая глазами из-под спутанных волос – настоящие дикари! Неважные слущатели, но что поделаешь! Ип смаковал подробности, вспоминал прежние казни, на которых побывал с Агданом.

- И птицы убивали всех? – спросил заросший до глаз старший.

- А как же! – ухмыльнулся Ип. – Ведь тут казнили самых сильных врагов Подпирающего!

- Значит, ты знал, что будет казнь, а не испытание?

- Конечно! – либ глянул на кудлатого с превосходством. – А, думаешь, Молниеносный не знал? О-о! Вождю нельзя без хитрости…

- Знал и не сказал? – старший остановил коня и загородил путь Ипу.

- Я выполнял приказ! – завизжал тот.

- Приказ испытать или казнить?

Либиец побледнел, встретив яростный взгляд борейца, и тут один из воинов, подъехавших сзади, проткнул шакала мечом. Воин убрал меч и деловито взял за повод лошадь, оставшуюся без седока. Хоть немного облегчив душу, борейцы поскакали дальше.

В радости и в горе гии не стыдятся слез. Но сейчас Ор не мог плакать. Плачут по ушедшей к предкам матери, убитому врагами брату. Ведь жаль ушедших! Но когда сама Земля осиротела – какие тут слезы! Ор медленно брел к гавани, останавливаясь, когда боль в голове сменяла тупую лопату на отточенную кирку.

В гавани уже всё знали. Тейя рассказала Ору, что утром к укрепленным ибрами домам подскакал Чурмат, прокричал новость и добавил, что, если люди Приносящего не будут задираться и вредить Молниеносному, их не тронут. Ибры хотели убить борейца, но Инад остановил их. Приносящий свет не велел мстить.

Четыре дня гий пролежал среди атлантов, как и он, не добитых дубинами оолов.

Приходил Инад, склонялся над ранами – непривычно молчаливый, затянувший чувства тугой петлей суровости. Он теперь был вождем. Ор знал, как это трудно. Молодые ибры приносили пойманных у пристани рыбешек. Вечерами Тейя пела простые песенки – колыбельные, дорожные или про песчаный берег, на который выбегает прибой. Затягивались раны, возвращался вкус к жизни.